Осмотрел раны шотландца, но сначала пришлось вскипятить воды и отмочить присохшие бинты. На груди все оказалось нормально, края начали подживать, а вот порез на ноге опять стал кровить. Оно и понятно, он глубже, да и верховая езда не способствует заживлению. По-хорошему бы надо Туку отлежаться минимум неделю и вставать только в сортир с костыликом… Ан нет, не получается. Времени у нас нет… Совсем. Одна надежда на мазь и крепкое здоровье шотландца.

Оставил своего новоявленного эскудеро кашеварить, предварительно заставив вымыть руки и снабдив строжайшими инструкциями, сам полез в реку мыться.

А потом, разойдясь, еще и Родена загнал в реку и хорошенько отдраил.

Пока коня мыл, совершенно неожиданно приметил и вскоре набрал почти полсотни раков. Один в один похожих на современных, правда, необычайно крупных.

Вода как раз закипела, и я недолго думая в два приема отправил весь улов в котел.

Немного побаивался: вдруг французы в эти времена не очень-то жалуют раков, и я в очередной раз присяду в лужу, но все оказалось в порядке. Тук весь изошел от нетерпения, пока добыча сварилась. Слопали по паре штук, а остальное оставили на десерт, под вино.

Скушали сборный кулешик, отдышались и принялись с толком и расстановкой за вино с раками.

– Фу… куда так жрать… – Я откинулся на седло и распустил пояс. – А ты ешь, не стесняйся, тебе как раненому герою положено. Разрешаю…

– Лопну же, ваша милость… – Тук постепенно начинал набирать жирок и выглядел уже не таким худым, как при нашей первой встрече.

– Не лопнешь. Давай рассказывай, как священник исповедь принимает… – Я старался узнать как можно больше о католической вере, во время маскарада все может пригодиться.

– Монсьор, а зачем вам это? Я приметил, что вы и облачение монашеское из приюта прихватили, – осторожно поинтересовался Тук. – Не поймите меня превратно, я же могу и чего хорошего присоветовать. Зачем вам в монаха переодеваться?

– Догадливый… – Смысла скрывать от Тука свои намерения уже не было. Преданность свою он доказал с лихвой и действительно мог помочь советом. – Ладно… расскажу, подлей вина в кубки. Дело в том, что я хочу попасть в замок Бюзе. Просто так меня туда не пустят, мало того – вероятно, попытаются убить, вот я и решил сменить личину. И не вздумай сейчас пороть чепуху по поводу чести кабальеро и всякую подобную хрень. Для достижения моей цели все способы хороши… Ну, почти все. Против меня никто честно играть не собирается, вот и получат в ответ то же самое, с лихвой.

– И не подумаю, монсьор… – Тук, улыбаясь, покачал головой. – Все хорошо к месту, честь кабальеро в том числе. Это же я вам присоветовал титул и имя сменить. Забыли?

– Не забыл. – В действительности же я совсем упустил из виду, по чьему совету стал де Сегюром.

– Зачем вам в замок? Повидать кого хотите?

– Да. Эти уроды увезли туда жену моего отца. Она на сносях, и если родится мальчик, он будет единственным законным наследником страны Арманьяк. Наследником, который пока не запятнал себя враждой с Пауком. Дядя мой в Бастилии, второго гоняют как зайца и тоже возьмут со дня на день, и формально у Паука есть на это причины, но истинное дело – в землях, он собирается присоединить их к домену короны. А малыш в этих восстаниях не запятнан, и, значит, отбирать у него наследство нет причин. В случае если Паук все-таки это сделает, возмутятся очень многие. Это попрание свобод дворянства. Следовательно, что?

– Мальчик не должен родиться… – Тук покачал головой. – Да… Не зря руа франков Всемирным Пауком прозвали… Но как вы собираетесь вытащить контессу[88]? Это же невозможно в одиночку.

– Не знаю… пока не знаю… Но разведать все я обязан. Пускай даже сгину… Но этот еще не родившийся мальчик – надежда всего нашего рода и единственная возможность нам вернуть свое. Если он благополучно вырастет, то не будет необходимости даже воевать. Мы все сделаем по закону. Паук вернет Арманьяк.

– Ваша милость… – Тук тяжело поднялся и тут же стал передо мной на одно колено. – Это благородная цель. Дело, за которое не стыдно умереть. Я клянусь… клянусь своей жизнью, что пойду за вами до конца, и призываю Господа Бога засвидетельствовать мою клятву. Примите ее, монсьор…

– Я принимаю, Уильям Логан, твою клятву! – Поступок Тука меня немного ошарашил.

Но шотландец говорил с таким пылом и страстью, что я растрогался чуть ли не до слез.

– Встань, братец, и налей нам вина. Вместе мы скрутим голову Пауку, как паршивой курице…

Вечер закончился на отличной ноте. Мы опять наклюкались, допив все вино, и обсудили много важных моментов, о которых я даже не подозревал. Шотландец оказался еще тем хитрецом, и я, ложась спать, был уже гораздо более уверен в успехе своей миссии. Касаемо ее первого этапа. А вот как вытащить Жанну? В общем, пока не знаю… Но вытащу обязательно.

– Базиль, отдай распоряжение сейчас же начинать работу. – Отец сидел в кресле в маленьком кабинете и отдавал распоряжение коренастому горбуну в черных одеждах. – Каким образом перестроить часовню, ты знаешь.

– Не сомневайтесь, ваша светлость. Все будет выполнено точно по вашим указаниям. – Горбун низко поклонился. – Через седмицу работы закончат.

– Я не сомневаюсь, Базиль. В ком угодно, только не в тебе, мой добрый друг. Я знаю, что скоро к замку подойдут войска Паука, но я отдал распоряжение не сопротивляться и сдать его по первому требованию, дабы избежать ненужных жертв и разрушений.

– Я в курсе, ваша светлость; очень мудрое решение. – Горбун опять поклонился. – Разрешите мне идти?

Я сидел рядом с отцом и ловил каждое слово, прекрасно понимая, что опять вижу сон, и боялся даже пошевелиться, чтобы не проснуться.

Как только горбун вышел, отец повернул голову ко мне и сказал:

– …ваша милость, ваша милость… вставайте. Кто-то сюда едет…

– Все-таки ты зараза, Тук… опять не дал досмотреть. – Открыл глаза и чуть с досады не врезал шотландцу по морде. – Кто там едет? Зачем?

– А я откуда знаю… – Тук на всякий случай немного отодвинулся. – Его пока только слышно, но еще не видно.

Я прислушался… действительно к нам кто-то приближался, пьяно горланя фривольную песенку про белошвейку Мари и артель лесорубов.

– Ну и чего ты переполошился? Это какой-то пьянчужка… Подожди, подожди… – Я прислушался, голос показался мне очень знакомым. – Туды ж твою в качель! Тук, мигом в кусты – и взять живьем эту скотину…

Я узнал голос! Симон! Сволочь Симон! Симон, сбежавший из приюта и предавший меня и приора Иакова. Ублюдок… Есть все-таки Бог на небе…

На поляну, треща ветками, выехал большой упитанный мул. Верхом на нем сидел мертвецки пьяный Симон, горланил песню и что-то прихлебывал из оплетенной соломой глиняной бутыли.

Увидев лошадей, Симон недоуменно потряс головой и тут же вылетел из седла, выбитый из него мощным ударом. Тук, неслышно появившись из кустов, с одного удара послал бывшего послушника в глубокий нокаут.

– Отличный удар, дружище, теперь вяжи его… Да, и мула тоже не забудь привязать… пригодится, – приказал я Туку, чувствуя, как сердце наливается радостью и одновременно бешеной злобой.

Шотландец спеленал Симона, посадил спиной к дереву, затем плеснул ему водой в лицо.

– А… Что… Зачем… – Симон таращил глаза, ничего не понимая.

– Хватит мычать, скотина. Давай rasduplyaisya, padla… – Я приподнял ему голову, просунув под подбородок кинжал. – На какие денежки гуляешь, ублюдок? На тридцать сребреников?

Симон потряс головой и наконец узнал меня, а затем и Тука, поигрывающего мечом.

– А-а-а… Зачем… Не может быть… Ваша милость… – с ужасом завыл бывший послушник и несколько раз подряд громко испортил воздух.

– Тьфу, свинья. Тук, угомони его… только пока не до смерти… – Я отошел в сторону и отвернулся.

Раздался звук сильного удара, затем еще один. Симон взвизгнул и затих. Трясущийся крупной дрожью, с подбитым глазом и расквашенным носом, послушник представлял собой совсем печальное зрелище, а в довершение ко всему он еще и умудрился обмочиться. Мерзость… тварь, слабоват оказался на расправу. Ну ничего, мы еще даже не начинали…