– Да, сын мой, я знаю, что ее пощадили, но где она сейчас – не ведаю.

– Какие права на наследство будет иметь ее ребенок? Мальчик. Будем считать, что родится мальчик.

– Всё… формально – всё. Брак твоего отца с Жанной де Фуа освящен церковью, и права наследования никто не сможет оспорить. Но… – Приор сделал паузу. – Но, Жан. Для того чтобы эти мысли имели хотя бы малейший смысл, дитю надо сначала родиться, а потом Всемирный Паук должен пожелать отдать земли. Как первое, так и второе крайне маловероятно. Как ни печально это звучит, но это так.

– Я понимаю. – Потянулся к кувшину и вдруг обратил внимание на свою руку в сутане… и неожиданно родилось решение: – Падре, а есть в замке Бюзе Сен-Такр представители вашего ордена?

– Есть, фра Варсонофий состоит там замковым капелланом… – Приор недоуменно на меня уставился.

Через несколько секунд недоумение сменилось пониманием, и еще через мгновение старик гневно заговорил:

– Ты сошел с ума. Я все понял: Жанну перевезли в замок Бюзе? Так? И ты собираешься сунуть свою голову в пасть льву. Воистину Господь лишил тебя разума. И не проси. Я не хочу брать грех твоей смерти на свою душу…

Скоро приор выдохся, замолчал, отдуваясь, и стал глушить сидр кружками.

Я как мог спокойно и рассудительно изложил свои соображения, потом затих еще на пару минут, пережидая, пока спадет очередной приступ его гнева.

Не знаю, как мне удалось убедить приора, но он, обвиняя меня в полной тупости, все-таки написал письмо с сопроводительной запиской к капеллану замка Бюзе.

В письме ничего крамольного не было. Приор интересовался здоровьем капеллана и приглашал его на теологическую конференцию при приорате. В записке же указывалось, что с письмом направлен брат Фома, которому и предписывается вручить фра Варсонофию оное.

Задумал я довольно простой план. Проникнуть неузнанным в замок. Все. На этом план заканчивался, и начиналась дикая импровизация. Программа-минимум: попытаться что-нибудь предпринять для очистки своей совести. Хотя бы увидеть мачеху. Программа-максимум: похитить ее и сопроводить в Наварру.

Пока не имею ни малейшего понятия, как осуществить заключительную часть своего плана. Пока…

– Жан, пообещай мне… – Старик уже смирился с тем, что ему не удастся уговорить меня совершить постриг.

– Что, падре?

– Пообещай мне и поклянись на распятии, что будешь беречь себя. – Приор тяжело встал, снял со стены распятие и дал мне в руки. – Клянись, что, после того как убедишься в тщетности своих попыток, ты вернешься ко мне и совершишь предначертанное. Обратишься к Господу.

– Клянусь, падре, – поклялся искренне.

Не люблю шутить с высшими силами. Я действительно очень тщательно буду оберегать свою шкуру и постараюсь не совершать глупых поступков. И действительно, после того как пойму тщетность своих планов, приму постриг. Это правда. Но… Сразу говорю, я одновременно клянусь, что использую любую возможность, любую лазейку для исполнения своих намерений и буду бороться, пока не достигну своего. Я честен пред собой и пред Богом.

Вторую часть клятвы я произнес про себя, поцеловал распятие и отдал приору. Мы еще немного поговорили, и, когда настала глубокая ночь, он ушел, оставив меня наедине со своими мыслями.

К этому времени я уже находился в полубессознательном состоянии. Слишком много событий произошло за один день, и организм просто не выдержал напряжения.

Положил рядом с кроватью на табурет заряженный арбалет и эспаду. Дагу положил рядом с собой на кровать и только закрыл глаза, как сразу провалился в глубокий сон.

– …мой отец завещал мне казну эту, так как я сейчас завещаю ее тебе, сын мой. Запомни, употребить ее должно только во славу рода нашего. Клянись. – Коренастый человек протянул мне блеснувшее в тусклом свете факелов распятие.

Да что такое… приору клянись, теперь этому клянись…

– Клянусь, отец мой… – произнес я, осознавая, что досматриваю свой прошлый сон, как вдруг человек передо мной опять исчез в ярком свете…

– Daite son dosmotryet, svolochi! – в отчаянии заорал я, открыл глаза и увидел в свете свечи встревоженное лицо приора.

– Вставай, Жан, вам надо срочно уезжать.

– Что случилось? – Я рывком встал с постели.

– Исчез из приюта Симон. Послушник. Тот, кто приходил к нам в келью… – Лицо приора было встревоженным и злым одновременно.

– Как это произошло? – Матерясь про себя, стал натягивать шоссы.

– На него наложено покаяние: творить молитву по четыре раза в ночь. Брат Гаспар – тот, которого вы видели у ворот, – пришел будить этого негодника и обнаружил только пустую постель. Вышел якобы по нужде, стервец, перелез через забор и скрылся.

– Думаете, он узнал меня и побежал доносить?

– Скорее всего, так и есть… – Приор подал мне колет. – Возможно, он подслушал наш разговор, возможно, где-то видел тебя раньше, но это уже не важно. Тебе надо срочно уезжать.

– Куда он побежал?

– В Лектур. Туда три часа быстрым шагом… Обратно на лошадях примерно час. Исчез он, скорее всего, около двух часов назад. Гаспар видел, как он выходил в нужник. Вот и считай, сколько у тебя времени.

– Где этот бездельник… – Я никак не мог пристегнуть наплечники[66] к кирасе. – Выдеру собаку!

– Он седлает лошадей. – Приор неожиданно ловко помог мне. – Я с ним разговаривал. Он пройдоха, но, кажется, надежный человек. Можешь на него положиться.

– Что с вами будет, падре?

– Ровным счетом ничего… – Старик язвительно улыбнулся. – Я принадлежу к ордену, с которым у Паука пока не хватит сил справиться. И он это прекрасно понимает. Я могу даже не пустить его воинов сюда. Если он подаст жалобу в епархию, то ему придется доказывать, что я принимал именно тебя.

– Падре… удави этого поганца. Как его… Симона.

– Зачем? – Лицо приора исказилось зловещей гримасой. – Он будет гнить в монастырской темнице да конца века своего. А век у него будет долгим. Уж я позабочусь об этом.

– По мне, так ему надо просто перерезать глотку. – Я застегнул пояс и натянул берет. – Ну что, падре… Давайте присядем на дорожку.

– Зачем? – непонимающе уставился на меня доминиканец.

– Примета такая есть.

– Все в руках Господа нашего, а приметы, сын мой, – отголоски язычества невежественного, – наставительно сказал приор. – С Богом. С дороги уходите как можно глубже в лес. Погоня будет двигаться вам навстречу. Когда они не обнаружат вас здесь, то, скорее всего, будут проверять дорогу в Ош. Сомневаюсь, что они додумаются искать вас так близко от Лектура.

– Спасибо, падре, за все. Благословите меня…

– Благословляю, сын мой, но идем, надо торопиться.

На улице уже светало, Тук успел оседлать лошадей и сложил вещи. Приор перекрестил нас еще раз и затворил ворота.

– Ну что, Тук… похоже, пока Бог на нашей стороне. – Я, подъехав, хлопнул своего слугу по плечу, выбив целое облако пыли. Вот поганец… так и не привел свою одежду в порядок.

– Бог – в нас, ваша милость, – убежденно заявил шотландец и перекрестился.

– В нас так в нас. В лес сворачивай. – Я тронулся с места.

Э-эх! Жизнь наша благородная, как говорится, и опасна и трудна… ничего… вот сегодня нам опять повезло, и нет никаких оснований думать, что дальше будет по-другому. Вперед, в замок Базе. Надеюсь, из меня получится образцово-показательный монах-бенедиктинец…

– Тук.

– Да, ваша милость… – Шотландец зевнул.

– Пасть закрой, муха залетит. Ты латынь знаешь?

– Знаю… Требник наизусть.

– Давай учи меня. Всему, что должен знать монах.

– Зачем это вам, монсьор?

– Не твое дело, доедем – узнаешь…

– Вот чует мое сердце неприятности… – пожаловался Тук.

– Не скули. Давай… Как будет по латыни «Господь»?

– Domine.

– Отлично… Domine… А «Господь с вами»?

– Dominus vobiscum…

– Еще лучше…