– Я это знаю… – соврал я, хотя ничего подобного и не подозревал.

Да, все верно. Деньги, деньги… и еще раз деньги.

Поинтересовался:

– Как вы попались разбойникам?

– Из Лектура нас вывели люди кардинала и сопровождали по пути Святого Иакова[42] пять лиг, как им приказал кардинал Жоффруа… А потом они вдруг стали требовать совершенно неподъемную сумму, чтобы охранять нас дальше… – Еврей всплеснул в негодовании руками. – Да, ваша милость, требовали очень большие деньги за сопровождение до Оша. Откуда у меня? Все, все до последнего су отдал на выкуп.

– И вы решили следовать дальше сами. Так?

– Да, ваша милость. Со мной было шесть дюжих вооруженных слуг и Самуил… простите, ваша милость… Симон, племянник мой. Очень искусный в обращении с оружием мальчик, храбрый и сильный как Давид. До этого самого места дошли нормально, у меня есть охранная грамота от кардинала, но стало темнеть, и мы сошли с дороги для ночевки. Кто же мог подозревать, что на нас нападут эти коварные филистимляне. Нас таки застали врасплох… Ваша милость, гора мускулов без мозгов – это бедствие. Да, это мои слуги – их вырезали очень быстро. Симон дрался как лев и поразил четырех разбойников. Но он не успел надеть доспехи, и его коварно убили стрелой. Пепел на мою седую голову, не уберег я надежду нашего рода… – заплакал еврей.

– Не спеши посыпать голову пеплом. Я вижу, у тебя еще две красавицы-дочери.

– Да, ваша милость. – Ювелир гордо улыбнулся и позвал дочерей. – Девочки мои, идите сюда и благодарите нашего спасителя.

Девушки вместе с матерью подошли. Мать осталась чуть в сторонке, а дочки ювелира повалились мне в ноги.

– Встаньте, девочки, и представьтесь, – приказал я, чувствуя определенную неловкость.

Что за мода: чуть что – падать в ноги… хотя признаюсь, ощущения от этих поклонений были двойственные… даже немного нравилось. Но этот момент я списываю на остатки бастарда во мне… возможно.

– Мария-Луиза, ваша милость, – прощебетала девушка чуть плотнее и повыше и присела в приветствии.

– Анна-Мария, ваша милость, – представилась вторая, что сложением изящнее, и неожиданно густо покраснела.

Надо сказать, что дочери у ювелира очень миловидные. Несомненно, в них просматривались признаки семитской крови. Выбивавшиеся из-под чепцов волнистые волосы цвета воронова крыла. Легкая смуглость, характерные носы и красиво очерченные полные губы, развитая, несмотря на возраст, грудь. Но все это только подчеркивало их экзотическую красоту. Хороши девочки… где-то лет по пятнадцать-шестнадцать… в самом соку…

– Эугения-Магдалина, ваша милость. – Жена ювелира повторила вслед за остальными процедуру падения на колени и принялась целовать мне руки. – Пусть хранит вас святая Богородица…

– Встань… – Я поднял за руку женщину. – Не надо. Я сделал то, что сделал бы любой кабальеро…

И жена… жена тоже у еврея еще о-го-го… плотная дама лет сорока пяти с выдающейся, разрывающей лиф грудью и крепким задом. Даже личико еще пышет свежестью, ярко выраженные еврейские, скорее даже испанские, черты лица…

Так, надо брать себя в руки, а то мое упавшее было естество вновь стало наливаться силой.

Да, кстати, эти дамы, вопреки возведенной на них современными историками хулы, не воняли. Совсем. От Эугении-Магдалины даже пахло чем-то цветочным: кажется, розами.

– Куда вы следовали? – поинтересовался у ювелира.

– В Ош, ваша милость. Планировали остановиться у родственников. Мой родной брат там проживает. А потом? Потом – не знаю. Скорее всего, отправимся в Барселону. Это родина моей жены… Хотя не представляю, как дальше жить. Мы разорены, полностью разорены…

Вдруг раздался испуганный крик, я обернулся и увидел, как Тук поднимает за шиворот оставшегося в живых разбойника и ставит его на колени с целью… Ну, с какой еще целью? Конечно же хочет лишить его головы. Ну и хрен с ним. Пусть рубит. Начнешь выпытывать, зачем он стал разбойничать, услышишь душещипательный рассказ о печальной судьбе и нужде, выведшей его на большую дорогу… и самое неприятное – что это, скорее всего, правда.

Некогда мне… мда… быстро выветрился налет цивилизованности, а может…

Раздавшееся хекание Тука, свист, тупой стук и шум падающего тела просигнализировали о том, что все мои намерения поучаствовать в судьбе разбойника и наставить его на путь истинный уже опоздали.

М-да… Надо будет в следующий раз соображать быстрее…

– Я не смогу вас сопровождать до Оша… – высказал наконец-то свою мысль еврею. – Я спешу по своим делам. Но сейчас день, и, я думаю, вы благополучно доберетесь до Флеранса. Да и мое общество, как вы понимаете, вряд ли будет вам полезным, а скорее всего – опасным. О моем положении ты прекрасно осведомлен.

– Я понимаю, ваша милость. – Ювелир склонил голову. – Во Флерансе я найму охрану до Оша. А сейчас я хочу отблагодарить вас…

– Ты можешь отблагодарить, предоставив в мое распоряжение одну из лошадей и некоторую одежду для моего слуги, – прервал я еврея. – Сам видишь, он остался практически голым.

– Этого мало, ваша милость. Вы совершили несоизмеримо больше, чем моя скромная благодарность. – Еврей торжественно поднял палец. – Но мне кажется, мы еще встретимся, и я смогу быть вам полезным, а пока, в дополнение к коню моего племянника, позвольте подарить вам его доспехи и оружие. А помимо этого, еще одну маленькую безделицу.

Ювелир встал, подошел к возку и, склонившись, стал ковыряться в его днище. Потом заглянул еще внутрь и вернулся с письменными принадлежностями.

– Примите для начала от меня вот это. – Старик протянул на ладони золотой перстень.

Массивный, грубоватый, но по-своему изящный и красивый, по центру большой, ограненный в виде кабошона рубин, окруженный россыпью изумрудов.

Благодаря своей бывшей женушке я за годы совместной жизни научился разбираться в ювелирных изделиях. Еще бы… Большую часть моих и своих заработков Людка спускала на побрякушки.

Да… Ценная вещь, не знаю, как по нынешним временам, но в современное мне время это целое состояние, особенно камень.

– Это моя работа. Лал[43] родом из Персии, – гордо заявил ювелир. – Вы всегда, в случае нужды, можете этот перстень продать, но я прошу вас по возможности сохранять его. Я знаю, что он принесет вам удачу. И сейчас я напишу рекомендательное письмо. Насколько я понимаю, вам нужно как можно быстрее выбираться из земель руа франков в безопасное место. Значит, практически наверняка вы окажетесь в Арагоне. В Сарагосе найдете Эзру бен Элизеера, он скромный меняла в еврейском квартале[44], и покажете ему мое письмо. Поверьте, этот достойный человек при вашей нужде поможет вам в довольно больших пределах.

Ювелир быстро, каллиграфическим почерком начертал несколько строк, сделал оттиск своей печати и посыпал бумагу мелким песком. Потом стряхнул его, свернул письмо в трубку, сложил в пенал и подал мне.

– Вот, ваша милость.

– Почему ты так щедр? – Честно говоря, я не ожидал столько благодарностей от ювелира.

Несмотря на многие байки о скупости евреев, достаточно часто оказывающиеся правдой, Исаак абсолютно не показался мне прижимистым. Это могла быть просто сиюминутная слабость, вызванная впечатлениями от спасения, или действительно истинная натура еврея. Но… что-то мне подсказывало, что, помимо этого, есть еще причины, пока скрытые от меня. Хотя если разобраться, это могла быть обычная расчетливость. Семья оказалась в полном моем распоряжении, ничто не мешало мне продолжить дело разбойников, и старик просто откупался. Вот даже не знаю, как реагировать… Но в любом случае ничего я не теряю, а только приобретаю.

– Воспринимайте мои дары как осознанную благодарность, ваша милость. Поверьте, я не щедр. Я просто уже много жил и много видел. Судьба – такая своевольная госпожа, что не знаешь, где она наградит тебя, а где накажет… – очень загадочно ответил Исаак. – Но не будем много разговаривать. Идемте, примите доспехи, оружие и коня. И мне, и вам надо спешить.