Группа за группой штурмовики подходят к Кубинке и уходят с курсом 200° на юго-запад до

Медыни, потом поворачивают на запад и штурмуют, бомбят с бреющего станции Износки и Темкино.

Враг подбрасывает резервы. В этих районах огромное количество живой силы и техники, которое

фашисты сосредоточивают для контрудара. А железная дорога одна. Шоссейных дорог мало. Вот и идут

штурмовики на юго-запад в сопровождении «мигов», «лагов», «Харрикейнов» штурмовать врага.

Наконец наступила и наша очередь лететь на штурмовку. Восьмерка штурмовиков сделала круг

над аэродромом, и наша пятерка во главе с Алхимовым взлетела, пристроилась к штурмовикам. Слева

Алхимов, Вернигора, Артемьев. Справа Мовчан и я. Штурмовики идут на высоте полутора тысяч метров,

но перед линией фронта разворачиваются вправо со снижением до бреющего полета.

У нас высота полета четыреста — шестьсот. Смотрим по сторонам, ищем воздушного противника.

Вскоре слева впереди показалась пара «мессершмиттов». Летят на встречных курсах. Как всегда, хвосты

приподняты, худые фюзеляжи и резко обрубленные плоскости образуют крест. Дистанция между

ведущим и ведомым больше, чем у нас. Фашисты всегда летают парой, тройкой — редко.

Мовчан покачивает крыльями: «Внимание, «мессеры». Я отвечаю: «Вижу».

Алхимов перестраивает звено в правый пеленг и следует левее группы с набором высоты.

Штурмовики заволновались и быстро-быстро, особенно замыкающий, подтянулись к ведущему.

Штурмовики идут на цель. Впереди слева станция Износки. Ливень зенитных снарядов вокруг

истребителей. Штурмовиков немецкие артиллеристы еще не видят, но они чувствуют их, боятся. Это

«шварце тодт» — «черная смерть». Знают фашисты, что может наделать пара, четверка Ил-2. А их идет

восемь!

Штурмовики строят заход с северо-запада, вдоль железной дороги. Во-первых, немцы меньше

ожидают удара с тыла, во-вторых, после атаки курс выхода на свою территорию почти не изменится.

Молодец командир!

Мовчан размашистыми движениями вправо-влево высматривает «мессеров», я наблюдаю за ним и

за задней полусферой.

«Мессеры» где-то сзади. Они не бросят своей добычи, они только ждут, когда группа растянется и

кто-нибудь отстанет. Особенно им хочется сбить штурмовика — за это им больше платят.

Но они заметили истребителей и не могут пока рискнуть напасть на штурмовиков. Поэтому

крадутся сзади к нашей паре, подходят почти на расстояние выстрела. Мовчан резко разворачивается, но

«мессеры» в бой не вступают. Они быстро снижаются к штурмовикам, открывают огонь, но

безрезультатно — дистанция слишком большая.

Слева появилась еще пара Ме-109, но штурмовики уже приступили к работе. Ведущий пустил

реактивные снаряды. Они трассирующие и хорошо видны при полете к цели. Потом он бросает бомбы

замедленного действия, они прыгают, пока не задержит их какое-либо препятствие. Взрыв последует

позже.

Сбросив бомбы, ведущий открывает огонь из пушек и пулеметов. Выход из атаки, отворот на курс

90°. Атакует второй, третий, четвертый «ил». Многие накрывают цель.

Пара Ме-109 дерется с тройкой Алхимова. Мы пока прикрываем штурмовиков. Нашей пары Ме-

109 не видят. Но вот они уже подкрадываются к последнему штурмовику.

«Мовчан, Мовчан, оглянись!» — мысленно взываю к командиру. Но Мовчан их не видит...

Резко переворачиваю машину вниз и нажимаю на гашетки.

Трасса ложится впереди Ме-109, он быстро уходит вправо, прекратив атаку, за ним тянется

ведомый.

Где Мовчан? Его не видно. Преследование «мессеров» в этих условиях заманчиво, но последствия

трудно предсказать: отрываться от группы нельзя, бой вести на территории врага при недостатке

горючего неразумно!

Лучше всего подойти к штурмовикам. Они сильно растянулись, но идут все в одном направлении...

Вот и Мовчан. Отворот вправо — и пара снова в сборе. Слева догоняет группу звено Алхимова.

Зенитки бьют неизвестно откуда. Никак не могу обнаружить их, только серые комочки вокруг.

Третьего штурмовика вынесло прямо на зенитное орудие. Он идет бреющим, стреляет по орудию,

а автоматическая пушка поливает штурмовика градом снарядов. Вдруг пыль из-под штурмовика. Готов!

Но нет, «ильюшин», видимо, задел за бугор и продолжает лететь. Вот это номер! А зенитная пушка уже

не стреляет.

«Мессеры» отстали, зенитки затихли, мы на своей территории.

Снижаюсь к третьему штурмовику — мотор работает у него нормально, кажется, повреждений

нет. Пожалуй, только радиатор немного вдавился в фюзеляж. Пилот машет рукой. Молодцы ребята!

А Мовчан покачивает крыльями и ругается, наверное, за то, что я, его ведомый, самовольно бросил

командира и ушел к штурмовикам. Но я снова на своем месте и тройка Алхимова тоже.

Алхимов покачивает крыльями: «Внимание». Значит, «мессеры» где-то сзади и крадутся, чтобы

сбить отставших или зазевавшихся. Мы смотрим в оба. Не возьмешь.

Навстречу восьмерке идут группы наших штурмовиков и истребителей. Они идут туда, где мы

только что были.

Напряжение понемногу спадает. Сильно болят шея, правая кисть руки и плечи. Ну, ну! Бодрись,

ведь это только первый вылет.

Не доходя Кубинки, ведущий «илов» поворачивает на восток и идет дальше. Он покачивает

крыльями: «Спасибо, до свидания». А третий отворачивает от группы влево и с ходу садится на наш

аэродром: лететь дальше он не может.

Вечером забрел летчик-штурмовик. Молодой, светловолосый. Здорово ему сегодня досталось.

Оказывается, он настолько увлекся прицеливанием по зенитному расчету, что не заметил, как врезался в

бугор. Резко потянул ручку на себя, и мотор вытянул. Погнутые законцовки лопастей винтов создавали

тряску, а температура подходила к максимально допустимой. Думал, не дотянет.

Мы рассказали о наших потерях, летчик усмехнулся. Штурмовики теряли гораздо больше.

Утром полку поставлена новая задача: разыскать потерявшую связь с Большой землей группу

генерала Ефремова. Группа действовала в тылу врага юго-восточнее Вязьмы. Но у нее кончилось горючее

в танках, потом в автомашинах, потом и на радиостанциях. След группы был потерян среди снегов и

лесов Смоленщины.

Весна сорок второго года была ранней. Аэродромы раскисли, авиации в воздухе было немного.

Могли летать только с бетонированных аэродромов, а их насчитывались единицы.

Очевидно, поэтому не было противодействия со стороны истребителей врага. А может быть, и

потому, что летали на разведку на высоте тысяча метров и ниже. Трудно обнаружить пару истребителей в

огромном районе.

Николаев поделил все пространство юго-восточнее Вязьмы на квадраты. И день за днем наши

воздушные разведчики бороздили небо над Смоленщиной.

Сначала было страшно. Снизиться парой за 50 — 100 километров от линии фронта в тылу у врага,

ходить беспрерывно в одном районе по 20—30 минут — очень тяжело.

Встречались немецкие повозки, автомашины — их обстреливали. Но нашей подвижной группы не

было.

Почти десять дней ведем разведку. Больше всех летает Алхимов. Он хорошо изучил эту местность

и привозит много ценных данных.

— Сегодня полетишь со мной, держись лучше, летать будем низко, — сказал он мне однажды, и я

отправился на задание с новым ведущим.

Этот вылет хорошо запомнился. Солнце серебрило снег на полях. Дороги кое-где уже сильно

подтаяли. Линию фронта пересекли на большой высоте, потом полого снизились в район разведки.

Алхимов, увидев дорогу, снижался и шел правее нее, если же встречалась повозка, машина, —

выполнял вираж. Трудно было не отстать и не потерять командира.

Заметили повозок тридцать — сорок на дороге в лесу. Проходим бреющим, возницы шарахаются в

стороны, падают. По опыту — не наши. Но Николай — стреляный воробей, оглядывается. И вдруг