Микки записал название компании.

– Выходит, нам теперь нельзя там работать, да?

– Похоже на то.

– И надолго это?

– Понятия не имею. Будет произведен тщательный обыск окрестностей, а сколько на это уйдет времени, я не знаю. Может, несколько дней. Может, недель.

Что об этом думал Байерс, Микки понял по выражению его лица.

– Спасибо, что уделили мне время, – сказал он на прощание и вышел из офиса. Байерс не стал его провожать.

На улице Микки сверился со своим блокнотом: куда дальше? Воздух за это время успел похолодать, в нем стали слышны осенние нотки. Он пошел направо, к парковке, где оставил машину. Магдален-стрит занимала большую часть дороги, соединявшей Ньютаун с центром города. Путь его пролегал мимо тату-салонов, афро-карибских парикмахерских и мелочных лавок. Люди на улице в основном не обращали на него внимания, хотя некоторые все же шарахались и косились. Пару лиц он даже узнал: приходилось сталкиваться по долгу службы.

Он дошел до поворота, где Магдален-стрит переходила в Барак-стрит. Район тоже претерпевал изменения, медленно, но верно превращаясь в настоящие трущобы; дома на пути становились все обветшалее, магазины – все грязнее. Уже на светофоре, ожидая «зеленого», чтобы перейти на Брук-стрит за машиной, он вдруг заметил знакомое лицо.

По параллельной улице шла Роза Мартин.

Его следующим порывом было развернуться и уйти как можно дальше. Познакомились они совсем недавно, но, судя по первому впечатлению, человеком Роза была не из приятных. Но развернуться и уйти он не мог: она смотрела прямо на него. Придется разговаривать.

Она перешла через дорогу и, дружелюбно улыбнувшись, сказала:

– Привет, Микки. Давно не виделись.

– А я и не знал, что ты живешь неподалеку.

Роза прыснула в ответ:

– Кто – я? Здесь неподалеку?! Ты шутишь, верно? Нет, конечно. Я тут по работе.

– Ну и хорошо, – сказал он. Какое облегчение, что она нашла себе другую работу! – И кем ты теперь работаешь?

Она недоуменно поморщилась.

– Как это «кем»? Полицейским, кем же еще!

Микки на миг утратил дар речи. Он знал, что ей пришлось пережить, знал, что она брала долгий больничный. Все об этом знали. И никто, в общем-то, не ожидал, что она вернется.

– А чему ты удивляешься?

– Ну, как сказать… Что же произошло?

– Гласс позвал меня назад.

– Неужели тебе поручили…

На лицо ее набежала тучка.

– Нет-нет, что ты. Упаси бог! Простое ДТП. Ну, так нам пока что кажется. Женщина погибла. – Она махнула рукой куда-то за спину. – Вон там жила. Проститутка.

– Ясно.

Они какое-то время стояли молча. Говорить было не о чем.

– Ну, мне пора, – наконец сказала она. – Рада была повидаться, Микки. Думаю, мы теперь часто будем встречаться.

«Боже, только не это!» – подумал он, но вслух сказал:

– Ага. Само собой, Роза.

Она уже развернулась было, чтобы уйти, как вдруг остановилась.

– Кстати, я теперь инспектор. Меня повысили. Ну, пока.

И только после этого, улыбаясь, ушла.

Микки стоял на месте, обдумывая услышанное. Раздался звуковой сигнал светофора: пешеходы могут идти. Но он лишь смотрел на зеленый свет невидящим взглядом и не шевелился.

«Инспектор… Господи Иисусе!»

– Как он?

Марина подошла к ленточному ограждению у подножья Ист-Хилла, прижимая к уху телефон. На том конце говорила Анни.

– Снова уснул. Почти все время спит с тех пор, как ты ушла. Он совсем изможден.

– Больше ничего не говорил?

– Ни слова. Я пока здесь, но, если он не проснется, оставлю тут, наверное, кого-то из ребят. Даже не знаю, кто ему сейчас нужен. Ума не приложу.

– Ему нужен психолог.

– Ну, один психолог тут уже был. Совсем недолго. Она девушка занятая.

– До скорого, – улыбнулась Марина.

Спрятав телефон, она достала удостоверение и пролезла под лентой.

Она чувствовала на себе взгляды зевак, столпившихся на мосту, и понимала, что где-то неподалеку наверняка должны сновать журналисты. Им всем интересно, кто она такая и что здесь делает. Ни дать ни взять, знаменитость на красной ковровой дорожке. Волнительное чувство. А волноваться сейчас не время.

Разумеется, журналисты и так могут ее знать. Все-таки в ее послужном списке значится парочка громких дел.

Она огляделась по сторонам, но Фила нигде не было видно. Все люди, собравшиеся здесь, выглядели очень деловито. В отдалении белела палатка, всюду расхаживали криминалисты с неизменно сосредоточенным выражением лица. Копов тоже хватало. Она заметила Эдриана Рена, помахала ему рукой и решила подойти узнать, где Фил, но на пути ее внезапно выросла чья-то фигура.

– Марина! Рад видеть. – Брайан Гласс, расплывшись в дружелюбной улыбке, буквально встретил ее с распростертыми объятьями. – Фил, к сожалению, сейчас занят. Ты же его искала?

Когда Гласс только появился в участке, Марина приложила все усилия, чтобы проникнуться к нему симпатией. Но это оказалось нелегко. Больше всего на свете она ненавидела работать с такими, как он, – бездушными законниками. Бывают офицеры – и, как ни печально, они составляют подавляющее большинство, – которые теряют по частице своей личности с каждым повышением в звании. Гласс принадлежал к их числу. В этом человеке не было никакой божьей искры, никакого внутреннего мира. Во всяком случае, она пока не сумела ничего подобного в нем разглядеть.

Она как-то сказала Филу, что Гласс напоминает ей второстепенный персонаж из сериала «24 часа»: он носит костюм и отдает приказания, но характер его не раскрывается, он ничем не отличается от прочих статистов. Тем не менее ее работу он хвалил чаще остальных и в целом относился к профессии психолога с редким в органах почтением. По крайней мере, при ней. В эпоху постоянных сокращений бюджета многие высокопоставленные чиновники полагали, что штатный психолог – это роскошь, а не необходимость. Что те услуги, которые предоставляла она, можно получать через внештатников, причем гораздо дешевле. А результаты, эффективность, качество – это уже дело десятое. Поэтому она всегда говорила с ним вежливо, но сдержанно. И решила держаться этого курса и впредь.

– Да, его я и ищу.

– Может, передать ему что-нибудь?

Она почувствовала себя назойливой женушкой, которая носит мужу горячие обеды на работу и отвлекает его от по-настоящему важных дел. И чувство это возникло не потому, что он специально старался ее унизить, а потому что сексизм был попросту свойствен его натуре.

– Я подожду, – сказала она. – Он хотел, чтобы мы вместе изучили место преступления. Вдруг я смогу дать какую-нибудь зацепку?

– Ага, хорошо. Замечательно. Мы рады любой помощи. – Он задумчиво нахмурился. – А как там пацан? Ну, которого нашли в подвале.

– Анни сейчас с ним. Он приходил в себя, мы даже немного поговорили, но ничего вразумительного он не сказал. Все время звал маму.

– Маму?

Она кивнула.

– Кажется, да. В любом случае в этом подвале он просидел довольно долго. Разговаривает с трудом, дичится. Ребенок ужасно настрадался, это очевидно. Он еще нескоро сможет дать нам какую-либо внятную информацию.

– Ясно. Молодец, Марина.

Она промолчала.

– Так держать!

Гласс улыбнулся. Марина подумала, что такой улыбкой Черчилль, должно быть, ободрял солдат.

– Договорились. – Он собрался было уходить, но она его остановила. – Кстати, у меня к вам дело. Как хорошо, что я вас встретила.

Он недоуменно поглядел на нее, но ничего не сказал.

– Я хотела поговорить насчет Розы Мартин.

Гласс переменился в лице, и даже голос его стал осторожнее, тише:

– А что с ней?

– Вы разрешили ей вернуться. А мне кажется, что она еще не готова.

Он насупился.

– Значит, тебе так кажется…

– Как профессиональному психологу, да. Она до сих пор проявляет признаки стресса, психологической травмы. Ее эмоциональная система еще слишком хрупкая для такой напряженной работы. Думаю, ей рано возвращаться на передовую.