Он правит всем и знает все, что есть, было и все, что может быть. Он не есть вечность или бесконечность, но вечен и бесконечен. Он не есть время или пространство, но продолжается и присутствует. Он всегда и везде. Он существует всюду, во всяком месте, полагая пространство и время.

Каждая частица пространства существует всегда и неделимое мгновение времени длится везде, потому нельзя сказать, что тот, кто сотворил всякую вещь… не бывает когда-либо или где-либо. Каждая душа, которая чувствует в разное время, разными органами чувств и посредством движения своих органов, — всегда одна и та же неделимая личность.

Существуют последовательные части во времени и сосуществующие части в пространстве: но ничего подобного нет в том, что составляет личность человека, или в его мыслящем начале, и тем более нет в мыслящей сущности бога. Всякий человек, поскольку он существо мыслящее, есть один и тот же человек в течение всей своей жизни… Также и бог есть один и тот же бог всегда и везде. Он присутствует всюду, не только виртуально, но и субстанционально, ибо нельзя действовать там, где не находишься. Все движется и содержится в нем, без всякого действия на него других существ. Ибо бог ничего не испытывает от движения тел, и его вездесущая природа не дает Им чувствовать никакого сопротивления. Очевидно, что всевышний бог… весь подобен сам себе, весь — зрение, весь — слух, весь — мозг, весь — рука, весь — ощущение, весь — ум и весь — действие, отнюдь не по-человечески, не телесно, а совершенно неведомым образом. Подобно тому, как слепой не имеет понятия о цветах, мы тоже не имеем никакого понятия о том, как верховное существо чувствует и познает вещи…

Мы не имеем понятия о сущности бога. Мы знаем его только по свойствам и атрибутам, по его в высшей степени мудрому устройству вещей и по их конечным причинам; Мы дивимся ему вследствие его совершенств; почитаем его и поклоняемся ему вследствие его власти; мы поклоняемся ему, как подчиненные, ибо бог без промысла, без власти и без конечных причин — не что иное, как судьба и природа, метафизическая необходимость, которая всегда и везде одна и та же, не может производить никакого разнообразия, разнообразие, царящее во всем, что касается времени и места, может проистекать только от воли и мудрости существа, которое необходимо существует.

Говорят аллегорически, что бог видит, слышит, говорит, что он радуется, гневается, любит, ненавидит, что он принимает, дает — так как все, что говорят о боге, взято из некоторого сравнения с человеческими делами. Но эти сравнения, хотя и очень несовершенные, все-таки дают о нем некоторое слабое понятие. Вот что я хотел сказать о боге, произведения которого надлежит исследовать натуральной философии.

Я объяснял до сих пор небесные явления и явления мира тяготением, но не нашел нигде причины этого тяготения. Эта сила происходит от какой-то причины, проникающей до центра солнца и планет, но не теряющей своего действия, она действует соответственно не величине поверхностей (как механические причины), а количеству материи, и действие это простирается всюду на огромные расстояния, постепенно уменьшаясь в квадратной пропорции с расстояниями.

Тяготение к солнцу состоит из тяготений к каждой из его частиц; оно уменьшается с удалением от солнца точно в пропорции квадрату расстояний…

Мне еще не удалось вывести причину этих свойств тяготения из явлений, и я не измышляю гипотез. Ибо все, что не выводится из явлений, есть гипотеза; а гипотезы, будь они метафизические, физические, механические или же основанные на «таинственных свойствах», не должны быть принимаемы экспериментальною философиею.

В этой философии законы извлекаются из явлений и обобщаются индукцией. Таким образом сделались известны непроницаемость, подвижность, сила, законы движения и тяготения. И достаточно того, что тяготение существует, что оно действует по изложенным нами законам, и что им можно объяснять все движения небесных тел, а также движения моря.

Здесь было бы уместно прибавить что-нибудь о том роде очень тонкой силы, которая проникает сквозь твердые тела и кроется в их веществе; ее сипаю и действием частицы тел взаимно притягиваются на самые малые расстояния и сцепляются, когда бывают смежны; посредством ее электрические тела действуют на самых больших расстояниях… и посредством той же силы свет излучается, отражается, преломляется и нагревает тела; возникают ощущения и члены животных приводятся в движение, когда приказывает воля, посредством вибраций этой духоподобной субстанции, распространяющейся от внешних органов чувств по сетям нервов до мозга и потом от мозга в мускулы. Но это не может быть объяснено в немногих словах; еще нет достаточного числа опытов, чтобы точно определить законы, в соответствии с которыми действует этот всемирный дух.

Лаплас, другой великий ученый, выступил оппонентом Ньютона:

«Эти соображения объяснили бы устройство Солнечной системы, если бы ученый не должен был проникнуть взглядом дальше, ища в первоначальных законах природы причину явлений, проявляющуюся во всей Вселенной. Некоторые из них уже сведены к этим законам. Так, устойчивость полюсов Земли и устойчивость равновесия морей, столь необходимые для сохранения жизни, есть как раз результат вращательного движения и всеобщего тяготения. Из-за вращения Земля была сплющена, и ее ось обращения сделалась одною из главных ее осей, что делает климаты и продолжительность дня неизменными… Эти и некоторые другие явления дают право думать, что и все другое зависит от законов, хотя бы в скрытой форме, в незнании которых благоразумнее сознаться, чем подставлять вместо них вымышленные причины…

Я не могу воздержаться, чтобы не заметить здесь, насколько Ньютон в этом пункте уклонился от метода, который он, в других местах, так счастливо прилагал… Изложив в сочинении «Принципы» необыкновенное явление движения планет и спутников в одном направлении, почти на одной плоскости и в орбитах почти кругообразных, он прибавляет: «Все эти столь правильные движения не имеют механических причин, так как кометы движутся во всех частях неба и по сильно эксцентричным орбитам… Это удивительное устройство солнца, планет и комет может быть только делом существа разумного и всемогущего». Он воспроизводит в конце своей «Оптики» ту же мысль, в которой еще больше утвердился бы, если б ему было известно то, что мы доказали, то есть, что условия устройства планет и спутников именно те, которые упрочивают их устойчивость…

Но разве это устройство планет не может быть само следствием законов движения? А верховный разум, который Ньютон заставляет вмешиваться, разве не мог поставить его в зависимость от более общего явления? Таково, по нашим предположениям, явление туманной материи, рассеянной в разных скоплениях, в беспредельности неба.

Можно ли утверждать, что сохранение планетной системы входит в намерения творца природы? Взаимное протяжение тел этой системы не может изменить ее устойчивости, как это говорит Ньютон, но нет ли в пространстве другой «жидкости», кроме света? Тогда ее сопротивление и ее уменьшение в солнечной массе, производимое ее испусканием, должны под конец разрушить устройство планетной системы…

В истории успехов человеческого ума и его заблуждений конечные причины постоянно отодвигались пределами его познаний. Эти причины, которые Ньютон переносит к пределам всей Солнечной системы, даже и в его время еще помещались в атмосфере для объяснения метеоров; следовательно, в глазах философа, они служат только выражением нашего неведения истинных причин.

Лейбниц, в своем споре с Ньютоном по поводу открытия бесконечно малых величин, резко критиковал вмешательство божества для восстановления порядка в Солнечной системе. «Это значит, — говорил он, — иметь очень узкие понятия о мудрости и могуществе Бога». Ньютон возразил столь же резко против предустановленной Лейбницем гармонии, которую он называет вечным чудом. Потомство не приняло этих тщетных гипотез, но отдало полную справедливость математическим работам обоих великих гениев»…