Смолярчук взял девушку за руку.

— А ты уверена, — серьезно спросил он, — что твоего гостя зовут Иваном Белограем?

— Ну, а как же? Иван. Иван Федорович Белограй.

— Это он так говорит…

Не ответив на вопрос Смолярчука, Терезия встревоженно посмотрела на старшину и вдруг вспомнила убийство неизвестного человека у подножия Ночь-горы и свою мартовскую беседу с майором Зубавиным.

Сотни людей встретил Смолярчук на своем пути с тех пор, как ему стало известно, что пятый нарушитель прорвался через границу и безнаказанно разгуливает на свободе. В каждого незнакомого человека Смолярчук пристально вглядывался, но почему-то только один Иван Белограй вызвал к себе настоящее подозрение, хотя, проверив документы демобилизованного старшины, Смолярчук не нашел в них ничего подозрительного. И сапоги на Белограе были вовсе не похожи на те, что оставили отпечатки в сарае: не новые армейские, керзовые, а хромовые, порядочно поношенные. Однако Смолярчук, зная, как ловко маскируются враги, пытливо приглядывался к незнакомцу и наконец увидел то, что искал. Как ни весело улыбался гость Терезии, но он не мог скрыть от зоркого глаза пограничника судорожной напряженности своего лица. «В чем дело, — подумал Смолярчук, — почему он нервничает?» Смолярчук улавливал и в голосе гвардейца какую-то напряженность и скованность. Глаза Белограя, хоть он старался смотреть спокойно и весело, все же выражали тревогу и страх. Да и руки, сжимавшие руль велосипеда и разворачивавшие бумажник с документами, чуть-чуть вздрагивали.

Все эти подозрения Смолярчука укреплялись тем, что он, когда обыскивал местность в районе Ночь-горы, где был убит неизвестный человек, нашел с помощью Витязя полузатоптанную в снег журнальную фотографию Терезии. Она была наклеена на глянцевитый, с золотым обрезом картон. Точно такой картон с фотографией Терезии увидел теперь Смолярчук и в руках демобилизованного старшины Ивана Белограя. Как надо понимать это странное совпадение? Смолярчук решил, что фотография, найденная в горах, неподалеку от места происшествия, и эта, увиденная им в руках Ивана Белограя, принадлежали одному человеку. Но кому именно? Демобилизованному старшине или тому, безвестному? Признание Терезии в том, что она знакома с Иваном Белограем только по переписке с ним, помогло решить этот трудный вопрос. Ясно, что все фотографии девушки принадлежали Белограю. Да, это так. Но каким образом фотография Терезии очутилась в Карпатах, около убитого, когда Ивана Белограя тогда там и близко не было? А может быть, и был? Если так, значит он причастен к тому темному делу. Да и он ли это — Иван Белограй?

На тыльной стороне ладони человека, убитого у подножия Ночь-горы, была вытатуирована какая-то надпись. От нее осталась только одна буква «Е». Дни и недели, с тех пор как увидел ее Смолярчук, стояла эта буква перед его глазами. Заметив на руке Ивана Белограя вытатуированную надпись «Терезия», он вдруг догадался, что и на руке неизвестного была такая же надпись — «Терезия». Может быть, этот присвоил документы убитого, скопировал татуировку? Может быть, тот, убитый, и был настоящий Иван Белограй, а этот, замаскировавшийся под демобилизованного старшину, и есть вражеский лазутчик, исчезнувший пятый нарушитель?

Но все это пока было предположениями. Если бы Смолярчук был твердо уверен в том, что перед ним враг, то он немедленно задержал бы этого человека.

В ближайшую среду, ровно в двенадцать, в день и час, заранее обусловленные с Дзюбой, Кларк зашел в парикмахерскую на углу Ужгородской и Киевской. В маленькой передней, за круглым столиком, заваленным старыми журналами, сидели клиенты, дожидавшиеся своей очереди стричься и бриться. Среди них был и ближайший помощник Кларка, председатель артели по производству мебели. Он равнодушно, поверх роговых очков, взглянул на нового посетителя, зевнул и снова уткнулся в журнал, рассматривая картинки. Как ни искусно притворялся Дзюба, но Кларк сумел прочитать на его лице и во взгляде истинное выражение. Оно было тревожным. Что могло произойти?

Кларк сел на свободный стул рядом с Дзюбой, свернул козью ножку и попросил у соседа прикурить. Вместе с коробкой спичек Дзюба передал записку. Закрывшись журналом, Кларк прочитал ее и тут же скомкал и незаметно проглотил. Дзюба сообщил, что органы безопасности заинтересовались грузовой машиной артели.

— Шофер что-нибудь знает? — шопотом спросил Кларк, когда они остались у стола вдвоем.

— Пока ничего Скибану не известно.

— Хорошо… — Кларк нахмурился. Крепкие ногти его узловатых пальцев забарабанили по краю стола. Сдавленное дыхание с трудом пробивалось через глубоко вырезанные побелевшие ноздри.

Молчал и Дзюба, терпеливо ожидая решающего слова шефа. Он предвидел, какое последует приказание, и готов был немедленно его выполнить. Дзюба даже успел разработать определенный план устранения Скибана.

— Не разговорится, если?… — спросил шеф.

Дзюба пожал плечами, и на лице его выразилось удивление: зачем рисковать, когда можно сделать все гораздо надежнее и проще!

— Я и за себя не смог бы поручиться… — сказал он.

— Можно сегодня или завтра перебросить его за Тиссу?

— Сейчас нельзя.

— Жаль терять такого парня, но… что делать, придется. — Кларк пытливо посмотрел на своего помощника.

Дзюба поспешно склонил тяжелую бритую голову.

— Следующий! — распахивая штору над дверью, гаркнул черноусенький, с выщипанными бровями, завитой парикмахер.

Дзюба вскочил и, округло взмахнув рукой, слегка поклонился в сторону Кларка:

— Будь ласка, товарищ гвардеец, охотно уступаю свою очередь.

— Не отказываюсь, потому что очень спешу. Спасибо! — Исполненный достоинства, позванивая медалями и орденами (это получалось будто бы само собой), демобилизованный старшина направился в соседнюю комнату.

Пора изложить хотя бы вкратце историю жизни Скибана и Дзюбы.

Путь Скибана к американской разведке был долгим, извилистым.

Скибан стал шофером в послевоенные годы. До этого он был резчиком по дереву и жил в маленьком, в одну улицу, закарпатском городке, втиснутом в узкую горную долину, на стыке трех границ: Румынии, Венгрии, Чехословакии. Окна его дома выходили прямо на границу. За каменной оградой двора, в двух шагах от колодца, был врыт кордонный столб с изображением льва, вставшего на задние лапы. Вскапывая огород или доставая воду из колодца, Скибан переговаривался с румынами и венграми — его голос легко достигал венгерской и румынской земель. Говоря о погоде, о видах на урожай, о базарных ценах на шерсть и брынзу, домотканное полотно и виноградное вино, Скибан без труда ухитрялся сообщить условным шифром своим чужестранным соседям, когда и с каким контрабандным товаром они должны ждать его и что именно ему желательно получить взамен. Глухими, туманными ночами он пробирался через границу. К утру был дома. Кое-какие кордонные стражники знали о ночных похождениях Скибана, но молчали, так как резчик по дереву хорошо платил за это.

Каждое воскресенье Скибан, спрятав на дне фуры контрабанду, ехал в Явор продавать сделанные в течение недели шкатулки, туристские палки в виде гуцульского топорика игрушечного размера, прижженные каленым железом винные бочонки, тарелки и блюда, вырезанные из выдержанного бука и дуба. Свои изделия Скибан продавал яворскому филиалу пражской мебельной фирмы «Корона», директором которого был Стефан Янович Дзюба. Ему же он сбывал контрабанду.

Тайная дружба Скибана и Дзюбы была прервана войной. Хортистское правительство, которое к этому времени благодаря милости Гитлера распространило власть и на большую часть Закарпатья, мобилизовало Скибана. Несколько лет он прослужил в полевой жандармерии, в мадьярской армии, проливавшей кровь за Гитлера на просторах советской земли. Резчик по дереву, контрабандист переквалифицировался на шофера. После разгрома хортистских дивизий под Воронежем и Сталинградом Скибан дезертировал. Убив следовавшего в отпуск по болезни немецкого офицера и забрав его документы, Скибан убежал с фронта и прибыл в Явор. Стефан Янович Дзюба не обманул надежд Скибана: он приютил друга, обеспечив ему безопасное и сносное существование до полного разгрома Гитлера и Хорти.