— Но потом он прочел записи разговоров?
«Товарищу И. Н. Палицыну, комиссару госбезопасности третьего ранга
Согласно вашему приказанию было установлено наблюдение за Александрой Цейтлиной- Палицыной и прослушивание номера 403 гостиницы «Метрополь».
4 мая 1939 года
12.00
Цейтлина- Палицына вышла из своего кабинета на Петровке и направилась к «Метрополю», поднялась на лифте, вошла в номер 403.
12.15 в этот же номер вошел писатель Беня Гольден. Ушли по отдельности в 15.03. Обед и вино были доставлены в номер».
Катенька перевернула страницу и увидела место, помеченное красным карандашом.
«Гольден: Господи! Как я тебя люблю. Я так люблю тебя, Сашенька!
Александра Цейтлина- Палицына: Не могу поверить, что я здесь.
Гольден: Что такое, дорогая? Я не порадовал тебя в прошлый раз? Разве ты не выкрикивала мое имя?
Цейтлина- Палицына: Как я могу о таком забыть? Мне казалось, я все придумала. Что это бред.
Гольден: Иди ко мне. Расстегни мне брюки. Какое блаженство! Стань на колени, нагнись. Позволь мне раскрыть «подарок». Бог мой! Какое зрелище! Какая сладкая( вычеркнуто слово) ! Какая( вычеркнуто слово) ты! Если бы только этот женсовет, эти твои коммунистические клячи с костлявыми задами тебя сейчас видели!»
Катеньке на миг показалось, что она в машине времени перенеслась в тот номер «Метрополя» и подглядывает в замочную скважину. Она обратила внимание, что слова были трижды подчеркнуты красным карандашом.
«Цейтлина- Палицына: Господи! Беня, я люблю твой( слово неразборчиво) , не могу поверить, что делаю это. Я думала, что умру от наслаждения…»
— Этот красный карандаш — пометки самого Сталина, — сказал Максим, вытаскивая толстую кожаную залоснившуюся записную книжку формата А4 из горы папок. — Вот список посетителей кремлевского кабинета Сталина на Троицкой площади. Посвященные называли этот кабинет «Уголком». Поскребышев вел записи обо всех посещениях. Посмотрим вечер 5-го мая.
Он открыл записную книжку, где каллиграфическим почерком Поскребышева были указаны имена, даты, время.
Катенька прочла:
«21.00 Л. П. Берия
Ушел в 21.30
21.30 И. А. Сатинов Ушел в 21.45
21.40 Л. П. Берия Ушел в 21.52».
— Что? Сатинов был в кабинете у Сталина сразу после того, как Берия показал ему записи разговоров. Почему?
— Берия приходит к генсеку и отдает записи. Сталин с красным карандашом в руке читает эту «клубничку».
Вызывает Сатинова со Старой площади. На столе звонит вертушка. Поскребышев сообщает: «Товарищ Сатинов, вас ждет товарищ Сталин. За вами послана машина». Сталин уже потрясен тем, что делали Сашенька с Беней.
Максим перевернул записку Берии и перешел к следующему листку.
« Я ошибся в этой развратнице. Я полагал, она достойная советская женщина, что она учит работниц и крестьянок быть хорошими хозяйками. Она жена одного из главных чекистов. Кто знает, какие секреты она разглашает? Она ведет себя как дешевая потаскуха.
Тов. Берии: следует их проверить. И. В. Сталин».
— А ты знаешь, что означало «проверить»? — спросил Максим. Это означало арестовать. Теперь видишь: несколько случайностей — и дело дошло до самого Сталина.
Катенька покачала головой, сердце защемило. Если бы Сталин не приехал к ним на дачу, если бы Сашенька не завела роман, если бы не глупая Ванина ревность…
— В бумагах есть еще что-нибудь? — поинтересовалась она. Максим вздохнул.
— Нет. Не в этом архиве. Но в Русском государственном архиве секретных документов на площади Маяковского хранится множество бумаг Сталина, и возможно, когда-нибудь будущие поколения узнают, если захотят, что произошло. Но сейчас этот архив закрыт. Доступны лишь эти документы. Еще одна маленькая деталь. — Он перевернул записку Берии и указал на правый верхний угол, где крошечными буквами красным карандашом было написано: « Бичо под личную ответственность».
— Что это означает? — спросила Катенька.
— Я думал, что все знаю о сталинской эпохе, — ответил Максим, — но впервые поставлен в тупик.
Катенька едва держалась на ногах от усталости и печали.
— Наверное, я никогда не найду ни Сашеньку, ни маленького Карло, — прошептала она. — Бедняжка Роза! Как я ей скажу?
18
На улице уже стемнело. Все еще находясь под впечатлением от совершенных открытий, Максим с Катенькой неловко распрощались, как два подростка после неудачного свидания. Когда Максим уехал, Катенька медленно побрела по залитой светом неоновых реклам Тверской, к памятнику Юрию Долгорукому.
Она чуть замедлила шаг, чтобы поправить сумку, неловко свисавшую с плеча, и вдруг заметила, что кто-то преследует ее.
Она ускорила шаг — ее тень тоже. Она стала идти медленнее, позволяя себя обогнать, но ее преследователь тоже замедлил шаг. Неожиданно она испугалась: это КГБ? Или бандиты? Потом человек сплюнул в водосточный желоб.
— Кузьма! — выдохнула Катенька. — Что вы…
Он молча толкнул ее в сторону, за памятник Юрию Долгорукому. Поблизости никого не было. В руках он держал большую холщовую сумку, которую он открыл и выпустил толстую рыжую кошку и трех котят.
— Удобно! — произнес он своим странным голосом.
— Очень удобно, — согласилась Катенька, все еще чувствуя тревогу. Чего он от нее хочет?
Кузьма полез в сумку, вытащил старомодный желтый конверт, перевязанный красной ленточкой, и, оглядевшись, протянул его девушке. И хотя выглядело все комично, Катенька понимала, что это не шутка. Он рискует своей жизнью.
— Для вас, — пробормотал он.
— Что это?
— Прочтете — узнаете! — Он, оглядываясь, стал пятиться от нее в сторону Тверской.
— Кузьма! Подождите! Я хочу вас поблагодарить!
— Кузьма дернулся от нее как черт от ладана, но она с силой, которой сама подивилась, схватила его за руку. — Когда написано «дело запросил Центральный комитет» — что это означало?
Кузьма вернулся, приблизился к ней, его щетина защекотала ей ухо.
— Инстанция! Высшая инстанция запросила! — Катенька понимала: дело запросил лично Сталин.
— А где они теперь?
— В его закрытом архиве. — Он намекал на землю, на подвалы, на тюремные камеры, на могилы.
— Значит, я никогда не узнаю, что произошло? Кузьма пожал плечами и воздел глаза к небу.
— Лучше синица в руках… — И он ушел, смешался с серой толпой спешащих по Тверской людей.
* * *
Конверт жег ей руки. Катенька едва сдерживалась, чтобы не открыть его прямо на улице. Она огляделась, как будто за ней следили, но решила: если КГБ организовало за ней слежку, она все равно об этом никогда не узнает. Катенька не могла дождаться, когда окажется в своем номере. Поэтому она быстро перешла через дорогу и направилась в неопрятный вестибюль гостиницы «Интурист» — жуткого сооружения из стекла и бетона, построенного в середине семидесятых.
Потолок — кажется, из белых пластмассовых квадратов — был слишком низок. Пол был покрыт выцветшим линолеумом. Охранники за стареньким коричневым столом — типичные русские «вышибалы», неприветливые и невоспитанные.
Зато здесь бурлила жизнь, как на восточном базаре.
Множество желающих толпилось у примитивных игральных автоматов, а на оранжевых диванчиках хватало ярко раскрашенных проституток.
Когда к Катеньке подошел охранник, она указала на проституток: страж пожал плечами — ладно, свою долю он позже все равно получит. Устроившись на диване рядом с двумя девицами в сапогах и коротких юбках, открывавших белые, покрытые синяками ляжки, Катенька угостила их сигаретами, за которые те жадно схватились.
Катенька сама закурила и разорвала конверт. В нем лежало несколько безделушек и пачка фотокопий документов. Первый датировался маем 1953-го, через два месяца после смерти Сталина:
