Ганс, как наименее приятный мне член команды, был отметён сразу, вместе с Прахом. Последний вообще смотрел на меня волком с тех пор, как заметил нашу с рыцарем мирную беседу. Серж знает не больше моего, а Михаэль… Это, конечно, была наиболее предпочтительная кандидатура для спокойного разговора, но я по-прежнему не могла привыкнуть доверять его опыту. В итоге оставались Зойр и рыцарь.
Пока я думала, первый из них исчез в лесном сумраке — то ли по нужде отлучился, то ли за дровами, — и выбора не осталось вовсе. Не-мёртвый же, не принимавший участия в обустройстве лагеря, с закрытыми глазами сидел на коленях чуть в стороне ото всех.
— Скажи, Сер, — я запнулась, ожидая реакции на мою фамильярность. Реакции не последовало, и я перевела дух.
— Что-то случилось, Сияющая? — нахмурился миу, внимательно меня разглядывая.
— Я просто хотела спросить, можно ли искупаться в этом озере? Это не опасно?
— Думаю, нет, — после пары секунд пристального разглядывания озёрной глади качнул головой мой собеседник.
— Я не чувствую ничего враждебного и никаких опасностей. Но, на всякий случай, если Вы хотите искупаться, я лучше буду неподалёку.
Я ответила очень правильно — кивнула, а не поддалась первому порыву возмутиться и пытаться отстоять свою девичью скромность. Во-первых, её особо никогда и не было. Во-вторых, даже если бы я была монахиней, излишняя доля смущения гораздо предпочтительней возможной смерти. В-третьих, он же всё равно мёртвый. Ну, и, в-четвёртых, чего стесняться при моей-то мохнатости? Прах вон щеголяет в одних штанах на босу ногу, и ничего.
До последнего момента я ожидала какой-нибудь подставы. Даже вылезая на берег, постоянно оглядывалась. Однако искупалась я действительно замечательно — кусок «детского» мыла, найденный в рюкзаке, сделал меня чистой, а тёплая (вернее, вода-то была холодная, но почему-то это не доставляло никаких неудобств) тёмная вода с горьким привкусом хвои — совершенно счастливой.
После нервного дня, купания и сытного ужина (прошедшего в атмосфере всеобщего тягостного молчания), я мгновенно уснула сном младенца, стоило лишь забраться в палатку. Только и успела растерянно хмыкнуть на тему перебравшегося поближе к моей палатке рыцаря, в той же коленопреклонённой позе замершего в двух метрах от входа. Кажется, он всерьёз собрался меня сторожить абсолютно от всего.
Со «сном младенца», я, честно говоря, погорячилась. Очень сомневаюсь, что младенцы видят подобные сны.
Началось всё с того, что я отчётливо поняла: я сплю, и происходящее мне снится. И точно так же отчётливо поняла, что этот сон — отнюдь не творение моего подсознания. И только после этого, собственно, начался сам сон.
— Прости, что являюсь вот так, без приглашения, — сидящий в кресле напротив меня мужчина слегка хмурился.
Голос был тихий, с хрипотцой, пробирающий. А у меня не было совершенно никакого желания ни говорить, ни как-то шевелиться. Всё, на что хватало моей силы воли, — не закрывая глаз, разглядывать собеседника. На вид ему было лет двадцать семь-тридцать, самый расцвет сил. Среднего роста, подтянутый, он больше всего напоминал кадрового офицера. Лицо довольно непримечательное; не сказать, чтобы неприятное, но и красавцем не назовёшь при всей фантазии. Тонкие губы с нервной складкой в уголке, нос с горбинкой, высокий лоб, высокие скулы и несколько впалые щёки. Остриженные до уровня короткого «ёжика» светлые волосы. Правда, всё это я заметила потом; в первую очередь внимание привлекали его глаза. Отнюдь не тем, что «в них можно было утонуть», как часто пишут в книгах.
Даже не так, дело было не в глазах — совершенно обычные, тёмно-серые. А вот взгляд… Почти лишал воли. Порабощал. Заставлял мелко дрожать колени и отчего-то бросал в краску. Пламя Преисподней, тьма полярной ночи, безумие берсеркера и безжалостный холод смерти. Пугающий, слишком тяжёлый для человека взгляд того, кто видел в этой жизни всё самое страшное. Невероятно сложно было от него оторваться.
— Да, и не удивляйся, пожалуйста, что ты сейчас выглядишь как человек, — тем временем продолжил неизвестный гость моего сна, не угадывая — опережая мои вялотекущие мысли. — Во-первых, ты до сих пор осознаёшь себя человеком. А, во-вторых, внешность значит настолько мало, — он вздохнул. — Скоро ты это поймёшь, но пока — так проще.
— Кто ты? — с трудом выдохнула я, пытаясь бороться с оцепенением.
— Я не имею права тебе говорить, — он вновь нахмурился, качнул головой и будто бы болезненно поморщился. — Я очень о многом не имею права тебе пока рассказывать, — с болью в голосе проговорил незнакомец, поднимаясь с места. Сделал шаг, присел на подлокотник моего кресла. Едва касаясь, провёл кончиками пальцев по моей щеке и отдёрнул руку, будто боясь обжечься.
— Тогда зачем? — всё так же с трудом выдавила я из себя следующий вопрос.
— Чтобы увидеть тебя. Поговорить, — вздохнул он. — Пожалуйста, не сопротивляйся оцепенению, молчи. Мне… трудно, когда ты задаёшь вопросы. Особенно те, на которые я пока не могу ответить. Можно, я буду говорить сам? Растерянная, я только кивнула в ответ, и незнакомец не удержал облегчённого вздоха.
— Спасибо. Единственное, что я пока могу тебе сказать: будь осторожна, ладно? Единственный, кому ты сейчас можешь доверять из тех, кто рядом, это рыцарь. Он по самой своей природе не способен предать, тем более — предать тебя, — он улыбнулся; мрачно, что называется, «похоронно». — Сергей, твой друг, тоже честен, но он слишком мало знает в этом мире и не сможет помочь при всём желании. Остальным не верь, для них ты — всего лишь случайный попутчик. Возможно, этот мальчик-воин, или вспыльчивый ши, или покалеченный маг, и не предадут, но совершенно точно не пойдут слепо за тобой. Командир же вашего отряда… у него просто нет выбора, а человек в такой ситуации способен на всё. Твой путь правильный, эта война должна быть остановлена, а… проклятье! — на этом месте он согнулся от боли, зажимая живот ладонью. Между пальцев сочилась тёмная, почти чёрная кровь. Я дёрнулась встать, чтобы хотя бы уступить незнакомцу своё кресло, усадить, помочь… Но он, не глядя на меня, поднял руку в повелительном останавливающем жесте. — Уходи, ты мне не поможешь!
И я проснулась.
Глава 4. Мысли о вечном
«Приснится же такое!»
мысль широко известной бабочки по пробуждении
До рассвета я провалялась в палатке, потом, не выдержав, выбралась наружу. Ганс, возившийся у костра, одарил меня удивлённым взглядом и кивнул в знак приветствия. Я кивнула в ответ и направилась к озеру умываться. А на самом деле мне просто не хотелось встречаться взглядом с командиром нашего маленького отряда.
У которого нет выбора. Интересно только, в чём?
В словах того мужчины я не усомнилась ни на секунду. Наверное, зря. Но… не верить ему я физически не могла, как тому странному духу, отправившему нас с Сержем в этот отсталый мир и впихнувшему в эти непонятные тела.
Но это лирика, а что он мне сказал нового? Практически ничего. И так было понятно, что вляпалась по самые кисточки на ушах. Гансу не стоит доверять? Да на него один раз посмотришь, и хочется спрятаться подальше: особист — он особист и есть. Остальные не пойдут за мной? Мать вашу, мне их и вести-то некуда! А рыцарь… На работающего по заданной программе робота он похож, вот что. Так что, наверное, не предаст, если программа не даст сбой.
Ещё один важный для меня факт: во сне я была человеком, а мой странный собеседник утверждал, что внешность не имеет значения. Конечно, у меня сейчас весьма обаятельные ушки и совершенно потрясающий хвост, но при этом нет никакого желания встречаться с блохами в собственной густой шерсти, а противоблошиных ошейников тут ещё не изобрели. Но могут ли его слова означать то, на что я надеюсь? Что у меня есть шанс опять стать человеком?
Впрочем, перспектива остаться в этом потенциально блохастом виде ещё не самое страшное. Тем более, наверняка же местные с чем-то подобным сталкивались, вполне могли научиться бороться. Или, может, здесь вообще нет блох? Или есть, но мой вид не трогают? В общем, обычные бытовые мелочи, и мысли мои опять пошли не в ту сторону.