Если великий стратег весной 1941 года сообразил, что Генеральный штаб не имеет командного пункта на случай оборонительной войны, значит, предполагаем мы, он тут же распорядился командный пункт построить. Увы. Мы с вами снова ошиблись. Это нам легко рассуждать: нет командного пункта — значит, его надо возводить. А у гениев все не так. Прежде чем предпринять какие-то действия, им надо думать, думать и думать. Неделями и месяцами.

Жукову подчиненные напоминали: надо строить КП! А Жуков запрещал. Подчиненные требовали, а Жуков снова запрещал, на этот раз категорически. Генерал-майор А. М. Василевский, впоследствии Маршал Советского Союза, в 1941 году служил в Оперативном управлении Генерального штаба. Не называя никого по имени (но мы-то знаем, кто персонально отвечает за командный пункт Генерального штаба), Василевский описывает сложившуюся ситуацию так:

Несмотря на все наши настояния, до войны нам не разрешили даже организовать подземный командный пункт, подземное рабочее помещение. Только в первый день войны, примерно в то же время, когда началась мобилизация, а мобилизация — как ни странно это звучит, — была объявлена в четырнадцать часов двадцать второго июня, то есть через двенадцать часов после начала войны, в это время во дворе 1-го Дома Наркомата обороны начали ковырять землю, рыть убежище. (Журнал «Знамя». 1988. № 5. С. 90.)

Итак, в январе 1941 года Жуков получил назначение в Генеральный штаб. Весной он сообразил, что у него нет командного пункта. Но пока война не грянула, он созданием, развитием и совершенствованием системы управления вооруженными силами в целях обороны страны в случае германского вторжения не занимался, то есть не выполнял свои прямые служебные обязанности.

Одновременно с созданием системы управления Красной Армией Жукову надо было готовить планы оборонительной войны. Лично для Жукова эта задача была не слишком трудоемкой. Следовало набросать на карте общий замысел: что мы намерены делать в случае нападения противника, а затем распределить боевые задачи.

Если бы Красная Армия готовилась к оборонительной войне, то каждому командиру, от командующего округом и ниже, следовало только указать боевую задачу, сказать, что надо делать. А о том, как именно выполнять поставленные задачи, должны были думать сами командиры и их штабы. Каждый командир и его штаб должны были сами составлять планы обороны.

Однако Красная Армия готовилась не к оборонительной войне на своей территории, а к какой-то другой войне. Потому, чтобы не раскрыть замысел предстоящих освободительных походов, всем командирам и всем штабам запретили составлять какие-либо планы на случай войны. Всё в свои руки взял начальник Генерального штаба Жуков. Генеральному штабу под руководством Жукова пришлось составлять планы не только для высшего руководства Красной Армии, но и для всех нижестоящих уровней управления.

В случае войны приграничные военные округа превращались во фронты. Каждый фронт — это группа армий. Генеральный штаб готовил подробные планы боевых действий для каждого фронта, каждой армии, корпуса, дивизии, полка. Все эти планы упаковывали в так называемые «красные пакеты»[6]. Каждый командир, от полка и выше, хранил в своем сейфе такой пакет, но не имел представления о том, какой именно план в нем содержится.

В случае опасности из Генерального штаба должен был поступить приказ на вскрытие пакетов. Получив такой приказ, каждый командир должен был вскрыть «красный пакет» и действовать в соответствии с указаниями, которые в нем содержались.

Была проделана огромная работа по составлению планов. Однако действия Красной Армии 22 июня 1941 года — это разнобой и полная анархия. Создается впечатление, что все, от рядовых солдат до Жукова и Сталина, не знали, что кому надлежит делать.

Так были ли у Красной Армии планы войны? Были. Маршал Советского Союза А. М. Василевский объясняет:

Разумеется, оперативные планы имелись, и весьма подробно разработанные, точно так же, как и мобилизационные планы. Мобилизационные планы были доведены до каждой части буквально, включая самые второстепенные тыловые части, вроде каких-нибудь тыловых складов и хозяйственных команд… Беда не в отсутствии у нас оперативных планов, а в невозможности их выполнить в той обстановке, которая сложилась. (Там же. С. 82.)

Если верить Василевскому, то получается вот что. Величайший полководец XX века Жуков составил планы отражения агрессии. Планы были воистину великолепными. Но у этих планов был совсем небольшой недостаток: в случае агрессии их было невозможно выполнить.

Представьте себе самого лучшего в мире специалиста по тушению пожаров. Он составил невероятный по красоте и изяществу план тушения пожара в вашем доме. Всем этот план хорош, но есть у него совсем мелкий изъян: в случае пожара от этого плана нету толка. А в остальном этот документ — образец для подражания и предмет зависти для соседей.

Именно такой план защиты страны составил Жуков. А ведь это анекдот из разряда «нарочно не придумаешь». Надо действительно иметь яркий талант и феноменальные способности, чтобы придумать такой план обороны страны, который нельзя использовать для обороны страны.

И нас разрывает любопытство: покажите же нам этот план! Но нам отвечают: план Жукова — это величайший государственный секрет Советского Союза. На это мы мягко возражаем: сгнил ваш

Советский Союз и рухнул. Ничего, отвечают хранители секретов, план все равно никому показывать нельзя.

Ситуация становится совсем смешной, если вспомнить рассказы самого Жукова о том, как в январе 1941 года он мысленно предвосхитил весь германский план «Барбаросса».

Сегодня становится ясно, что Жуков даже не пытался ввести свой план обороны государства в действие. Почитайте мемуары Жукова — он рассказывает, что чувствовал приближение войны. Коли так, вводи в действие свой гениальный план, прикажи всем командирам вскрыть «красные пакеты»!

Но Жуков не спешил. Вот его рассказ:

И вот поймите наше с Тимошенко состояние. С одной стороны, тревога грызла души, так как видели по докладам из округов, что противник занимает исходное положение для вторжения, а наши войска из-за упорства Сталина не приведены в готовность, с другой же — сохранялась все еще, пусть и небольшая, вера в способность Сталина избежать войны в 1941 году. В таком состоянии мы находились до вечера 21 июня, пока сообщения немецких перебежчиков окончательно не развеяли эту иллюзию. (ВИЖ. 1995. № 3. С. 41.)

Итак, вечером 21 июня 1941 года у Жукова больше не было иллюзий. Он понял: это война!

Если понял, то почему не ввел в действие свой план?

И вот с границ каскадом пошли сообщения: враг бомбит аэродромы, артиллерия противника открыла ураганный огонь, подводные лодки минируют подходы к нашим портам и базам, диверсионные группы противника захватывают пограничные мосты, по этим мостам на нашу территорию лавиной идут танки!

Что же должен делать Жуков, получая такие сообщения? Ясное дело: вводить в действие план отражения агрессии! Но он упорно этого не делает. В своих мемуарах Жуков изображает Сталина упрямым, бестолковым и трусоватым, а себя — спокойным и рассудительным. Если дело именно так и обстояло, то в первые минуты войны Жуков должен был успокоить товарища Сталина: у нас есть план войны! Его просто надо ввести в действие!

Интересно, что даже четверть века спустя в своих мемуарах Жуков даже не пытался оправдываться и валить вину на Сталина: я, мол, имел план обороны страны и хотел его ввести в действие, но мне помешал Сталин. В воспоминаниях Жукова нет таких оправданий, как нет и никаких упоминаний о существовании плана войны. Получалось, что начальник Генерального штаба в момент начала войны или вовсе оказался без планов или попросту забыл, что они у него есть.

Опубликованы тысячи книг и статей историков и участников войны, и ни один маршал, ни одни генерал или адмирал, ни один офицер, ни один историк-исследователь не сообщил о том, что Жуков или кто-то другой приказал ввести в действие заранее разработанные планы и действовать в соответствии с инструкциями, которые хранились в «красных пакетах». Ни один командующий фронтом, флотом, армией, флотилией, ни один командир корпуса, дивизии, бригады или полка после нападения Германии не получал приказа на вскрытие «красного пакета».