Я позволю себе еще раз процитировать описанную выше женщину с психозом:

«Я все еще очень невежественна во многих вещах, но мои чувства описывают истину. Под наслоениями моего психоза находится чувство нереальности надежды, ее пустота, чувство отсутствия любви и ужасающего одиночества. Если другой безумец сможет ощутить эти чувства, его тело будет кричать также страшно, как кричало мое тело. Сегодня вечером, ощущая в темноте безмолвие одиночества, я почувствовала, что в каждом поступке, в каждом звуке, во всем, что я вижу, я становлюсь уникальным, единственным в своем роде человеческим существом. Мир становится прекрасным, потому что я становлюсь такой, каким — так надеются люди — является Бог Я становлюсь любовью, вечной неизменной любовью, не испытывающей ни боли, ни страдания.

В Псалтири сказано: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла». И я знаю, что начала свой путь по этой долине очень давно, когда верила, что кто‑то любит меня — и меня действительно любил Бог, и я чувствовала, что Он — тот, о ком я думала все это время. Я чувствую, как перед моим взором занимается заря новой реальности».

Как удивительно было мне открыть, что язык моих чувств и язык моего интеллекта говорили мне об одном и том же, хотя и разными способами. Какой поразительный пример разделения духа и тела, чувства и мысли… Не быть способной что‑либо понимать из‑за отсутствия чувства, не быть способной чувствовать из‑за отсутствия понимания — это и есть страх неизвестного.

БАРБАРА, пациентка

Первичная терапия — это, по сути своей, диалектический процесс, в ходе которого пациент, личность, постепенно созревает, по мере того, как чувственно воспринимает свои детские потребности; в ходе терапии больной согревается, чувствуя холод, становится сильнее, испытывая страшную слабость, чувственно переживая прошлое, становится цельной личностью, перенесенной в настоящее и, ощущая смерть своего нереального «я», вновь возвращается к жизни. Первичная терапия — это движение невроза, его обращенное вспять становление, это процесс, в ходе которого человек, чувствуя страх, становится храбрым, чувствуя себя малым, как песчинка, поступает как великан, и постоянно избавляясь от прошлого, переходит в настоящее.

Я полагаю, я твердо убежден в том, что первичная терапия работает, потому что больной, наконец, получает шанс прочувствовать, как он миллионами способов лицедействовал и притворялся всю свою жизнь. Ему больше не надо лицедействовать, чтобы казаться взрослым и владеющим собой человеком, он может теперь стать таким, каким ему никогда не разрешалось быть, он может говорить то, что он никогда не осмеливался произнести. Я утверждаю, что болезнь — это отрицание чувства, и средством от этой болезни может быть только чувство, его переживание.

Нереальная система была необходима страдающему неврозом человеку в раннем детстве, но она же душит и уродует его в более зрелом возрасте. Нереальная система не дает человеку нормально отдыхать или спать — она преследует его страхом и напряжением. Именно нереальная система кормит реальную транквилизаторами, чтобы человек не содрогнулся от жуткого вопля в момент, когда страж у ворот защитной системы засыпает. Это нереальная система заваливает реальную ненужной организму пищей, которой он не желает и, мало того, не в состоянии переварить и усвоить. Именно она, эта нереальная система вовлекает реальную в нескончаемый цикл ненужной работы и ложных проекций. Это очень методичный способ буквального убийства и вытеснения истинной человеческой личности. В течение какого‑то времени нереальная система неплохо справляется со своей задачей. Она держит в узде боль, воздвигает вокруг чувствующего «я» защитную стену и, таким образом, делает так, что больной вообще перестает чувствовать что бы то ни было. Жизнь проходит — от начал до самой смерти — в этом непрестанном движении по порочному кругу. Человека постоянно сопровождает грызущее чувство отчаяния, оттого, что время уходит безвозвратно, а он еще и не начинал жить.

До тех пор, пока какой‑то части нереальной системы позволено оставаться в организме и психике больного, она будет энергично действовать и подавлять реальную систему.Нереальная система тотальна в любом смысле этого слова, и я особенно подчеркиваю это, потому что очень много серьезных школ психотерапии занимаются фрагментами невроза, полагая, что они являются отдельными независимыми друг от друга единицами, вещами в себе, не соединенными в единую систему. Поэтому и существуют клиники лечения пристрастия к табаку и клиники для лечения алкоголизма, специальные лечебные центра для наркоманов, диетологические лечебницы, гипнотическое лечение страхов, выработка условных рефлексов для лечения отдельных симптомов с использованием электрошока и вознаграждений; существуют школы медитации и кинестетической терапии.

Первичная теория, напротив, утверждает, что с корнем должна быть вырвана вся нереальная система. Если этого не сделать, то пациент может обрести отца в клинике, играющей роль родителя, клянущегося исправить непослушного сына, проводить с ним много времени и перестать его ругать — и пациент превращается в такого сына… с тем, чтобы через полгода снова вернуться к своему неврозу. В другом случае кто‑то действительно неплохо худеет в специализированной диетологической клинике, но только для того, чтобы снова набрать вес через несколько месяцев. Невротик в такой ситуации может на некоторое время перестроить свой фасад (в случае ожирения он делает это буквально), но в долгосрочной перспективе поле битвы все равно остается за неврозом.

Чувство — вот то единственное, на чем стоит первичная терапия. Мы не занимаемся чувствами сегодняшними, мы, наоборот, занимаемся чувствами старыми, теми чувствами, которые препятствуют возникновению у больного реальных чувств в настоящем. Мы стремимся к ощущению (чувству) чувства— к тому состоянию, которое невротик давно оставил в прошлом, но которое ежедневно и ежечасно вторгается в его жизнь; это то чувство, которое ежедневно неслышно говорит: «Папочка, будь добрее. Мама, ты так нужна мне».

Это то первичное чувство, которое накладывается на все аспекты обыденной жизни и вызывает невыносимое и постоянное снижение настроения. Это чувство, из‑за которого снятся дурные сны и ночные кошмары, это то чувство, которое побуждает людей заключать поспешные браки (мы женимся и выходим замуж, чтобы победить в борьбе), это то чувство, которое порождает мощные гомосексуальные импульсы. Это те самые чувства, которые так и остаются невостребованными на протяжении шестидесяти или семидесяти лет — всего срока человеческой жизни. Излечение заключается всего лишь в том, чтобы дать человеку возможность ощутить и пережить эти чувства.

Любопытное противоречие заключается в том, что невротик, заключенный в клетку своего прошлого, по сути, лишен этого прошлого. Он отрезан от собственного прошлого первичной болью. Таким образом, он постоянно, изо дня вдень, должен разыгрывать придуманную, мнимую и фантастическую драму своей прошлой жизни. Именно по этой причине он практически не меняется на протяжении всей своей жизни. В сорок лет он остается практически таким же, каким был в двенадцать — он периодически вовлекается в старую борьбу, исполняет свои невротические ритуалы, высказывает свою невротическую суть каждым своим словом, и находит все новые и новые источники для воссоздания положения, в котором он находился в раннем детстве, живя в родительском доме.

Нормальный здоровый человек имеет свою личную историю, его жизнь непрерывна, в ней нет коротко замкнутых циклических контуров первичной боли. Он сам распоряжается собой и своей жизнью. Поскольку невротика прошлое затягивает в свои сети, его развитие — как ментальное, так и физическое — часто замедляется. Тело и разум развиваются не плавно; мы видим замедление физического роста. Как только задержка устраняется, мы видим, что у невротика начинает расти борода, у него нормализуется половая функция; появляются неоспоримые признаки — о которых я писал, — полноценного психофизического преображения. В ряде психологических теорий обсуждается личностный рост, но я сомневаюсь, что под этими названиями подразумевают рост целостной личности, всего человека.