Ни один из больных, принимавших ЛСД до начала первичной психотерапии, никогда не испытывал основных первичных чувств, находясь под воздействием препарата, например, под его воздействием никто из больных никогда не ощущал чувства страшного одиночества, какое он ощутил в первичном состоянии, одиночества, связанного с оставлением без присмотра в кроватке. Слишком много психических событий происходит под действием ЛСД, поэтому человек не успевает шаг за шагом, постепенно добраться до ранних болезненных воспоминаний, и даже под влиянием ЛСД реальная, причиняющая душевную травму, первичная боль, всегда предстает в символическом виде.
Короче говоря, ЛСД не в состоянии дать возможность запуска специфического декодирующего процесса, в ходе которого определенные чувства увязываются с конкретными воспоминаниями, а затем разрешаются. Человек, ощущавший жужжание во рту, десять раз испытывал это чувство во время своих галлюцинаторных путешествий, но так и не почувствовал их реального значения. Для формирования нужных связей потребовался переход в первичное состояние.
Я не хочу этим сказать, что ЛСД не производит множества внутренних озарений и знаний, недоступных и недостижимых в нормальном состоянии. Но эти озарения фрагментарны и имеют место только в рамках структуры невроза. Думают, что жуткая физическая боль, которую испытывают многие люди на фоне галлюцинаторных путешествий под действием ЛСД, и озарения, которые приходят к тем же людям во время повторных галлюцинаций, никогда не образуют какую бы то ни было причинно–следственную связь. Первичная боль — это то среднее звено, которое разобщает физическую боль и ментальные галлюцинации.
Мое утверждение о том, что ЛСД может не оказывать психотомиметического воздействия на душевно здоровых людей, требует некоторого пояснения. Я полагаю, что если человеку дать достаточно большую дозу ЛСД, то у такого человека может возникнуть в головном мозге такое обилие импульсов, что на какое‑то время может развиться полная дезориентация и преходящая картина настоящего психоза. Но разница заключается в том, что у здорового человека психоз проходит после окончания действия препарата, а у невротика он может оказаться стойким. Невозможно преувеличить опасность ЛСД для невротика. Всего одно путешествие с галлюцинациями, даже если оно не приведет к психозу, может настолько поколебать систему психологической защиты, что позже для пациента может оказаться губительной такая ситуация, которая в обычных условиях не представляла для него раньше никакой опасности.
В ряде случаев под воздействием ЛСД происходят галлюцинации, связанные с тяжелым наркотическим бредом, «шубой» — этот бред обусловлен галлюцинациями, вызывающими страх и/или депрессию. Человек может быть раздавлен страхом перед чудовищами, он может видеть и ощущать ползающих по нему пауков. Бред можно прекратить введением таких нейролептиков как хлорпромазин [22]. Большие дозы транквилизаторов в психиатрических больницах применяют также для купирования галлюцинаций и иллюзий. Я полагаю, что в этих ситуациях транквилизаторы притупляют и глубже прячут первичную боль, уменьшая, таким образом, потребность в символизации. Транквилизаторы уменьшают возбуждение больного и дают ему шанс оправиться и придти в себя. То есть, в действительности, транквилизаторы позволяют пациенту заново прикрыть свою боль и усугубить невроз. Из всех состояний, при прочих равных условиях, именно наркотический бред с галлюцинациями больше других способствует приближению к поверхности сознания первичной боли.
Возможно, что галлюцинаторное путешествие под воздействием первого в жизни приема ЛСД не приведет к «шубу», так как системы защиты в это время еще не повреждены и хорошо работают. Но после нескольких таких путешествий, защитные системы заметно расшатываются, и вот здесь у невротика могут начаться неприятности, ибо когда есть боль, то путешествие в мир галлюцинаций может оказаться болезненным и весьма мучительным. Нет ничего удивительного, что после «шуба», вызванного приемом кислоты, пациенты, как правило, прекращают ее дальнейший прием; но при этом именно такой больной оказывается очень близко к тому, чтобы стать реальной личностью. Пациент прекращает прием ЛСД перед тем, как это происходит, вероятно, из‑за того, что чувствует, что реальность и нереальность — это своего рода упаковка, чем ближе подбирается реальность, тем дальше от нее надо держаться. Больные, заканчивающие курс первичной терапии, часто буквально сходят с ума, когда готовы содрать с себя последние слои психологической зашиты от тотального ощущения полного одиночества и безнадежности, которые всю жизнь гнездились в глубинах их психики. Вероятно, не случайно, что результаты лечения у людей, испытавших тягостные галлюцинации после приема кислоты, оказываются весьма хорошими.
Меня очень беспокоят пациенты, у которых кислотные галлюцинации при повторных приемах ЛСД неизменно оказываются приятными. Это означает, что расщепление сознания зашло настолько далеко, что даже очень сильные психотропные средства не могут на него воздействовать. Человек, в котором первичная боль и чувства запрятаны очень глубоко, будет раз за разом принимать ЛСД или курить марихуану (или делать и то и другое одновременно), подсознательно питаемый скрытой надеждой почувствовать то, что сулят эти препараты. Однако каждый раз он совершает под влиянием психотропных средств типично невротические путешествия, обнаруживая себя то в райском саду, то в зеленом лесу, то в ацтекском дворце. Содержание символических галлюцинаций, в принципе, несущественно, за исключением того, что оно может косвенно указывать на лежащую в основе невроза первичную боль. Надо лишь хорошенько запомнить, что приятное галлюцинаторное путешествие для невротика по необходимости должно быть нереальным, поскольку стимуляция чувств невротика под действием психотропных препаратов есть стимуляция боли. Человек, совершающий приятное или мистическое галлюцинаторное путешествие под влиянием ЛСД делает, по сути то же самое, что и пышущий ложным счастьем, пузырящийся неистовым напряжением невротик, не принимающий никаких лекарственных средств: он рисует приятные воображаемые картины, чтобы спрятаться от того, что происходит в его теле и в закоулках сознания.
Героин
ЛСД — одно из немногих средств, стимулирующих способность к чувству. Гораздо больше средств, которые глушат и умерщвляют ее. Одним из самых эффективных убийц такого рода является героин. Героин начинают использовать, когда невроз перестает подавлять боль. Невроз — это внутренний наркотик больного, не пристрастившегося к настоящим наркотикам.
Героиновый наркоман — это человек с изрядно истрепанными системами психологической защиты, которые уже не в состоянии снимать сильное внутреннее напряжение. Больной вынужден прибегнуть к более мощному средству — к игле. По моему опыту героиновых наркоманов можно разделить на две категории. По большей части такие наркоманы сонливы и безжизненны, они совершенно уничтожены мучающим их напряжением. Им приходится заглушать крик каждого квадратного дюйма своего организма, чтобы усмирить рвущуюся наружу первичную боль. Представители другой категории — маниакальны. Это гиперактивные люди, которые постоянно куда‑то бегут. Представители обоих типов просто находят разные способы подавить невыносимую чудовищную боль. И тем, и другим приходится использовать наркотик, когда защитные системы теряют способность отводить и выпускать накопившееся напряжение. Некоторые невротики начинают лучше себя чувствовать, куря марихуану, но марихуана — слишком мягкое средство, чтобы подавлять боль у зависимых от героина наркоманов. Бывает, что героиновый наркоман начинает с курения марихуаны, но постепенно переходит к более сильным средствам, когда марихуана перестает справляться болью. Другие пациенты, у которых защитные системы не изношены, могут находить марихуану вполне подходящим средством. Во всяком случае, не марихуана приводит к героиновой наркомании; к ней приводит первичная боль.
