Нарцисс улыбнулся.

– От тебя же самого, мой дорогой Плавт, от кого же еще. Их присутствие, которое для тебя не секрет, служит постоянным напоминанием о том, что дворец имеет глаза и уши повсюду, а это волей-неволей побуждает командиров и языки распускать поменьше, и политические амбиции поумерить.

– Ты думаешь, я в этом нуждаюсь?

– Да я и сам не знаю, – признался Нарцисс, почесывая бороду. – А что, нуждаешься?

Командующий Плавт опустил взгляд на чашу, которую вертел в пальцах. Нарцисс непринужденно рассмеялся.

– Думаю, нет. Это заключение подводит меня к следующему вопросу. Если ты верен императору, то почему так усердно подкапываешь под его дело?

Командующий со стуком поставил пустую чашу обратно на стол и сложил руки на груди.

– Не понимаю, о чем речь.

– Хорошо, попробую выразиться иначе, может быть, не столь резко. Почему ты прилагаешь так мало усилий для успеха его дела? Насколько я вижу, твоя армия разве что слегка развила достижения прошлого года: реальное продвижение имело место только на юго-западе, силами легата Веспасиана и его Второго легиона. Ты до сих пор не смог вынудить Караката к сражению, хотя половина племен, населяющих этот дикий край, перешла на нашу сторону. Мне просто трудно себе представить более благоприятные обстоятельства для того, чтобы выступить в поход, окончательно разгромить врага и завершить наконец эту весьма дорогостоящую кампанию.

– Хм, так ты переживаешь из-за ее стоимости? – усмехнулся командующий Плавт. – Должен тебе сказать, что не все на свете имеет цену.

– Ты неправ! – резко возразил грек, не дав патрицию возможности пуститься в долгие высокопарные разглагольствования относительно высокого предназначения Рима и обязанностей каждого поколения расширять границы империи во имя чести и славы ее владыки. – Все в этом мире имеет свою цену, и нет ничего такого, за что не приходилось бы платить. Ничего! Чаще всего платить приходится золотом, иногда кровью… но все равно без этого не обойтись. Победа в Британии нужна императору для упрочения его положения в Риме. Это будет стоить многих тысяч жизней его лучших воинов, что достойно сожаления, но поправимо. Людские потери всегда можно возместить. Чего мы не можем допустить, так это появления еще одного императора. Убийство Калигулы едва не повергло империю на колени. Не поддержи Преторианская гвардия притязания Клавдия, мы получили бы еще одну гражданскую войну – обезумевшие от сознания собственного могущества полководцы разорвали бы державу в клочья, погубив свои легионы в погоне за славой. Нужно не так уж много времени для того, чтобы имя Римской империи добавилось к долгому перечню исчезнувших царств. Разве здравомыслящий человек может желать для мира такой судьбы?

– Очень мило. Весьма изысканная риторика, – промолвил Плавт. – Но какое отношение все это имеет ко мне?

Нарцисс устало вздохнул.

– Твоя медлительность очень дорого нам обходится. Император теряет репутацию. Сам посуди, всего около года назад Рим лицезрел его триумф в связи с блистательной победой в Британии, и что мы имеем теперь? Продолжающуюся войну и нескончаемые просьбы – прислать еще людей, еще оружия, еще припасов.

– Мы просто закрепляем успех.

– Нет. Успех закрепляют после окончательного разгрома врага. То, что происходит сейчас, это не закрепление успеха, а просто выкачивание ресурсов. Этот остров впитывает в себя все словно губка: и людей, и деньги, и политический капитал. И сколько еще это будет продолжаться, дорогой командующий?

– Как отмечалось в моих донесениях, мы развиваем успех. Да, может быть, не так быстро, как бы того хотелось, зато неуклонно. Мы тесним Каратака милю за милей. Очень скоро у него не останется другого выхода, кроме как повернуться и принять бой.

– Как скоро, командующий? Через месяц? Через год? Или придется ждать еще дольше?

– В настоящий момент речь идет уже не о месяцах, а скорее всего о днях.

– О днях? – На лице Нарцисса отразилось сомнение. – Будь любезен, объясни.

– С удовольствием. Каратак и его воинство стоят лагерем не более чем в десяти милях отсюда, вон там… – Плавт указал рукой на запад. – Он прекрасно знает, что мы здесь, и считает, что мы ожидаем от него продолжения прежней тактики: отступления по мере нашего приближения, с арьергардными стычками, налетами и так далее. Однако нам известен его план: перейти Тамесис одновременно по нескольким находящимся неподалеку отсюда бродам, выйти нам в тыл и опустошить владения всех тех племен к югу от Тамесис, которые признали нашу власть. Возможно, в ходе этого рейда он даже предпримет попытку штурма Лондиниума – нашей главной базы снабжения. Звучит впечатляюще.

– Да уж, что есть, то есть. А как ты об этом прознал?

– Один из верховных вождей в его окружении – мой человек.

– Правда? Впервые слышу.

– Это слишком деликатная информация, чтобы можно было доверять ее письменным донесениям, – самодовольно заявил Плавт. – Никогда не знаешь, в чьи руки они попадут. Могу я продолжить?

– Прошу.

– Так вот, Каратак думает, что все предусмотрел, но понятия не имеет о том, что Второй легион уже выступил из Каллевы, чтобы перекрыть переправы. Войско Каратака окажется зажатым между моей армией и рекой. Деться ему будет некуда, придется принять бой. Его ждет полный разгром, а вы с императором получите возможность объявить об одержанной в Британии окончательной победе. Останется лишь несколько непокорных племен в западных горах да эти дикари в Каледонии. Тратить время, усилия и деньги на покорение кучки дикарей, обитающих в горах и на болотах, вряд ли имеет смысл. Лучше всего отгородиться от них, чтобы они не могли тревожить покой провинции.

– Отгородиться? Каким образом?

– Обыкновенным: ров, вал… может быть, канал.

– Звучит устрашающе – в смысле дороговизны.

– Подавление восстания обойдется куда дороже. Но в любом случае это – дело будущего. Сейчас все наши усилия нужно направить на то, чтобы разгромить Каратака и сломить волю мятежных племен к сопротивлению. Уверен, ты захочешь остаться здесь, чтобы стать свидетелем сражения.

– Да уж, конечно. Жду не дождусь этого события, как, разумеется, и возможности доложить о нем императору. Это будет выдающееся достижение, Плавт. И для тебя, и для всех нас.

– Ну а коли так, могу я предложить тост?

Плавт наполнил обе чаши и поднял свою.

– За посрамление врагов императора и… сокрушительную победу над варварами!

– За победу! – с улыбкой подхватил Нарцисс и осушил чашу.

Центурионы Второго легиона сидели на расставленных в несколько рядов табуретах в штабном шатре, дожидаясь, когда легат начнет совещание. Весь день прошел в неустанных хлопотах по подготовке к форсированному маршу, выступление в который было назначено на следующее утро. При этом точное место назначения до сих пор оставалось неизвестным для всех, кроме легата Веспасиана, однако он не счел возможным доверить эту информацию даже собственным командирам.

Только что зашло солнце, в воздухе было полно мошкары. Целые тучи насекомых вились вокруг зажженных масляных ламп, и то и дело одна из мошек, угодив по глупости в огонь, с треском вспыхивала. В глубине шатра стояла деревянная рама с натянутой на нее нарисованной на бычьей шкуре картой земель, прилегающих к ближнему отрезку реки Тамесис.

Третий ряд занимали шестеро центурионов Третьей когорты. У самого края, ссутулившись, сидел долговязый юнец, казавшийся чужим рядом со своими соседями – зрелыми воинами с суровыми, обветренными лицами. С густой щеткой темных волос и ясными карими глазами на худощавом лице, он мог показаться слишком молодым даже для рядового легионера. Кольчуга, надетая поверх нее просторная туника и кожаные перевязи не скрывали стройного телосложения, а обнаженные руки и ноги, пусть крепкие и жилистые, не бугрились могучими мускулами. Даже в доспехах и униформе, с прикрепленными к ремням знаками отличия, он походил на мальчишку, да и чувствовал себя, судя по тому, как нервно озирал шатер и собравшихся, несколько не в своей тарелке.