Мужчины не отводили от меня глаз, не пугаясь остатков «маски». Хотя подозреваю, что не без причины: рубашка сильно просвечивала. Вообще «носильщики» смотрели на меня странно, словно на дитя малое, которое только играется во взрослую женщину.

Выбрав один из платков, расшитых поскромнее, я расстелила его на коленях и принялась отковыривать штукатурку. Говорить в этой глиняной маске было невозможно. Сейчас отковыряю, поблагодарю за представление и попрошу мобильный. Номера крестной и братьев я помню наизусть.

«Носильщики» решили помочь в этом нехитром деле – тот самый нахал с бирюзой на рукаве потянулся своей лапищей к моей щеке. Я вздрогнула и почти замахнулась – как только ему в нос не заехала? Остатки хорошего воспитания сработали, наверно. Взяв себя в руки, я просто отстранилась и попросила:

– Лучше воды дай, умыться надо.

Мужчина без лишних слов встал и принес мне плошку с водой. Пока он ходил, я смотрела на него во все глаза, не сразу поняв, что так привлекло мое внимание.

Интересно он двигается, даже под ярким халатом с объемными рукавами чувствуется выправка сродни военной. И руки – не просто мозоли от лопаты или молотка, а «набитые» ребра и костяшки. Крупные пальцы, широкие плечи – воин? Мечник? Рукопашник?

Доковыряв грим, я смочила другой платок и утерла лицо, едва не застонав от удовольствия. Три пары глаз пристально уставились на мое освобожденное от маски лицо. Что-то они странно реагируют, словно боятся или не доверяют?

– А вы умыться не хотите? – спросила я мужчин, заметив, как самый молодой, не поднимая глаз, осторожно царапает мастику.

Они радостно закивали и тут же повторили мои действия, отколупав толстый слой краски и умывшись. Правда, они для умывания уходили за занавеску, но тем интереснее было смотреть на них, когда они появлялись оттуда один за другим.

Старший не зря носил бирюзу – у него были раскосые бирюзовые глаза и короткие темные волосы. Лицо жесткое, словно обветренное, на переносице залегла глубокая складка, над бровью тонкий белесый шрам. Весь его облик дышал силой и достоинством.

Пока я рассматривала его, он рассматривал меня, и в его холодных глазах я по-прежнему видела настороженность. Кстати, полы халата он как-то очень ловко подвернул, рукава стянул завязками и, в результате варварски пышное одеяние не мешало ему двигаться, да и сидело как-то удобнее.

Волосы второго «носильщика» были гораздо светлее, соломенные с приятным золотистым отливом, а глаза оказались зелеными, как весенний лед. Без грима стало видно, что кожа у всех разная, но с тем же красноватым оттенком, как у меня. Однако у этого парня под глазами залегли глубокие тени, словно он долго болел. Выражение его лица было отстраненным, сразу вспомнилась старая сказка с заколдованной женщиной, повторяющей ровным голосом:

– Что воля, что неволя – все равно…

На меня он смотрел почти без любопытства, но, заметив мой интерес, терпеливо снес разглядывание. Его одежда была излишне просторной, словно он сильно похудел, и не успел купить новую.

Третьим вышел парень в коралловых бусах, и я чуть не засмеялась: вот уж сухота девичья! Белый, румяный красавчик с карими, как вишни, глазами! Его довольно длинные волосы завивались кудрями, а на щеках красовались умильные ямочки.

Длинные тонкие пальцы нервно перебирали пояс, словно струны гитары. Наконец, тряхнув каштановыми кудрями, красавчик уставился на меня. Увы, старшие братья дали мне хорошую закалку: я вытаращилась в ответ и усмехнулась.

Парень если и не смутился, то уж такого нахальства от меня точно не ожидал. Потом поджал красивые губы, оттененные легким пушком, и демонстративно повернулся несколько раз, показывая себя во всей красе.

Я оценила, но сделала вид, что зеваю. Вытаращенные глаза кареглазого заставили меня прыснуть. Ладно-ладно, дамский угодник, посмотрим, кто кого!

Последним нога за ногу выполз младший. Ёши, кажется. Совсем молодой пацан лет пятнадцати, а, может, и меньше. Он еще не избавился от подростковой угловатости и худобы, а цвет глаз оставался загадкой – парень по-прежнему смотрел в пол.

Помахав перед ним руками и ничего не добившись, я от мальчишки отстала: захочет – заговорит!

– Ребята… – почувствовав усталость, я решила, что уже можно спокойно посмеяться над этим балаганом. – Мобильник дадите? – Намекнула: – Меня, наверное, уже ищут.

Четыре пары глаз уставились на меня в полном недоумении. Я прямо видела, как в их глазах недоумение сменяется тоскливой обреченностью и страхом. Что это с ними? Через некоторое время самый старший осторожно переспросил:

– Кто тебя ищет, Геле?

– Родители, братья… – Я осматривалась, надеясь обнаружить розетку или, на худой случай, кусок пластика. – И почему Геле? Меня зовут Леся.

– Ле-с-са… – Старший словно попробовал на вкус мое имя и оно ему не понравилось. Покачал головой. – Астролог назвал тебя Геле. И твои родственники придут к нам завтра посмотреть, как хорошо тебе в новом доме, – пожал плечами голубоглазик.

– Так они знают, где я? – Кажется, я растерялась.

Что еще за игры? Так это не похищение? А что тогда? Экстремальный туризм?

– Конечно! – Старший вновь пожал плечами и осторожно переключил мое внимание на подносы с едой: – Кушать будешь?

В животе опять забурчало, и я закивала, бренча бусинками.

Тотчас ко мне подвинули низкий столик, поверх которого стоял поднос с небольшими чашками типа пиалок. В одной чашке дымился бульон. В другую положили очень крутую кашу, по виду похожую на ячневую. Тут же приготовленные для трапезы маринованные грибы, какие-то побеги, соленый сыр, соусы и тонкие сухие лепешки.

Отдельно в блестящей, кажется, серебряной чашечке стояла простокваша. Я только взглянула на нее и тут же накрыла лепешкой – с детства ее терпеть не могу!

Так что первым делом я взяла бульон и принялась пить через край. Делая глоток за глотком, я опять взглянула на мужчин и чуть не поперхнулась: они пристально смотрели на меня. Даже на вступительных экзаменах меня не пожирали так взглядами. Поставив чашку дрожащими пальцами, я спросила:

– Что такое?

Мужчины поспешно перестали глазеть, но их неотступное внимание меня нервировало.

Пришлось отвлечь:

– А почему вы не едите?

– Ждем твоего приглашения, – улыбнулся голубоглазик, но его улыбка совершенно не коснулась холодных внимательных глаз.

Зеленоглазый при этом дернул углом рта, а кареглазый недовольно поджал свои выразительные губы. Младший по-прежнему изучал пол.

– Ешьте, конечно, – я пожала плечами. – Одной мне и кусок в горло не полезет.

Парни почему-то удивленно-довольно переглянулись и тотчас расселись на полу перед такими же столиками. Самый младший заносил подносы с едой, а кудрявый наливал всем густой напиток, цветом похожий на топленое молоко.

Мне тоже наполнили пиалку. Я попробовала – чай, только заваренный не кипятком, а горячим молоком. Варево получилось густое и жирное, да еще и соленое в придачу. В общем, пить это я не смогла. Обошлась бульоном и травяным настоем в отдельной чашке.

Пока жевала и глотала, исподтишка поглядывала на своих «носильщиков». Старший ел быстро и аккуратно – большие куски мяса с подливой, зелень и крупа исчезали с завидной скоростью.

Светловолосый ел мало и как-то осторожно, словно прислушиваясь – не отзовется ли кусок лепешки внезапной болью. В основном он пил бульон и деликатно отщипывал выпечку.

Кудрявый красавец ел умеренно, но выбирал из чашек какие-то только ему известные лакомые кусочки, за что пару раз получал неодобрительный взгляд старшего.

Младший, не поднимая головы, равнодушно жевал лепешку, в которую скидал все, что было в паре соседних мисок. Выражение лица было как у человека, питающегося фаст-фудом: «Горячо, сытно – и фиг с ним, со здоровьем!»

Когда я наелась, Ёши унес поднос, а вместо него принес другой. Этот поднос отличался от первого. На изукрашенной медной пластине стояли четыре бронзовые чашечки, украшенные разноцветными камушками. Бирюза, хризолит, коралл и, по-моему, желтый топаз. Чашечки были буквально «с верхом» наполнены сладостями.