– Согласны ли вы стать моею женой, мадам? – с этим вопросом обратился Орлов к герцогине, когда они после бала возвращались в палаццо.

– Да, мой адмирал, но не прежде как восторжествует справедливость. Вы станете супругом императрицы, а не безумной авантюристки.

– Я следую велению сердца, мадам, и готов пойти под венец даже с авантюристкой, ежели ею станете вы.

– Благодарствую, мой адмирал.

– Желая приблизить счастливый миг супружества с вами, мадам, мы должны без отлагательства приступить к великому делу.

– Примите, адмирал, мой пока не оправленный в алмазы портрет, как залог моего к вам благоволения.

– Лошади и карета, которые приготовлены, чтобы везти нас под венец, отныне назначаются к тому, чтобы отвезти нас к причалу, где швартуются российские военные шлюпки. Оттуда мы отправляемся на адмиральский «Исидор», – неожиданно сказал Орлов, чем вызвал известное беспокойство герцогини.

Вслед за Валдомирской и адмиралом Алексеем Орловым в шлюпки сели свита герцогини и офицеры штаба Орлова. Шлюпки взяли курс к адмиральскому «Исидору». Эскадра многократными залпами салютовала царевне. Команды, выстроенные на палубах, приветствовали молодую государыню дружным «ура», повторенным трижды. В соответствии с церемониалом, который полагался только коронованным особам, над кораблями был поднят андреевский флаг. Был дан знак о начале показательных учений. Корабли приступили к сложным маневрам, опять же с пушечной пальбой.

Герцогиня Валдомирская была в восторге от величественного зрелища, которое ей открылось. Не оставалось сомнения в том, что она у порога к заветной цели.

Пристально следивший за развитием событий в Тоскане, российский посол Разумовский, по иронии судьбы племянник предполагаемого отца принцессы Азовской, пришел к заключению о необходимости известить об опасной затее самозванки и Орлова российский императорский двор. Важно было найти для этого достаточно надежного гонца. Им стал де Рибас – молодой, отличный в седле и в управлении лошадью, достаточно умный и отесаный внешностью и манерами, – он мог произвести впечатление при Петербургском дворе.

Алексей Орлов – адмирал и командующий Средиземноморской эскадрой, человек несомненно огромной телесной и духовной силы, большой смелости и недюжинного ума, безнравственный, совершенно избавленный от того, что в обществе принято называть честью был неспособен на порывы любви. С женщинами, насколько себя помнил Орлов, и с госпожой Демидовой, а теперь уже и с герцогиней Валдомирской, его связывало лишь одно – прямо таки звериная жажда обладания телом. В этом находил он прелесть и для себя усладу. Женщины расставались с Орловым трудно, как, впрочем, в этот раз расставалась с ним госпожа Демидова, страсть обладания которой некогда овладела им и продолжалась более чем к иным женщинам, возможно оттого, что она была единственной женщиной не только на борту флагмана, но и во всей эскадре. Женщина на боевых кораблях считалась не к добру, потому госпожа Демидова была принята офицерами эскадры с той сдержанностью, которая была равнозначна неодобрению адмирала. Но Орлов этому не придал значения. Он был не привычен отказывать себе в том, что было ему угодно.

Безумная храбрость и авантюризм Орлова были достаточно известны в России. Это он увлек Измайловскую гвардию в государственный переворот и немало содействовал тому, чтобы посадить Екатерину на романовский престол. Это он вместе с Тепловым и Борятинским обагрил руки кровью законного императора Петра III. В бурной жизни Орлова были удачи, но были и поражения. Пожалуй, самым значительным из них было изгнание Екатериной его братца Григория. И это не смотря на то, что и Григорий был в государственном перевороте, прижил с Екатериной сына, от рождения волею императрицы названного графом Бобринским. Орловы ко времени изгнания Григория полагали себя вершителями больших и малых дел в державе. Возможно именно это и погубило их, ибо Екатерина сама считала себя достаточно искушенной, чтобы самой управлять государством. Отстранив братца Григория, Екатерина отдалась какому-то Васильчикову, который не был отличен ни умом, ни мужеством. Придворная партия, составленная против Орловых, потому что всем достаточно наскучило их беспардонство, торжествовала. Григорий был в отчаяньи, близком к помешательству. Алексей – в сознании несправедливости происшедшего. Предпочтение Васильчикова их орловской породе было и несправедливым, и унизительным, но в сложившихся обстоятельствах даже он, Алексей Орлов, был бессилен что-либо сделать.

Екатерина, с одной стороны, велела кому следует неусыпно глядеть за Орловыми, чтобы не учинили дурь какую, с другой – несколько позлатила поднесенную им пилюлю. В этом была тайна назначения сухопутного Алексея в командование Средиземноморской эскадрой. За все время пребывания в адмиральском чине, он, однако, так и не научился отличать марсели и кливера от штормовых стекселей и брамселей. На то при нем, чтобы не иметь сраму, Екатериной был поставлен испытанный морской волк англичанин Самуил Карлович Грейг.

В сражении у Чесмы Орлов был, но командовал флотом Грейг, что было известно всем, кто имел ближайшее отношение к делу. Щедрые награды волею государыни все же достались прежде всего Орлову. И титул Чесменский тоже был дан Орлову. Тем самым Орлов, а не Грейг, был признан победителем. Тот, кто доподлинно заслуживал эти лавры был оставлен в тени.

И все же Орлов в душе не мог простить Екатерине тот афронт, который она учинила его братцу, который и его исключал из числа первых лиц в империи.

Орлов еще живо помнил события шестьдесят второго года и ту роль, которую в них сыграл он. Орлов не исключал, что такую роль он мог бы сыграть и впредь, но с большими гарантиями для себя. Почему бы не повторить посажение на престол, в этот раз не Екатерины, а Елизаветы II?

Что это может прийти на ум Орлову отлично понимала и Екатерина.

С эстафетой и с подорожными средствами, состоявшими в ассигнациях и в золотых ливрах на отлично выездженном молодом жеребце де-Рибас отправился в путь уже на второй день после выхода эскадры из Ливорно курсом на запад, в сторону Гибралтара.

В эстафете сообщалось о публичном флирте графа Орлова с самозванной принцессой, в здешнем обществе называемой герцогиней Валдомирской и графиней Пиннеберг. Означенная авантюристка окружена-де малым двором, состоящим преимущественно из польских конфедератов, которыми верховодит некая весьма знатная персона. В среде приближенных к упомянутой авантюристке, писал Разумовский, замечены также агенты Порты Оттоманской, поелику сия держава в состоянии войны с Россией, а также французские офицеры по враждебности нам политики этой державы, не желающей российского усиления в Европе.

Разумовский принял де-Рибаса и передал ему эстафету в российском посольстве и в том была его ошибка, впрочем идущая не столько от дурости, сколько от неведения. Посол не знал, что некая весьма знатная персона из окружения самозванной принцессы Азовской установила наблюдение за незадачливым лейтенантом.

Лейтенант ехал на отличном жеребце, ехал иноходью, насвистывал неаполитанскую песенку с той беззаботностью, которая отличала всех на свете молодых кирасир в службе его величества короля неаполитанского.

Над ним было голубое небо Лигурии, яркое солнце, справа и слева вдоль дороги тянулись поля, на которых порою, несмотря на февраль, зеленела трава. Где-то у Рима он выехал на виа Аппия, кованные копыта его коня при этом застучали о шлифованные веками булыжники. Здесь чаще встречались античные развалины, до которых кирасиру не было вовсе никакого дела, поскольку бравый лейтенант был отлично научен владению саблей и пистолями, умению подчинять своей воле лошадь, независимо от того, каким аллюром она шла, но об истории Аппенин он имел довольно смутное представление.

В Риме кирасир ночевал в старом и довольно людном альберго с таверной, несколько приволокнулся за молоденькой сеньоритой, прислуживавшей в таверне. По этому случаю ему пришлось вопреки указанию Разумовского на денек – другой задержатся в вечном городе в альберго у церкви Санта-Мария Маджоре. За это его неприлежание в службе и за луидор с изображением французского короля молодцеватый кирасир был недурно вознагражден сеньоритой. Это приключение было благодетельным, поскольку оно способствовало тому, что образ герцогини Валдомирской в его воспоминаниях довольно потускнел и более не вызывал в нем былых чувств. Поскольку у лейтенанта было довольно луидоров, он мог бы еще оставаться в альберго в объятиях прелестной сеньориты, но здесь он вспомнил об эстафете и тотчас стал седлать коня.