Вскоре он увидит, что сердце немело далеко не у всех.

Вспоминая о подготовке заговора, Гучков сообщил важную информацию: «Мысль о терроре по отношению к носителю верховной власти даже не обсуждалась — настолько она считалась неприменимой в данном случае. Так как в дальнейшем предполагалось возведение на престол сына государя — наследника, с братом государя в качестве регента на время малолетства, то представлялось недопустимым заставить сына и брата присягнуть через лужу крови. Отсюда и родился замысел о дворцовом перевороте, в результате которого государь был бы вынужден подписать отречение с передачей престола законному наследнику. В этих пределах план очень быстро сложился. К этой группе двух инициаторов в ближайшие дни присоединился по соглашению с Некрасовым Михаил Иванович Терещенко, и таким образом образовалась та группа, которая взяла на себя выполнение этого плана»^[247].

Уточним, Некрасов и Терещенко были масонами, как и Керенский.

Что же касается «террора», существует кроме вегетарианских планов логика борьбы за власть.

Накануне Нового, 1917 года Шульгин находился в родном городе среди семьи и близких. Ему исполнилось 39 лет. Он был зрелым мужем, знаменитым политиком, его имя было известно везде, где читали периодику. К тому же главный редактор лучшей правой газеты империи…

Впрочем, повседневная работа в «Киевлянине» находилась в ведении его большой семьи. За ним же оставалось только написание передовиц и общеполитическое руководство. Дмитрий Иванович Пихно уже умер — в 1913 году.

Основная ответственность лежала на плечах Павлы Витальевны, это производственная (хозяйственная) сторона и собственно редакционная (литературная). Жена Екатерина Григорьевна писала политические статьи. Племянник Филипп Могилевский вел различные рубрики и писал статьи. Свояченица (сестра жены) Софья Григорьевна была корректором и секретарем редакции. Ее муж Константин Иванович Смаковский вел увлекательные «воскресные беседы». Теща Евгения Григорьевна Градовская заведовала экспедицией газеты, то есть вопросами подписки и продажи.

«В 1917 году „Киевлянин“ держался на моих передовицах и на энергии Лины (Павлы) и моей жены Екатерины Григорьевны. Политические статьи последней имели успех, они были полегче, чем мои, и более прочувственные. Екатерина Григорьевна подписывалась „А. Ежов“. Почему? Не знаю…»^[248]

Были и наемные работники, но ядро все же составляли Шульгины — Градовские — Смаковские. И еще Билимовичи. Это был влиятельный киевский клан.

«Горячая работа была под Новый год. Дело в том, что под Новый год подписка возобновлялась. Сыпались со всех сторон деньги, которые надо было принять, зарегистрировать и отправить квитанции об их получении. Затем адреса подписчиков сдавались в типографию. Для старых подписчиков не выходило затруднений, так как их адреса уже были набраны ранее и сохранились редакцией газеты. Но новые писались от руки (пока еще наберут!). Такую работу нельзя было сделать вовремя, то есть до наступления еще Нового года, силами только семьи Градовских. Поэтому за работу засаживались все „приблуды“. Было несколько „приблуд“, друзей и товарищей Градовских по гимназии. В том числе и я был таким „приблудой“ в детстве и молодости. По всем столам сидели Градовские и их „приблуды“ и строчили.

Победоносно кончив к половине двенадцатого накануне Нового года, накрывали круглый стол, за которым можно было разместить неопределенное количество лиц, затем и овальный стол. Кроме ламп зажигались две свечи (только не три!) и начинался новогодний ужин, скромный, дружный и веселый. А шампанское? Подавалось и шампанское, но не „Редерер“, конечно, или „Мум“, по шесть рублей бутылка, а „Донское“ или „Цимлянское“, около одного рубля бутылка»^[249].

К тому времени Шульгин был отцом троих мальчиков: Василида (1899), Вениамина (1901) и Дмитрия (1905).

Василид и Вениамин погибнут в Гражданской войне.

Накануне 1917 года царь распорядился провести сенатскую ревизию всех отсрочек от воинской службы, полученных представителями Земского союза и Союза городов. Это был внятный сигнал для всех оппозиционных кругов, что Николай II на соглашение с ними не пойдет.

Последствием ревизии стал бы массовый призыв в армию сотен и даже тысяч «земгусар», кадровой опоры Земгора.

К тому же правительство постоянно сокращало финансирование ВПК, не справлявшихся со взятыми заказами. В противовес очевидным фактам ВПК заявляли, что все объясняется чинимыми властями помехами.

Деятельность Рабочей группы ЦВПК стала носить вызывающий и опасный характер.

После специальной встречи Протопопова с начальником Петроградского гарнизона генерал-лейтенантом С. С. Хабаловым Гучкову было направлено письмо, в котором указывалось на неприемлемые акции Рабочей группы, проведение собраний с участием посторонних лиц и выдвижение требований «…революционно-политического характера, как, например, о немедленном заключении мира, о ниспровержении настоящего правительства и об осуществлении программных требований социал-демократической партии».

Ссылаясь на закон о контроле над деятельностью общественных организаций, Хабалов потребовал впредь уведомлять о времени и месте заседаний Рабочей группы, для того чтобы на них мог присутствовать представитель власти.

Гучков не ответил.

Агенты Охранного отделения обнаружили отпечатанное воззвание Рабочей группы к рабочим Петрограда с призывом к выступлению 14 февраля против государственного строя.

Планировалось организовать уличные беспорядки в виде протеста против нехватки продовольствия в магазинах.

7 января 1917 года была арестована Рабочая группа Московского ВПК. Это вызвало множество протестов в разных городах, со стороны руководителей ЦВПК немедленно последовали протесты и требования освободить арестованных, и спустя два дня арестованных освободили.

13 января Гучков направил Хабалову ответ, в котором говорилось, что ЦВПК не считает возможным извещать о времени, месте и программе заседаний Рабочей группы.

После этого полицейские приставы стали посещать здание ЦВПК и, убеждаясь, что Рабочая группа не заседает, удалялись.

Эта игра в кошки-мышки продолжалась до 19 января, когда Хабалов отправил Гучкову новое письмо, доказывая необходимость выполнения закона и предупреждая, что не допустит более собраний Рабочей группы. Гучков не ответил.

Тогда приставы пришли снова, застали собравшуюся Рабочую группу и с ней — заместителя председателя ЦВПК, киевского миллионера-сахарозаводчика М. И. Терещенко. Тот отговорился, что Рабочая группа никаких указаний от ЦВПК не получала, и на том заседание закончилось.

Газеты сразу откликнулись статьями о новых безобразиях властей, а 21 января Рабочая группа продолжила свои заседания.

Ситуация становилась просто невыносимой.

Группа обладала значительным политическим потенциалом, объединяла представителей рабочих, избранных от 101 предприятия. Ею руководил Кузьма Антонович Гвоздев, председатель правления кооператива рабочих Выборгского района Петрограда, насчитывавшего 11 тысяч членов.

Центральный ВПК планировал учредить Всероссийский союз рабочих и создать ряд всероссийских союзов — крестьянский, кооперативный, торгово-промышленный. Что из этого могло получиться, правительство понимало. Смычка финансистов и промышленников с рабочими при поддержке Государственной думы могла стать смертным приговором существующему порядку управления. К. А. Гвоздев даже ездил в Ставку для доклада «высокопоставленному лицу» (по всей вероятности, генералу М. В. Алексееву). Все показывало, что дело зашло слишком далеко.