Нас провели в комнату, усадили за стол, и право же, этот день был совершенно необыкновенным, так интересен, остроумен и молод памятью оказался знаменитый собеседник»^[533].

Жизнь в новых условиях подталкивала Шульгина к странным мыслям, которые в итоге стали подводить его к частичной переоценке собственного прошлого.

Он задавался вопросом, понятным в его возрасте: что было главным в его жизни? И отвечал: «Борьба с теми, из среды которых сформировались впоследствии эмигранты».

То есть с кадетами, монархистами, Милюковыми, Гучковыми, Маклаковыми, Врангелями, Деникиными?

Нет, тут что-то не то. Он в целом был неотъемлемой частью русской эмиграции.

И Василий Витальевич продолжал с горечью размышлять: «Но когда пришел последний расчет, кто дал возможность жить? Советы, посадив меня в тюрьму, 12 лет без малого, кормили, поили, одевали, мыли, лечили, обогревали и держали крышу над моей головой. Как я провел бы эти 12 лет на свободе?.. Меня кто-то содержал бы, и кто знает, может быть, чаша моих унижений была бы на свободе хуже, чем в тюрьме. Мое перо, которое не умеет служить, не могло бы меня кормить. В наше время независимые люди не нужны никому. Их место — тюрьма или богадельня. То и другое предоставили мне Советы, т. е. принципиальные враги, политические противники… Помогали враги. Друзья же, соратники, эмигранты не смогли (я не верю, что они не хотели) помочь мне, и, что важнее, они не помогали моей жене, которая осталась между ними осиротелая, одинокая»^[534].

Нет, жизнь не сводилась к такой борьбе. Просто прошло слишком много времени, та история уже окаменела, утратила жизнетворную силу. А Василий Витальевич был еще жив. Ему требовалось объясниться с современным обществом.

Немногим в конце земного пути судьба дарила подобную возможность.

Здесь ему тоже помогли его противники, которым пришло в голову использовать последнего динозавра монархии для создания торжественной оды о победителях.

В 1957 году он узнает, что сын Дмитрий жив и проживает в США. На просьбу разрешить выезд за границу получает отказ, но потом ему предлагают создать вокруг себя «благоприятную атмосферу», то есть написать о позитивных переменах в СССР.

Это были серьезные, хотя и не злые противники. Ими руководил 35-летний полковник, контрразведчик из Москвы, Филипп Денисович Бобков, который в возрасте 17 лет добровольцем пошел воевать, был несколько раз ранен, награжден орденом Славы (советским аналогом Георгиевского креста). Впоследствии он дослужится до звания генерала армии, возглавит политическую контрразведку, станет первым заместителем председателя КГБ СССР. Бобков, безусловно, был героем войны, коммунистом, но при этом относился к Шульгину в высшей степени доброжелательно. И тут трудно было разобрать, что за этим стояло — профессиональный подход или человечность.

В 1961 году Шульгин издал небольшую книгу «Письма русским эмигрантам», написанную после поездок по стране, которые ему организовали чекисты. Можно сказать, произошло повторение «Треста», но уже все участники играли в открытую. Побывал Шульгин и в Киеве, поклонился могилам родителей на Байковом кладбище, хотел найти свой дом — не удалось, на месте старого дома построили многоэтажку. Потом съездил в Курганы, поклонился могиле отчима. Особое место в поездке занимала Винница, где он увидел кладбище психиатрической лечебницы с безымянными могильными холмиками.

Все его близкие родичи давно покинули этот мир. Может быть, Дмитрий уцелел и сестра Павла, но где они и что с ними — бог ведает.

Это путешествие было погружением в прошлое и одновременно узнаванием настоящего. Многое из увиденного показало развивающуюся страну.

Разумеется, Шульгин понимал, что его книга — это плата за разрешение выезда.

В аннотации указывалось: «Автор открытых писем к русским эмигрантам — Василий Витальевич Шульгин в прошлом был видным деятелем Российской империи.

Богатый волынский помещик, он неоднократно избирался в депутаты Государственной думы, где возглавлял крайне правое крыло реакции и считался идеологом монархически настроенного крупного дворянства. Будучи членом временного исполнительного комитета Государственной думы, Шульгин во время Февральской революции предпринял отчаянную попытку спасти монархию: он убеждал Николая II передать престол сыну, а потом (всего лишь на несколько часов) провозгласил императором царского брата Михаила.

После Великой Октябрьской Социалистической революции Шульгин стал одним из организаторов белогвардейской контрреволюции, а когда белые были разгромлены, бежал за границу. Многие годы он вел идейную борьбу против Советской власти, был одним из вожаков белой эмиграции.

Великая Отечественная война на многое раскрыла Шульгину глаза: он увидел, что советский народ самоотверженно обороняет завоевания социалистической революции. В 1944 г. в Югославию, где проживал тогда Шульгин, вошли советские войска. Шульгин был препровожден в СССР и после следствия понес заслуженное наказание за свою многолетнюю антисоветскую деятельность. Досрочно освобожденный в 1956 г. из заключения, он поселился в одном из наших городов.

В декабре 1960 г. Шульгин обратился к русской эмиграции с открытым письмом. О мотивах, побудивших его выступить в печати, он пишет так: „Враждебное отношение некоторой части русской эмиграции к своей Родине является одной из сил, повышающих международную озлобленность. Желанием хоть чем-то смягчить эту опасную психику вызвано настоящее обращение к эмиграции“.

За время, прошедшее после публикации первого письма, Шульгин попытался еще глубже познакомиться с жизнью нашей Родины, посетив ряд районов, в которых прошла его молодость. Увидев собственными глазами советскую действительность, Шульгин нашел в себе мужество признать, что Советская власть действительно отражает мысли и чаяния советского народа. В. Шульгин видит, как Россия, „гибель“ которой он когда-то оплакивал, стала могучей, высокопромышленной державой с растущим уровнем жизни. Он признает, что это достигнуто народами Страны Советов под руководством Коммунистической партии — партии Ленина.

Под впечатлением всего виденного, а также откликов на его первое письмо он снова взялся за перо. В результате появилось второе письмо („Возвращение Одиссея“), которое также публикуется в настоящей брошюре.

В письмах Шульгина имеются некоторые неверные положения и субъективные оценки, требующие к себе критического отношения. Тем не менее эти письма представляют интерес: они являются искренним призывом к разуму и миру. Автор признает выдающийся вклад советского народа и правительства СССР в дело борьбы за мир, горячо призывает всех людей доброй воли обуздать поджигателей новой войны и активно бороться за мир во всем мире»^[535].

Что ж, разоружение крупного противника было успехом советской пропаганды.

Ф. Д. Бобков в своих воспоминаниях отметил для себя главное: «В 1961 году в книге „Письма русским эмигрантам“ он писал: „Пусть меня спросят в упор: ‘То, что делают коммунисты, полезно для людей?’ Я отвечу без уверток: ‘То, что делают коммунисты в настоящее время, то есть во второй половине XX века, не только полезно, а совершенно необходимо для 220-миллионного народа, который они за собой ведут. Мало того, оно спасительно для всего человечества, они отстаивают мир во всем мире“» ^[536].

Это и требовалось от «антисоветчика» Шульгина.

Бобков на одной из встреч спросил, как он спустя столько лет оценивает приход большевиков к власти.

«Немного помолчав, а потом медленно, но многозначительно он сказал, что, конечно, не такого пути он желал бы для России, но другого у нее, по-видимому, не было.

— Всяко об этом можно судить, — добавил Шульгин, — но отрадно, что не распалась в то тяжкое время Россия»^[537].