Литмир - Электронная Библиотека
A
A

О, есть решение. Надо научиться плакать на заказ. У меня же обычно глаза на мокром месте! Вот… проблем возникнуть не должно. Только представьте — они начнут придираться, а я в слезы, и все сбиты с толку. В конце концов, там будут почти одни мужчины. Отличненько!

Но разрыдаться по собственному желанию не выходит никак. Я стою и старательно вспоминаю все самое злое и обидное, но ничто не помогает. Я могу рыдать часами, но, видимо, только взаправду. Намеренно не выходит. Может, повесить на шею кулончик с луковым соком и поднести его к глазам? Отличная мысль, только не засохнет ли он? И не буду ли я обливаться слезами весь вечер? Черт…

Что ж, попробуем иначе. Нужно вести себя естественно, например, делать отступления не в тему, но обязательно правдивые! Если что мне и удастся сыграть на бис, так это бестолковую идиотку. Это даже не роль, а альтерэго…

— Так вот полетели мы с Картером в Рим, там встретились с Монацелли. Кстати, дом у него ну просто шикарный, я офигела… Там все в дереве и бархате, я еще подумала, как же пройдоха решился отказаться от своих регалий…

В итоге, вместо пяти минут объяснений у меня вышло около двадцати. Я знаю, что на суде в любом случае будут допрашивать как в последний раз, наизнанку выворачивать, вот для него и прибережем сухие комментарии, а пока я надеюсь Леклера запутать малоинформативной болтовней. А для этого нужно что? Правильно, выглядеть так, чтобы и Пани обзавидовалась! Соблазнять не собираюсь, но подразнить-то можно! И иду я по магазинам.

Платье на мне будет бардовое, длинное. С корсетом и струящейся юбкой. К нему просто жизненно необходимы убийственные золотые шпильки и клатч. Наряд называется «контрольный в собственный кошелек». Может у Картера за распараллеливание кода потребовать денег на туфли? Представляю, какое у него будет лицо, если я использую свой джокер таким нелепым, по его мнению, образом. А я, между прочим, на мели.

До вечера в честь окончания проекта остается меньше двух суток. И одни из них я трачу на составление плана по грамотной передаче информации Леклеру. У меня одна попытка, а помех много, и ошибке места нет. Приходится просчитывать все возможные варианты. Это сложно, времени занимает немеряно.

Ну а последние часы я трачу, как думаете, на что? Разумеется, вы угадали. Да-да, друзья, в день икс я не репетирую речь, не заламываю руки, я стою в ванной, врубив на телефоне попсятину, и крашу прядки волос в розовый. Не все, конечно, а некоторые, чтобы было заманчиво. Даже я не понимаю, зачем это делаю, пусть и другие гадают. Мне пойдет, а остальное до лампочки.

Завиваю волосы, наношу на них столько средств для укладки, что поднеси спичку — взорву половину острова. Укладываю локоны в нечто замысловато-небрежное и закалываю все это шпильками. В такой прическе розовый смотрится еще более интересно и неожиданно. Макияж наношу тоже долго и основательно, не халтуря, с основами, тональниками разных оттенков, губы подвожу чуть ли не по трафарету, ведь от того, буду ли я самой красивой девушкой Сицилии сегодня, зависит жизнь моего отца! Наконец, натягиваю белье, чулки и халат, беру платье и топаю в комнату Келлерер, чтобы зашнуровала мне корсет.

— Эдди, — стучусь я. — Ты здесь?

Открывает. На кровати стоит ноутбук, на экране — Шон. Келлерер наблюдает за обитателями бунгало. Ну да, молодец, знает с какой камеры изображение смотреть, — Картер в одном лишь полотенце выбирает галстук. Учитывая, сколько для него значит сегодняшний день, к процедуре он подходит со всей серьезностью.

— Оу, вау! Ты прокрасилась… в розовый?

— Оу, вау! А ты пялишься на Картера.

— Думаешь, только тебе можно? — ничуть не теряется она.

— Один-один. Поможешь затянуть корсет или подождем, пока он галстук выберет?

— Подождем, конечно, — хмыкает Келлерер.

Таким образом, мы валяемся на кровати и смотрим антистриптиз в исполнении Шона. И только когда он начинает продевать запонки в манжеты рубашки, я вспоминаю, что надо торопиться.

Когда я снимаю халат, Эддисон, кажется, перестает дышать. Она далеко не сразу находит силы подойти ко мне сзади и коснуться изуродованной кожи.

— Ты должна сделать так, чтобы я была красивее Пани. Я всю жизнь об этом мечтала, в общем, не жалея, окей? — стараюсь отвлечь ее болтовней. Я не один месяц рыдала, пытаясь смириться с тем, что никогда уже не надену платье с открытой спиной. И только спустя год осмелилась поставить два зеркала сразу и посмотреть на свои шрамы. Мало кого может оставить равнодушным подобное зрелище.

— Ты уверена? — спрашивает Эддисон, но, к счастью, шнурует твердой рукой. Аж искры из глаз.

— На сто процентов! — А когда платье уже достаточно прочно держится на мне, я осмеливаюсь, наконец, спросить: — Эдди, шрамов видно не будет?

— Сантиметров пять запаса, — отвечает она ровно. — Я затяну потуже, чтобы точно не съехало.

— Хорошо. Спасибо.

Но когда она начинает подтягивать шнуровку, я чувствую, как неровности кожи соприкасаются друг с другом, и меня начинает тошнить. Они такие грубые и ужасные, я точно не выдержу подобного напоминания. А мне нужно сконцентрироваться на другом.

— Нет, все! — прерываю я Эддисон. — Спасибо.

Она понимает, о чем я, и дает возможность побыть в ванной наедине с моими демонами. Девушка в зеркале хороша, но корсет затянут слабовато… еще бы чуть-чуть, совсем немного, и было бы не к чему придраться. Кроме того, конечно, что на мне почти нет украшений. Весь мой арсенал состоит из пары золотых серег и цепочки. Раньше я бы ни за что не надела последнюю с вечерним платьем, настолько она простая… но теперь буду носить с гордостью и всегда. Потому что иногда ценны не вещи, а символы. Ее подарила мне мама. На восемнадцатилетие.

Напоследок, уже покидая отель, я нахожу в холле мальчишку-посыльного.

— Ты помнишь, что делать?

— Да, мэм. — Мэм… над ж было так меня назвать!

— Ой, стой. Дай сюда на минутку.

Он недоуменно на меня смотрит, но вытягивает из букета цветов коробочку с диском, а я подношу ее к губам и оставляю след помады. У Леклера не должно не остаться никаких сомнений по поводу личности отправителя.

Когда я выхожу из такси, швейцар подает мне руку. Как кинозвезде. Вот в какое место нас пригласили, тут даром что красной ковровой дорожки нет. Я улыбаюсь служащему, он оглядывает меня с неприкрытым восхищением. Посчитаю это комплиментом хотя бы потому что сюда приходят, как правило, более разодетые девицы!

— Приятного вечера, мисс, — кланяется он мне, взглянув на приглашение.

— Благодарю, сеньор.

Снова сверкаю улыбкой, я не жадная, у меня их много. После такого феерического появления осталось минимум — не запутаться в юбке. Со мной ведь и не такое может приключиться. Но, вопреки опасениям, я легко преодолеваю ступеньки, вхожу в распахнутую дверь и спотыкаюсь только внутри, когда вижу, что дожидается меня Манфред Монацелли собственной персоной. Отчаянно ищу глазами остальных, но он один.

— Вы сегодня обворожительны как никогда, — сообщает мне Монацелли, манерно целуя руку.

Я совершенно уверена, что Манфред в курсе происходящего. Более того, уверена, что даже если он и не знал, Шон ему сообщил, чтобы насладиться происходящим. Чувствую себя так, будто меня загнали в клетку со львом.

— Очень рада вас видеть. — Хаха! Еще бы! Не пришел бы он, кого бы Леклер повязал? — Остальные еще в пути?

Но вместо этого он ведет меня к столику, отодвигает мне стул и отвечает:

— Вероятно, сегодня мы лишимся одного человека из нашей скромной команды. — Если это намек, то он не просто прозрачен, он очевиден. Только, подозреваю, Монацелли не станет действовать так грубо. — Вы, наверное, знаете, что Шон Картер ненавидит опаздывать, а Пани не в состоянии собраться меньше, чем за сутки.

Ох уж эти интеллектуальные игры! И ведь на это нужно ответить достойно и в тон…

— О, поверьте, уж ее Шон Картер точно простит. К тому же у него в последнее время на редкость хорошее настроение. — Уф, вроде отбилась. И Монацелли задумчиво откидывается на спинку стула.

67
{"b":"263379","o":1}