— Вечером прилетит Такаши Мияки, пару дней поживет у нас, — без предисловий сказал Шон. Я онемела, но сдержать глупую, счастливую улыбку не смогла. А несколько человек попытались подобрать челюсть с пола. — Используй это знакомство с умом. И промолчи про С++ и личную жизнь!

— Да, да, да, — я зажала глаза рукой, оттопырив мизинчик. — Что-то еще?

Только я оторвала руку от глаз, он схватил меня за талию и жадно поцеловал. И хотя это был прекрасный поцелуй, просто невероятный, я смутилась, потому что не фанат проявлений чувств на публике. А затем Шон ну просто не мог не сделать хоть маленькую, но подлянку. Он потянул за ленточку банта, отчего лиф моей блузки чуть не расползся в стороны. Я вскрикнула и прижала руки к груди.

— Очаровательная вещица. До вечера, мисс Конелл.

Да, я была вся красная, да, переживала, что наше поведение было крайне неприличным, но то, с какой завистью на меня смотрели окружающие, придало мне уверенности в правильности поступка ректора. Шон точно знал, что делает. Он заставлял всех видеть, что я… желанна? Полагал ли он, что этого достаточно и мне тоже? Поблажка. Так я назвала это для себя. Шон дал мне поблажку, таймаут в череде тирании. Да, толку от нее было мало, но иногда обманываться так чудесно…

Такаши Мияки оказался японцем до мозга костей. Он улыбался. И я тоже. Он и Шону улыбался, но тот не реагировал. А у меня уже начинали болеть скулы, но Такаши улыбался, и улыбался, и улыбался, и мне было совестно перестать.

— Он так и будет улыбаться? — спросила я у Шона, пока мы вместе варили кофе для Такаши.

— Да. У японцев как принято. Можешь перестать сиять как мегаваттная лампочка, он не обидится.

Но я не могла. Было неловко. К тому же, Шон и Такаши обсуждали проект, а вообще ничего не понимала, даже я не была уверена, что они говорили на английском. Посреди вечера я, извинившись, сбежала в спальню Шона, достала справочники и начала искать неизвестные мне слова. Да, я их находила, но если вы думаете, что объяснения понимала… Ха! Нифига подобного!

— Ты куда пропала? Что ты делаешь? — спросил Шон, закрывая дверь.

— Схожу с ума от собственного невежества.

— Никто и не говорил, что ты должна нас понимать.

— Я это говорю. — Уголок губ Шона дернулся от этих слов вверх. — Иначе что я вообще делаю в вашей компании? Подстраиваюсь под интерьер?

— Идем, — велел мне Картер вдруг, а вернувшись в гостиную, усадил рядом с Такаши и объявил, что они утомили его крайне перспективную студентку.

— Перспективную? — не удержалась я от шпильки. — Я же не могу разложить косинус по Фурье!

Шон изумленно замолк, а Такаши вдруг начал смеяться, чем меня очень сильно удивил.

— Мисс Конелл, вы поймите правильно, мы ведь бьемся совсем не в той же лиге, что студенты. Иногда забываемся. — Да жизнь готова поставить, что Картер ни разу не забылся! — И раскладываем косинусы по Фурье, чтобы меньше напрягать наших холеных параллельщиков. — Я очень удивилась его словам.

— Холеных?

— Холеных, ведь мы предпочитаем их не тревожить без крайней надобности и обходиться собственными силами.

— Но почему? Ведь скорости хватает… — И я развернулась к нему всем корпусом.

— Да, конечно, все верно, — охотно начал он объяснять. — Но каждая выигранная миллисекунда — огромное достижение, иначе нам бы и суперкомпьютеров не хватало. Знаете, сколько времени уходит на распараллеливание кода? Чем его меньше, тем лучше, тем меньше путаницы у нас.

— Но если оно есть, почему бы не запастись временем и не поставить на параллельное программирование все?

— Ах, мисс Конелл, — заулыбался Такаши. — Потому что грамотные параллельщики — такая великая редкость… У вас сколько голов? Одна? И вы думаете одной головой. Сядьте за компьютер с Шоном и напишите мне сходу код, пользуясь двумя головами за два процесса, код. Вы вытерпите ровно минуту, никак не больше. — Ох, это он был прав. — А также проблемы отладки, проблемы обдумки. У человека должны быть невероятные мозги, чтобы он был грамотным параллельщиком. Незаурядные.

Слушая его, я заулыбалась снова. Но скулы больше не болели. Потому что искренняя улыбка еще никому не навредила. А еще Такаши мне очень понравился. Я даже заварила ему традиционный американский чай, что его, как представителя страны Восходящего Солнца, сильно позабавило. Но искренность всегда окупается. Всегда. Мы с Такаши сходу нашли общий язык, чем изрядно польстили самолюбию Шона, который воспринял это как подтверждение собственной гениальности.

Это был хороший день. Стоя в спальне, я все думала, почему если Такаши так мил, то Шон, будучи звездой той же величины, временами просто невероятно гадкий? Вдруг я почувствовала руку Шона на талии.

— Ты что собираешься делать?! В доме гость!

— Он ко мне приехал, вот если бы я к нему — совсем другое дело.

— Шон, нет, я не…

— Просто веди себя тише, чем обычно. — И он зажал мне ладонью рот. А другой рукой уже поднимал юбку, добираясь до тонких кружевных трусиков. Я попыталась вырваться и возразить, но Шон мне просто не позволил. Когда его пальцы скользнули под кружево, я просто запрокинула голову, не в состоянии сопротивляться. Ему пришлось держать меня, чтобы я не упала и приглушать мои крики собственными губами.

Он меня поднял и перенес на кровать. И все продолжилось. Он сидя сжимал меня в объятиях, я смотрела на его лицо, как причудливо ложится свет на его скулы. Смотрела и думала, что он красивый мужчина, по-настоящему красивый и по-настоящему мужчина. С ним легко быть маленькой и слабой. И, в то же время, так опасно. Коснувшись его впалых щек, я оцарапала кожу о щетину чуть не в кровь, а затем запустила пальцы в черные волосы и вдруг заметила, что они у него… волнистые, почти кудрявые, просто Шон как-то так их укладывает, что в глаза не бросается. А затем меня внезапно накрыло волной удовольствия...

Настоящее время

И я проснулась в своем настоящем на Сицилии. Подушка еще в слезах после возвращения от Леклера. Мне пора перестать вспоминать Картера. Мы с ним договорились работать, а не трахаться на каждом углу, как это было раньше. Только что-то внутри меня противится целибату. Или какого хрена я по ночам вспоминаю как мы с Картером… совокуплялись в его Сиднейском домике семь лет назад? Черт, я дура. Хватаю халат, в котором спал Картер, и подозрительно его обнюхиваю. Да, конечно, он пропах Шоном. Предатель! Почему им, а не мной? Как, спрашивается, я должна теперь его носить?! Никак. Пусть горничные стирают. Одежду Шона, кстати, услужливо унесли, могли бы и халат забрать. Начинает заниматься рассвет, неужели я после своих эротических грез больше не усну? После Брюса я ни с кем не спала, если разобраться, неделю я на Сицилии, а до того неделю мы работали как проклятые. Две недели? Ну, для нас с Брюсом это не странно. А вот с Шоном нас подобное воздержание могло бы довести до сумасшествия. Смеюсь и встаю на пробежку.

Однако решение выйти из собственной комнаты не такое уж хорошее, так как на меня обрушивается весь наш разговор с Кариной, а затем — с Леклером, и настроение портится. И внезапно идея остаться в номере с эротическими грезами о Шоне становится очень даже заманчивой. Потому что, видимо, меня снова ждет целый день просмотра видео. Это просто стрельба. Я уже ненавижу снующих туда-сюда человечков. Агент Бюро во мне точно не умер. Это ж такая тоска!

У меня появляется мысль изучить, кто из хакеров, когда и с кем пересекался. Ведь раз мы отмели идею о том, что Монацелли был заказчиком, значит, должен был быть еще один суперосведомленный о жизнях остальных хакеров человек. А потому я забираю у агентов папки с делами и начинаю изучать как, когда и где кто с кем из Бабочек пересекался. Изучаю все вплоть до переписок. Но толку от этого чуть. Всем исправно и приветливо отвечает только Такаши, но он приятельских отношений не поддерживает ни с кем. Шон общается только с японцем, остальных иногда даже подчеркнуто игнорирует. Карина вообще обитает в параллельной реальности, где у нее куча собственных проблем. А Марко задирает нос, он ведь сын Манфреда. Я черчу какие-то схемы, как в фильмах вешаю на стены, смотрится внушительно. И думается легче. Чувствую себя Расселом Кроу в Играх Разума. Может быть, и у меня уже началась шизофрения? Может быть, я ищу послания там, где их нет? Так проходит день, еще один. Я даже о еде забываю, каждый раз в ресторан меня зовет Келлерер. Но этим я общение с агентами и ограничиваю. Меня тошнит от двойных игр. Проходили, спасибо.