– Ну это я так, за что купила. за то и продаю, – оправдывалась соседка.

– Ну, ну … – проворчал лавочник и поплелся домой.

Пани Сырова подметала пол, и кошке это мешало, особенно ей не нравилось, что хозяйка, убирая, отставила от плиты скамью.

В остальном утро было великолепное, и кошку выманило из дому белесое солнце. она уселась на пороге и принялась охорашивать шерстку, слипшуюся от сажи, ей уже начало нравиться новое окружение, не одну ночь проплутала она по крышам в поисках приключений. Ей удалось лапкой пригладить торчащий на голове хохолок. и тут ее внимание привлекли воробьи, которые прыгали по саду в поисках корма. С невинным видом зажмурила она глаза, словно бы давая понять, мол, не думайте, воробьиная мелюзга, будто я обращаю на вас внимание, и равнодушно глядя в сторону, волоча брюхо по земле, стала подкрадываться к птичьей стайке.

Учуяв ее, собака во дворе тихо и предупреждающе зарычала. Внезапно она истово залаяла и бросилась на кошку, обнажив черные десны. Кошка молниеносно обернулась и цапнула пса коготками прямо по носу. Амина заскулила и с удвоенной яростью атаковала ее. Кошка взвилась на каменную ограду, выгнула спину дугой, шерсть ее встала дыбом, а зеленые глаза вперились в Амину злобно и угрожающеэ

– Я разорву вас в клочья, – орала Амина вне себя от злости, – кишки выпущу, вонючая кошка … Как вы посмели войти во двор? Тут для вас нет места. Дворик – это мои владения, а не ваши. Мой хозяин не потерпит, чтобы здесь ошивались кошки. Я не позволю! Убирайтесь отсюда!..

– Так я вас и испугалась, – шипела кошка – попробуйте только, троньте меня, я вам покажу … Прекратите ваши оскорбления. Мы снимаем здесь квартиру и имеем право ходить по двору.

– Двор наш, ясно вам? – в бешенстве хрипел пес. – Своевольничать вам никто не позволит, мы найдем управу на строптивых жильцов. Я вцеплюсь вам в загривок … Дрянь такая!.. Я не позволю! Не позволю!

«Что это собака так разоряется?» – подумала пани Сырова и вышла во двор.

– Амина, что это такое? – приструнила она собаку. – Я тебе! Сечас же оставь кошечку в покое. Ты ляжешь?

Амина испугалась и, скуля, забралась в конуру.

«Я оплошала, – пристыженно думала она, – хватила лишку. Ну и странные же эти люди! Ведь кошки так противно пахнут, а люди их любят. Ну и дела … Так это кошка господская и с ней надо обращаться учтиво? Ладно, больше я никогда … Что мне до нее? Пускай себе ходит по дворику, мне она не мешает…»

– Барышня, – любезно окликнула собака кошку, – я пошутила, извините. Если вам угодно прогуливаться, – пожалуйста … Я не возражаю.

Но кошка надулась, презрительно глянула на собаку и с оскорбленным видом удалилась. Она нашла солнечное местечко, свернулась клубочком и уснула, грезя о ночных приключениях.

Когда днем пани Сырова принесла собаке остатки от обеда, Амина сказала себе: «Забыли о скандале. Не сердятся. слава богу…»

Жадно разгрызая кости, она радовалась: «Полезно иметь жильцов, полезно … Вкуснятина … Опять-таки выгода!»

Теща попросила мужа сходить посмотреть, как живется молодым в новой квартире.

– Я так соскучилась, – вздохнула она, – даже передать не могу. Хотя он и был молчуном, а все ж таки мне его не хватает. Сидел вон там в уголке на диванчике, помнишь? – ничего не говорил и все только смотрел на потолок … Что-то они там поделывают? Живут, бедняги, как на чужбине, и никогошеньки-то у них нет, кто бы о них позаботился.

Тесть всплеснул руками: – Чужбина! Ничего себе чужбина!, Везде живут люди, заруби ты себе это на носу. Мы же их не бросаем. Загляну к ним и помогу …

– Тебе-то что, тебе легко говорить. Ты человек бывалый, ты жил за границей. А Сыровы – такой домашний. Ступай туда. старик … Я испекла кекс и приготовила гусиные потроха. Пусть полакомятся, бедняжки, в чужих-то краях.

Тесть без дальних слов отправился в путь. Он сел на трамвай и приехал на окраину города. К немалому огорчению тестя ему долго пришлось расспрашивать прохожих, прежде чем он нашел дом полицейского.

«И как это им могло взбрести в голову, – возмущался он, поселиться на такой горе. Даже голова закружилась. Будто в замке живут. Это они, верно, нарочно, чтобы никто не мог их навещать. Ну да ладно … Как хотите, дело ваше. Вам на нас начхать, мы тоже без вас обойдемся …»

На лестнице, ведущей к дому, он нос к носу столкнулся с полицейским и спросил, здесь ли живет пан Сыровы.

Полицейский ответил: – Ну, здесь, а что вам от него надо?

Тесть измерил его взглядом, раздумывая, осадить грубияна или не стоит? Вслух он произнес: – Пан Сыровы – мой зять.

– А-а-а, – возликовал полицейский, – так вы изволите быть его тестем? – Узнав, кто это, и отметив, что у тестя пенсне на золотой цепочке и в золотой оправе. он рассудил. что перед ним человек из зажиточного сословия. И ему тоже захотелось не ударить в грязь лицом.

Возле них вдруг оказался со свертком под мышкой какойто подросток, который хотел было прошмыгнуть в дверь.

– Куда? – строго остановил его полицейский.

– Здесь проживает пан Каверзный? – спросил подросток хриплым голосом. – Если он здесь, ему нужно прийти к пану Нестоящему.

Полицейский, чувствуя на себе взгляд тестя, выпятил грудь и гаркнул: – А ну, марш отсюда! Нет здесь никакого Каверзного. Это вилла сержанта Фактора. Я сержант Фактор. Это моя вилла и мой сад. Если я увижу тебя здесь еще раз, схвачу за шиворот и спущу с лестницы. Катись отсюда, шпана, не то я тебя проучу!

Подросток перепугался и с видом побитой собаки поспешно ушел.

– Еще не хватает, – обернулся полицейский к тестю, – чтобы здесь шаталась всякая шантрапа. Я, сударь, человек строгий, с преступниками не церемонюсь. Жильцы находятся под моей охраной. Здесь они в безопасности, как в тюрьме. Любого отважу!..

Полицейский оскалил зубы и затопал ногами. Он был доволен своим монологом.

– А хозяин у вас решительный. – сказал тесть дочери, – он очень строг. Преступника и на порог не пустит, что я весьма одобряю. Мать обрадуется, когда я ей сообщу, что вы в надежных руках. Тут она вам кое-что посылает из еды.

– Ура! – воскликнула дочь, со знанием дела рассматривая гусиные потроха. – Я как раз ломала голову, что приготовить завтра.

– Заботимся о вас, делаем, что можем, – сказал тесть. – Вы за нами как за каменной стеной. Вам же не следует забывать. что ваш долг – относиться к нам с почтением. Вчера меня опять замучила изжога. Я думаю, – тут он таинственно понизил голос, – что у меня высыхли внутренности. Мне бы надо смазать желудок. Я справлялся об этом у врача. Говорю: «У меня в боку колет. Что бы это значило?» «Пустяки, – сказал доктор, – пройдет». И прописал мне капли. Мне кажется, он ничего не понимает. Будь у меня деньги, я бы поехал к какому-нибудь светиле за границу. А так приходится погибать из-за бедности … А, Индржих пришел. Ты уже из присутствия, из присутствия? Что новенького?

Чиновник, снимая пальто, ответил, что все по-старому.

– Да … – вздохнул тесть, – а там, у черта на куличках опять какая-то заваруха.

– Где заваруха?

– В Китае. Все время какие-то стычки. То одни берут верх, то другие. Поди разберись. Какое там … Вот когда я был молодым, я в политике здорово разбирался. Ну а теперь по слабости зрания я и газеты-то читать не могу. Нынче мне газеты читает портной Сумец…

Тесть задумался и взялся за ручку двери. – А французский кабинет ушел в отставку. Интересно, в чем тут дело? А какие безобразия творятся, сейчас никому нельзя верить. Мне говорят: «Приходите на собрание. Вас давно уже не было». Как бы не так! Шевелитесь сами. Вы что, собрание не можете без меня открыть? Хорошо же вы справляетесь с делами, ничего не скажешь … Нам повысили плату за воду. Владей я пером, я написал бы об этом статью для редактора. А вы тоже… хороши. Вон в каком состоянии лестница. Следовало бы заявить об этом в магистрат, – по тако лестнице и ходить-то опасно. Власти заставят вашего хозяина исполнять свои обязанности. Деньги берет, а как чинить лестницу – его нет. Все делается только изпод палки … – уходя, ворчал старик.