Это слово (и соответствующие ему представления) есть у народов и ностратических (алтайские: турки, татары, казахи, башкиры, тувинцы, алтайцы, узбеки, туркмены, кыргызы, каракалпаки, ногайцы, кумыки, балкарцы, карачаевцы, монголы; индоевропейские: таджики, армяне; картвельские: грузины), и северокавказских (чеченцы, ингуши, лезгины, таты). Для кабардинцев, удмуртов и некоторых других народов (Кавказа и Памира) это просто лесная ведьма; само слово «алама» часто означает плохой, дурной (удмуртский, башкирский). Однако по-карачаевски «аламат» – прекрасный, аналогично переводится грузинское «ламазиа». На лезгинском «аламат» – чудо, диво, есть у лезгин и женское имя Алмаз, разумеется, без всякого демонического оттенка.
Итак, иногда алмасты – это безобразное, заросшее волосами существо наподобие снежного человека. Но в некоторых преданиях она – прекрасная дева с золотыми волосами, в которой узнается грузинская Дали, Владычица зверей. Ее образ возводят также к ассирийской богине родов Ламасту (Ламашту), а также к Великой Богине, чей культ уходит корнями в палеолит[42].
Часто, осмысляя эту словоформу, ее делят надвое (вычленяя «ал-») и истолковывают сочетание двух корней. Пожалуй, наиболее убедительное из таких толкований (на тюркской основе) – «аал+бас» – светлоголовые; в этом усматриваются отголоски противостояния монголоидов и европеоидов. Однако не скрывается ли здесь вторичное осмысление древними тюрками архаичного теонима – имени богини? «Светлоголовость» ведь соответствует и этнографическим данным об алмасты (в ее прекрасной ипостаси). Этот теоним наверняка вытеснялся из религиозных верований и демонизировался на протяжении не одного тысячелетия: ведь уже у шумеров мы обнаруживаем «демоницу Ламассу».
Вот только достаточно ли приведенного выше материала, чтобы утверждать гиперборейскую древность этого образа? Ведь в северокавказский праязык (и в прото-шумерский) соответствующее слово могло попасть из ностратического контактным путем (или же это еще более поздние заимствования). Однако обратим внимание на один лезгинский корень и производные от него слова: «лам» – сырость, «ламу» – влажный, «ламуз» – влажно. Это смысловая единица из той же исследуемой матрицы, и если допустить для лезгинского «лам» прасеверокавказские (или тем более прасинокавказские) истоки, то его явное сходство с ностратическим «лам(у)» может означать выход на гиперборейский уровень. В подтверждение приведем тибетское «нам» – небо («л» и «н» в этом корне могут заменять друг друга и внутри ностратической макросемьи – море по-эвенкийски и «лам», и «нам»). Тогда реконструируемое гиперборейское «лам» можно соотнести с чрезвычайно архаичным мифологическим образом «небесных вод».
Резюмируя, можно усмотреть за всеми этими соответствиями образ творящей мир Лебединой Богини, Девы-Матери, Владычицы вод и воздуха – Илматар «Калевалы» или, в категориях мифологии, космогонической птицы. Этот образ, хорошо знакомый северным народам всей циркумполярной зоны и, безусловно, уходящий корнями в палеолитическую древность, уверенно соотносится именно с корневой основой – LB-(-LM-), что подтверждается, в частности, реконструированным прачукотским «лэпхет» – лебедь[43]. Это ключевой образ соответствующей смысловой матрицы, причем каждая из ее «осей», каждый из аспектов могут быть обоснованы еще более глубоко.
Можно упомянуть, например, устойчивую связь албасты с водой или то обстоятельство, что в народной мифологии мусульманской Средней Азии место албасты отчасти заняла Праматерь Ева (Момо-Хова). Не исключено, что в этом же контексте следует рассматривать сванскую Ламарию – покровительницу материнства и плодородия. К тому же самому теониму может восходить и название лапландской реки и горы Эльморайок у священного Сейдозера: ее осмысление на базе современного саамского языка как река («йок») метельного перевала и т. п., возможно, является вторичным и сравнительно недавним. Наверное, следует упомянуть в этой связи и загадочный населенный пункт Alba на знаменитой гиперборейской карте Г. Меркатора – на берегу одной из рек на севере Гренландии, которая на этой карте показана без ледникового покрова.
Одно из несколько неожиданных соответствий, которые обнаруживаются внутри «смысловой матрицы» этого гиперборейского корня – какая-то неявная связь эльфов (альвов) и Лебединой Богини-Матери. Воспринимались ли они когда-либо как ее служители? Или как посвященные, вступившие с нею в мистический брак, наподобие широко известного в народной мифологии соития охотника или помора, зимующего на арктических островах, с Владычицей Морской, Повелительницей животных? На основании лишь одних лингвистических выкладок об этом трудно судить. Во всяком случае, древнеисландское alvitr, валькирия, лебединая дева, фонетически родственно древнеисландскому же elftr, elptr, лебедь[44]. В скандинавской мифологии лебединые девы уносят в Валгаллу души павших героев..
Нелишне упомянуть в этой связи, что главного героя кетских (енисейская языковая семья) мифологических сказаний звали Альба. Заимствование из каких-то европейских языков последних тысячелетий тут практически исключено, и следует признать глубокую, возможно, палеоарктическую древность этого имени. Ведь и сами енисейцы вроде бы восходят, генетически и даже антропологически, к тем временам, когда Старый Свет соединялся с Новым – ко временам палеолитическим.
Вполне возможно, что к той же лебединой протолексеме восходит и имя бога, устойчиво связанного в античной культуре с образом Гипербореи и со священными лебедями – имя Аполлона. Об этом свидетельствуют кельтские материалы, галльская эпиграфика, в которой выявлена такая надпись: «DEO APOLLINI VINDON[NO]». Имя Аполлона здесь выступает, как отмечает В.П. Калыгин, в качестве римской интерпретации галльского теонима Vindonnos; среди прочих имен этого кельтского Аполлона – Albios, белый[45]. Тот же смысл и у имени Vindonnos (от общекельтского *vindo-, белый); допустимо предположить, что и Аполлон, Apolllo восходит к изначальному теониму на основе лексемы *alp, *alb, с метатезой согласных и, возможно, с более поздней маскулинизацией имени, которое во времена гиперборейские носила Лебединая Богиня.
Вероятно, можно в общих чертах обозначить локальные варианты бытования различных форм изначального имени Лебединой Богини. Удивительное схождение его славянской и палеоазиатской (лэпхет) форм позволяет отнести вариант Лебедь – Лэпхет к наиболее северным евразийским регионам. Западнее (юго-западнее?) можно предположить вариант с перестановкой букв – alb-, давший начало праиндоевропейским словоформам, а южнее и восточнее, примерно по оси Алтай – Приамурье, – вариант – лам– – альм-.
Если эта предварительная оценка в целом соответствует действительности, то нельзя не обратить внимание на одно интересное обстоятельство, хотя оно вроде бы относится к области наук о природе, а не о духовной культуре. Дело в том, что ареал гнездования лебедя-кликуна и малого лебедя охватывает Крайний Север Евразии и регионы Сибири, приравненные к Северу. Получается, что описанная античными авторами гиперборейская культура, где фигурируют священные лебеди, как раз и соотносится с регионами реального обитания лебедей – Страной Лебедией арктической протоцивилизации…
Аргонавты Арктической Аркадии. Теперь, после подробного рассмотрения одного из важнейших понятий гиперборейского сакрального лексикона и соответствующей ему «смысловой матрицы», попробуем построить другие аналогичные матрицы и выявить их ключевые корни. Вот, например, корень – arg-: Генон связывает его с гиперборейской традицией, но лишь как греческий аналог латинского albus. Однако, коль скоро мы соглашаемся с гиперборейской «привязкой» этого корня, тут же возникают в памяти многочисленные аллюзии – от Арктики до уральского Аркаима, священной славянской Арконы и корабля «Арго». Верны ли эти ассоциации?
