– Оставь нас вдвоем, девочка, – велел Джереми, садясь на стул возле кровати.
Элиза изящно поклонилась и вышла; она знала наперечет все слабые места этого дома, поэтому, приложив ухо к тонкой перегородке между комнатами, смогла подслушать весь разговор, а затем пересказать его няне и записать в дневнике.
– Ну полно, Роза. Мы не можем продолжать эту войну. Давай договариваться. Чего ты хочешь? – спросил Джереми, заранее обрекая себя на поражение.
– Я ничего не хочу, Джереми… – чуть слышно прошептала Роза.
– Элизу никогда не примут в школу мадам Кольбер. Туда поступают только барышни из высшего общества, из известных домов. Все знают, что Элиза подкидыш.
– Ее возьмут, это я беру на себя! – выкрикнула Роза с неожиданной для умирающего человека страстью.
– Ну послушай, сестра, Элиза не нуждается в дальнейшем развитии. Она должна обучиться какому-нибудь ремеслу, чтобы зарабатывать на жизнь. Что с нею будет, когда мы с тобой больше не сможем о ней заботиться?
– Имея образование, она легко выйдет замуж, – ответила Роза, сбрасывая на пол чайный компресс и усаживаясь на постели.
– Элиза не такая уж красавица, Роза.
– Джереми, ты просто не присматривался. Девочка хорошеет день ото дня, она будет прелестна, можешь мне поверить. В претендентах недостатка не будет!
– У сироты и бесприданницы?
– У нее будет приданое! – воскликнула Роза, на ощупь выбираясь из постели и делая первые шаги – слепая, босоногая, непричесанная.
– Как это – приданое? Мы никогда это не обсуждали…
– Потому что момент еще не настал, Джереми. Девушке на выданье требуются драгоценности, запас разнообразного белья на несколько лет вперед и все необходимое для ее будущего дома, а еще немалая сумма денег, которая позволит молодоженам начать какое-нибудь дело.
– А могу я узнать, каков будет вклад жениха?
– За женихом – дом и обязанность содержать супругу до скончания дней. Как бы то ни было, Элиза станет девушкой на выданье только через несколько лет, и к этому времени у нее будет приданое. Об этом позаботимся мы с Джоном, у тебя не попросим ни реала, но сейчас не стоит терять время на разговоры о будущем. Ты должен относиться к Элизе как к своей дочери.
– Она не моя дочь, Роза.
– Тогда относись к ней как к моей дочери. По крайней мере на это ты согласен?
– Да, согласен, – уступил Джереми.
Чайные компрессы оказались чудотворными. Больная полностью исцелилась, через двое суток она вновь обрела и зрение, и цветущий вид. Роза окружила своего брата самой нежной заботой: никогда еще сестра не была с ним так обходительна и улыбчива. Дом вернулся к нормальному ритму жизни, из кухни в столовую снова стали поступать знаменитые креольские кушанья няни Фресии, замешенные Элизой душистые хлебцы и изысканные пирожные, которыми так славился гостеприимный дом Соммерсов. С этого момента мисс Роза решительным образом исправила все ошибки, допущенные ею в обхождении с Элизой, и с материнской заботливостью, никогда доселе не проявлявшейся, принялась готовить девушку к школе, одновременно разрабатывая планы долгосрочной осады мадам Кольбер. Роза решила, что Элиза получит хорошее образование, приданое и репутацию красавицы, пускай даже не являясь таковой, ибо считала, что красота – это вопрос стиля. Любая женщина, которая будет подавать себя с горделивой уверенностью в своей красоте, в конце концов всех заставит поверить, что она на самом деле прекрасна, утверждала мисс Роза. А первым шагом к обретению независимости для Элизы станет хороший брак, ведь у девушки, в отличие от самой мисс Розы, нет старшего брата, за которым можно спрятаться как за стеной. Для себя Роза не видела в замужестве никаких преимуществ и считала, что жена является собственностью мужа и у нее куда меньше прав, чем у слуги или ребенка; однако, с другой стороны, одинокая женщина без средств подвергается куда более страшным опасностям. Замужняя женщина, обладая хитростью, по крайней мере способна управлять своим мужем, а при известном везении может еще и рано овдоветь…
– Элиза, я бы с радостью отдала половину своей жизни, чтобы обладать мужской свободой. Но мы женщины, и с этим ничего не поделаешь. Единственное, что нам остается, – это извлекать выгоду из той малости, какая у нас есть.
Роза не сказала приемной дочери, что в тот единственный раз, когда она попыталась отправиться в свободный полет, она сразу же расквасила нос о суровую реальность, – не сказала, потому что не хотела заронить в душу девушки крамольные идеи. Роза была полна решимости обеспечить для нее лучший жребий, обучить ее науке притворства, манипуляций и уловок, потому что такие средства полезнее наивности – в этом Роза не сомневалась. Она запиралась с Элизой на три часа по утрам и еще на три часа по вечерам, чтобы штудировать доставляемые из Англии учебники; Роза уделяла особое внимание занятиям с преподавателем французского, потому что этим языком должна владеть любая воспитанная барышня. В оставшееся время Роза пристально следила за каждым стежком Элизы, готовившей себе приданое – простыни, скатерти, салфетки и нижнее белье; по завершении вышивки все это оборачивали полотном, прокладывали лавандой и закрывали в сундуки. Каждые три месяца содержимое сундуков извлекали на свет и вывешивали на солнце, предупреждая таким образом губительное воздействие сырости и моли в течение лет, остающихся до выхода Элизы замуж. Роза приобрела шкатулку для драгоценностей, которые войдут в приданое, и поручила Джону наполнять ее подарками из дальних путешествий. В шкатулке копились индийские сапфиры, бразильские изумруды и аметисты, ожерелья и браслеты из венецианского золота; там даже лежала маленькая бриллиантовая заколка. Джереми Соммерс не вдавался в подробности и предпочитал не знать, каким образом брат и сестра финансируют это неслыханное предприятие.
Уроки фортепиано – теперь с прибывшим из Бельгии учителем, который хлестал линейкой по непослушным пальцам своих учеников, – превратились для Элизы в ежедневную пытку. А еще девушка посещала академию бальных танцев, и по наущению преподавателя академии мисс Роза заставляла Элизу часами ходить с книгой на голове, чтобы выработать прямую осанку. Элиза делала все уроки, сидела за фортепиано и ходила прямая как свечка с книгой на голове, но по ночам босиком проскальзывала во двор для слуг, и рассвет нередко заставал ее спящей на тюфяке в обнимку с няней Фресией.
Через два года после наводнения все переменилось к лучшему: страна наслаждалась хорошим климатом, политической стабильностью и экономическим благосостоянием. Чилийцы совсем потеряли покой: они привыкли терпеть лишения, и великое процветание воспринималось как предвестье еще более великой беды. Ко всему прочему на севере обнаружили богатые залежи золота и серебра. Во время конкисты, когда испанцы бродили по Америке в поисках этих металлов и забирали все, что находили по пути, Чили считали задницей мира, потому что в сравнении с богатством остальной части континента этому краю было почти нечего предложить. Тяжелый переход через исполинские горы и безжизненную северную пустошь изгонял из сердец конкистадоров всякую страсть к наживе, а если что и оставалось, то встречи с неистовыми индейцами быстро заставляли испанцев пожалеть о своей алчности. Нищие, изможденные командиры проклинали эту землю, где им не оставалось ничего иного, кроме как водрузить свои знамена и умереть, – ведь бесславное возвращение было еще хуже. Богатые жилы, оставшиеся невидимыми для жадных взоров испанских солдат, но появившиеся словно по волшебству спустя триста лет, стали нежданной наградой для их потомков. Многие внезапно разбогатели, в промышленности и торговле тоже появился шанс сколотить состояние. Старая земельная аристократия, веками стоявшая у руля, ощутила угрозу для своих привилегий, а презрение к новоиспеченным богатеям сделалось знаком особой гордости.
Один из таких нуворишей влюбился в Паулину, старшую дочь Агустина дель Валье. Звали этого человека Фелисиано Родригес де Санта-Крус, он в считаные годы нажил капитал благодаря золотой жиле, которую разрабатывал на пару со своим братом. О происхождении их было известно немного, разве только ходили слухи, что предки их были обращенными евреями, а звучную христианскую фамилию взяли, чтобы обмануть инквизицию, и этого обстоятельства было более чем достаточно, чтобы высокомерная семья дель Валье дала Фелисиано решительную отставку. Джейкоб Тодд выделял Паулину из пяти дочерей дель Валье, потому что она своим дерзким веселым характером напоминала ему Розу. Девушка не стеснялась смеяться в открытую, что было совсем не похоже на улыбочки сестер, спрятанные за веерами и мантильями. Узнав, что отец семейства намерен заточить дочь в монастырь, дабы уберечь от любви, Джейкоб Тодд, позабыв всякую осторожность, решил помочь бедняжке. Прежде чем Паулину увезли из дома, англичанину удалось обмануть бдительность дуэний и обменяться с девушкой несколькими фразами наедине. Понимая, что времени на объяснения нет, Паулина вытащила из-под корсажа письмо, которое столько раз сгибали и перегибали, что оно уже походило на булыжник, и попросила доставить его возлюбленному. На следующий день отец отправил Паулину в долгое путешествие по ужасным дорогам – конечной целью был южный город Консепсьон на границе индейских резерваций: тамошние монахини сумеют вернуть заблудшей овце рассудок при помощи молитв и постов, а чтобы в зародыше пресечь мысли о бунте или бегстве, отец приказал обрить ей голову. Мать подобрала косы, уложила их в вышитый батистовый платок и отнесла в качестве подарка в церковь Богоматери, чтобы прихожанки сделали из волос парики для святых. А между тем Тодд не только сумел доставить письмо по назначению, но и выяснил у братьев Паулины точное местонахождение монастыря и передал эти сведения безутешному Фелисиано Родригесу де Санта-Крус. Благодарный влюбленный достал свои карманные часы на золотой цепочке и попытался вручить их вестнику его любви, но оскорбленный Тодд отказался.
