Стерлинг сбежал из Калифорнии. Он сел на поезд и уехал на восток. Его леди села на следующий поезд и пустилась за ним в погоню. Скоро она оказалась в жилище Бирса. Бирс понимал, что она может к нему прибыть, и подготовился. Она сказала, что если он не предъявит её героя, она пошлёт пулю в его «башку», и он считал, что она бы так и поступила. Затем она пригрозила убить всех в Вашингтоне, Нью-Йорке и в других городах, где беглец мог укрыться от её правосудия. Бирс заверил её, что Джорджа нет в Вашингтоне. Со своим мрачным чувством юмора он «перевёл стрелки», сказав, что её возлюбленный уехал в Нью-Йорк, чтобы передать мне какую-то рукопись. На следующий день она появилась в моей квартире. Её глаза сверкали, её грудь тяжело поднималась. Она потребовала указать, где её добыча. Я сумел убедить её, что не видел беглеца больше года и ничего не знаю о его местонахождении. Она провела в Нью-Йорке несколько недель, обходя всех издателей, одного за другим, но, насколько я знаю, поиски оказался бесплодными. Ни я, ни Бирс так и не узнали, как Стерлинг вышел из этого положения.

IX

Однажды вечером, когда мы с Бирсом были в Ричмонде, мы ужинали в «Джефферсоне». Одна очень красивая молодая женщина за соседним столиком начала строить глазки Бирсу. Её напор иссяк через несколько минут из-за того, что Бирс не отвечал на него. Дама отступила с поля боя. Когда мы с Бирсом проводили время за сигарами и ликёром, он сказал:

«Знаете, Нил, я склонен думать, что женщинам секс нужен больше, чем мужчинам. Когда-то я воображал, что женщины не придают большого значения сексу – во всяком случае, девушки. Когда я дожил до среднего возраста, я понял, что в сексе все равны. Женщины, даже девушки легко отзываются на похотливое желание мужчины. Мужчине не нужно прилагать стараний, чтобы разжечь в женщине желание – они оба хотят одного и того же. То, что мужчины обычно не знают этого до пятидесяти лет, спасает мир от всеобщей проституции. Если бы молодые мужчины знали то же, что знают старые, то не было бы никакого целомудрия.

Некоторые люди с возмущением говорят о молодом человеке, который бросает на девушку развратные взгляды. Если бы их не было, то не было бы и брака. Если же брак признан желательным, то развратные взгляды необходимы. Но разврат per se[121] недостоен».

Он закончил. Я робко попросил его продолжить тему женской отзывчивости.

«Ну, – сказал он, – вот вам в качестве примера анекдот.

Несколько месяцев назад ко мне зашёл наш юный друг Бланк. Я заметил, что он сильно расстроен, и шутливо осведомился, не умерла ли его собака. Он ответил:

«Нет. Но скоро я сам умру».

«Как это?» – спросил я.

Он рассказал, что отчаянно влюбился в одну девушку, которая родилась в Новой Англии и была воспитана в строгом религиозном духе. Она считала, что тот поступок, к которому он её склонял, – это смертный грех. Он неустанно преследовал её, упрашивал её, проливал слёзы и всячески выставлял себя на посмешище, но ничего не добился. Дама оставалась целомудренна, как Уна, холодна, как Диана, и бесстрастна, как Лаура[122].

«Всё безнадёжно, – сказал он. – Моя жена совершенно здорова, и точно переживёт меня».

«Неужели молодая дама полностью отвергает вашу пылкую привязанность?» – спросил я, намеренно используя высокопарные слова, которые соответствовали данному случаю.

«Отвергает! – горячо воскликнул он. – Отвергает! Отвергает!»

«Полностью?» – спросил я.

«Полностью! Нет никаких сомнений!»

«Значит, – сказал я, – идите и берите эту девушку. Вы увидите, что все её возражения мнимы».

И теперь во всём Вашингтоне вы не найдёте более счастливого человека. Суть этой истории такова: если женщина влюблена, то она не будет долго сопротивляться своему возлюбленному».

X

«Ночь дана нам для любви…» – запел я, когда мы с Бирсом одной прекрасной звёздной ночью гуляли по лесной дороге между Фортом Монро и Уильямсбургом.

«Не для меня, – перебил он. – Я, знаете ли, утренний любовник. Ночью я отдыхаю после трудного дня и просыпаюсь в пять утра. Несомненно, раннее утро – лучшее время для любви. Понаблюдайте в этот час за птицами, за коровами, за цветами, за всей природой. Только человек так испорчен, чтобы считать полночь волшебным временем».

В подтверждение правдивости этого тезиса я рассказал ему о рукописи одного врача-гинеколога, которая пришла в «Нилс Мансли». Этот учёный муж разработал великолепное решение этой задачи. Вот что он писал:

«Очень серьёзный вопрос производства потомства не получает от потенциальных родителей того внимания, которого заслуживает. Человек возвращается домой в конце рабочего дня, уставший, и видит, что его добрая жена в таком же состоянии. Но перед тем, как лечь спать, они крайне пренебрежительно относятся к правам будущего поколения. Сонливость, усталость очень характерны для многих супругов. Вероятно, для них будет достаточно одного или двух часов предварительного сна. Поэтому я предлагаю простое решение вопроса – приобретение будильника. Он стоит не дороже восьмидесяти девяти центов и, таким образом, доступен для всех потенциальных родителей. Будильник устанавливается по договорённости супругов. Скажем, на двенадцать часов – то, что называется романтическим часом».

«Замечательное предложение, – с шутливой серьёзностью прокомментировал Бирс. – Надеюсь, вы примете эту рукопись и опубликуете её».

XI

Однажды Бирс встретил своего молодого знакомого. Тот был в приподнятом настроении и признался, что причина в том, что ему удалось добиться одной девушки-католички.

«Бедный мальчик! – воскликнул Бирс. – Бедняжка!»

«Почему?» – спросил юноша.

«Потому что об этом узнает ваша жена, – ответил майор. – Как-то я завёл роман с молодой католичкой. Её исповедник немного знал меня, и обычно, когда мы встречались на улице, он приветливо улыбался. Неожиданно его поведение изменилось. Он злобно смотрел на меня свирепыми глазами. Однажды вечером я спросил Мэгги, в чём дело. «Я была у него на исповеди, сэр», – сказала она. Эта блудница до смерти боялась, что о нашей связи станет известно, и всё же нашла лучший способ рассказать о ней всему городу. Я небрежно сказал: «Мэгги, я думаю, пусть о моей любви к тебе знают все». «Ах, вы разболтали, сэр! – с тревогой воскликнула она. – Как же вы могли?» Наконец я успокоил её. Конечно, я никому не рассказывал о девушке. Но она считала, что имеет полное право рассказывать своему духовнику о нашем романе, называя моё имя, а я не имею никакого права даже упоминать об этом. Вы скоро узнаете, что ваша любовь исповедалась своему духовнику, а он, несмотря на тайну исповеди, рассказал всем остальным. Это будет крах вашей семьи».

Мэгги была одной из нескольких любовниц Бирса. С ней, как и с другими женщинами низкого происхождения, у него были непостоянные отношения. Его постоянные любовницы были совсем другого типа. Обычно они были страшные, но высокого происхождения, образованные и с каким-то влиянием.

XII

Как я уже говорил, я ничего не знаю о незаконных детях Бирса. Думаю, он тоже ничего не знал. Но его очень интересовали слухи о том, что известная калифорнийская актриса была его дочерью. Эта молодая дама прочитала, что Бирс в Нью-Йорке, где она получила ангажемент в новом спектакле. Узнав его адрес, она отправила ему ласковое приглашение на спектакль и просьбу после представления зайти к ней в гримёрную. Бирс живо отозвался, и, поскольку приглашение было на два лица, позвал меня с собой.

Мы отправились вдвоём. Перед этим мы обсудили возможность его отцовства, и он сказал, что она вполне может быть его дочерью. Он мог бы сказать увереннее после знакомства. Будь я проклят, но она была похожа на Бирса, как две капли воды. Она была похожа на него больше, чем он сам! Сходство действительно было поразительным, и майор волновался всё представление.

Когда мы пришли в гримёрную, где находилась ещё негритянка-компаньонка, актриса и Бирс бросились друг к другу. Я был испуган пылом их объятий. Последовавший разговор, в котором я не принимал участия, был так быстр, что я едва мог уследить за ним. Мы ушли чуть ли не на рассвете.