Это были десятки тысяч разумных, ясных и сильных людей. Его избиратели. Его друзья.

Возможно, пришло бы больше, если бы церемония не была такой короткой. Но не это важно. Важно понять — за что мы, стоявшие в очереди, ему благодарны?

Стоял прохладный весенний вечер, тихий, светлый. Возле храма я нашел своего старого друга, фотокорреспондента Юрия Феклистова. Мы зашли в какой-то тихий ресторанчик на Остоженке помянуть Бориса Николаевича. Юра улыбался, вспоминал, как фотографировал Ельцина на теннисном корте, возбужденного, разгоряченного игрой. Как снимал ночной Белый дом в августе 91-го, когда там вдруг появился Ростропович. Тогда был сделан этот знаменитый кадр — улыбающийся Ростропович с автоматом, который он держит бережно, как виолончель, и здоровенный парень, заснувший у него на плече.

Выйдя из ресторанчика в темноту, я вдруг понял: кончилась эта эпоха. Эпоха удивительных, ярких, потрясающих душу событий.

«Не дай вам бог жить в эпоху перемен». В общем, верно сказано. Но сказано про времена другие — кровавые, страшные. Время Ельцина было не таким. Оно было жизнеутверждающим, жизнетворческим, несмотря на драмы и катастрофы.

В этой книге я пытался проследить не только его личный путь, но и путь человека, который построил другую страну. Да, хорошо бы он построил ее без войны в Чечне, без разрушенных заводов, безработицы, нищеты депрессивных регионов, без коррупции и преступности. Но страна — не детский конструктор, где из танка запросто можно сделать человечка. Любая страна всегда обновляется болезненно, было бы ради чего.

Когда Ельцин умер, в стране на несколько часов повисла тягостная пауза. Никто не мог толком ничего сказать, сформулировать. У всех как будто наступил шок.

Президент Путин в этот момент проводил международную встречу с президентом Туркмении. Журналисты, которые были аккредитованы на ней, рассказывали в своих репортажах, что, узнав о смерти Ельцина, президент не мог скрыть своих чувств. Вот что писал «Коммерсантъ» 24 апреля 2007 года: «Владимир Путин думал о том, чтобы сделать заявление в связи с кончиной первого президента России. Текст заявления — это его текст, который он несколько раз уточнял и правил. Владимир Путин считал, что это очень важные для него и для страны слова, поэтому отложил их запись на поздний вечер. До этого он встретился с президентом Туркмении. Владимир Путин негромко сказал коллеге: “У нас очень большая трагедия сегодня…”».

Через час после того, как президент Туркмении уехал, Владимир Путин произнес первые слова прощания с Борисом

Ельциным. В телеобращении к стране он сказал, что объявляет 25 апреля днем национального траура:

«…Сегодня я выражаю самые искренние, самые глубокие соболезнования Наине Иосифовне, родным и близким Бориса Николаевича. Мы скорбим вместе с вами. Мы сделаем всё, чтобы память о Борисе Николаевиче Ельцине, его благородные помыслы, его слова “Берегите Россию” всегда служили нам нравственным и политическим ориентиром… Ушел человек, благодаря которому началась целая эпоха. Родилась новая демократическая Россия — свободное, открытое миру государство. Благодаря воле и прямой инициативе Бориса Ельцина была принята новая Конституция, провозгласившая права человека высшей ценностью. Она открыла людям возможность свободно выражать свои мысли, свободно выбирать власть в стране»…И только после этого СМИ пришли в себя. Они словно поняли, что первого президента можно поминать по-человечески. Плотину прорвало.

Журналисты, деятели культуры, политики вспоминали его в фильмах, репортажах, программах с интонацией, о которой он и мечтать не мог при жизни. Но это понятно.

Тем не менее эта включенная как по команде теплая интонация — слава богу, не была лицемерной, только лишь разрешенной сверху. Была искренней даже. И в этой общей искренности, чтобы в нее окончательно поверить, должны были прозвучать и другие голоса, на контрасте. Без них нельзя понять — правду говорят люди или врут, поют заказным хором.

Я ждал. И я дождался.

Нашлись принципиальные враги Ельцина, которые прокляли его и в эти дни. Собственно, спасибо им, как ни странно. Потому что они разом поставили перед всеми, кто сидел у телевизоров, важный вопрос — был ли он великой исторической личностью или был разрушителем?

Третьего, как говорится, не дано.

Великая историческая личность — это, собственно, строгое понятие. Не просто конгломерат «за» и «против» наших сегодняшних взглядов и аргументов. Это понятие, выношенное в истории человечества. Есть разные великие личности, разных типов, разных эпох. В какой же ряд можно поставить Ельцина?

Здесь я снова прибегну к цитате.

«В современной истории мало что подходит для сравнения: либо страна недостаточно велика и значима, либо масштаб и глубина кризиса недостаточны, либо не было человека, который играл бы абсолютно главную роль. По этим критериям на роль предшественников Ельцина подходят двое других мужчин очень высокого роста (Авраам Линкольн и Шарль де Голль. — Б. М.). Им противостояли не только внезапное разрушение целостности государства или жизнеспособности на всей территории страны, но и катастрофическое расстройство общенародного согласия по национальным целям и средствам их достижения и по правам и обязанностям гражданина», — пишет американский биограф Ельцина Леон Арон.

И продолжает: «Назвать кого-либо великим человеком — значит признать, что он сознательно сделал… крупный шаг, далеко за пределами обычных человеческих возможностей…»

Ельцин совершил этот шаг, добавлю я от себя, вне всякого сомнения.

Но это — американский взгляд на Ельцина или, если хотите, взгляд мировой. А вот наш, российский.

Владимир Путин: «Став президентом, благодаря поддержке миллионов граждан страны, он изменил лицо власти, сломал глухую стену между обществом и государством и своему народу преданно и мужественно служил. Ельцин умел и любил говорить с людьми, причем говорить и прямо, и открыто. Он никогда не уходил в тень и не прятался за чужие спины. Подчас сознательно вызывал огонь на себя, принимая личную ответственность за самые жесткие, но порой необходимые решения, смело брал на себя самые тяжелые роли при создании важнейших демократических институтов».

Анатолий Чубайс: «Я не раз ловил себя на мысли, что мы ничего бы не могли сделать, если бы Борис Николаевич не был колоссальным авторитетом для людей абсолютно традиционного и абсолютно советского стиля мышления, образа жизни, системы ценностей и так далее. Если бы он не прошел через должности руководителя строительных компаний и первого секретаря Свердловского обкома, а потом Московского горкома, он потерял бы колоссальный объем своего ресурса, и, соответственно, мы были бы обречены на неудачу. Иначе говоря, Ельцин — личность, которая объединяла людей разных миров, разных языков, разного стиля мышления, разных ценностей. Во всей нашей тысячелетней истории было много драматических событий. Но было немного событий такой глубины перелома, а на этих этапах нашей истории еще реже оказывались люди, которые адекватны масштабу перелома. А какая-то совершенно фантастическая, космическая удача России… в том и состояла, что Борис Николаевич оказался не просто крупной личностью, сопоставимой с крупнейшими личностями в российской истории, он оказался адекватен масштабу перемен».

Егор Гайдар: «Он понимал, что такое Россия, что такое революция. Не надо ждать от него, чтобы он был профессиональным историком или профессиональным экономистом, но что такое эта страна и насколько она сложная, он вообще-то понимал лучше многих. Очень не хотел насилия, пытался его избежать. В общем, по большому счету, избежал. Полномасштабной гражданской войны, типа той, что началась в 17—18-х годах, он не допустил. Но в полном объеме не допустить насилия, видимо, в это время было невозможно…»