— Как все это получилось? — спрашиваю я ее.

— Предложение было совершенно неожиданное. Во-первых, только что родился сын Глеб, я была очень занята. Во-вторых, политика меня действительно никогда не привлекала. В ней, как и в любом другом деле, необходимы профессионализм, серьезная подготовка. Но папа сказал, что в штабе ему необходим человек, который выступит, что ли, непредвзятым наблюдателем. Который практически в режиме нон-стоп, 24 часа в сутки, сможет докладывать ему о происходящем. Попросил помочь. «Другого такого человека, — сказал он, — взять неоткуда».

В 1996 году, особенно в начале года, всех родных Ельцина охватила тяжелая тревога. Как и все обычные люди, Наина Иосифовна, дочери Лена и Таня, их близкие — задавали себе один и тот же вопрос: как выдержит эти выборы Борис Николаевич?

Конечно, думала об этом и Татьяна.

«Но я при этом часто спрашивала себя — если не папа, то кто? И не только думала, но и говорила об этом». Это и был сигнал, свидетельствующий о том, что она стала относиться к политике по-другому. Однако Татьяна поначалу резко отказалась от предложения отца.

Валентин Юмашев, литературный помощник Ельцина, привел пример, прецедент в международной политике — во время предвыборной кампании президента Франции Жака Ширака его дочь Клод Ширак вошла в предвыборный штаб отца, став его официальным советником по имиджу. Шел день за днем, откладывать решение было уже невозможно. Главное, что она не лезет в политику, а просто должна помочь отцу.

Наконец Татьяна согласилась войти в предвыборный штаб.

Поначалу это «назначение» члены штаба восприняли довольно равнодушно, даже снисходительно. Коржаков считал затею «дочкиным баловством», капризом президента. Таню он по привычке, по психологической инерции считал просто членом семьи, ребенком, которого надо опекать и охранять.

О заседаниях штаба, на которые она попала в феврале 1996-го, Таня говорила потом как о «каком-то дурном сне», напомнившем ей то ли заседание парткома, то ли комсомольское собрание в школе, пустую говорильню, не дающую результата.

«Никто здесь не обсуждал никаких аналитических разработок, долгосрочных стратегий, всё шло очень вяло, на уровне “приняли-постановили”, для отчетности, для галочки… Но дальше постановлений дело не шло. На самом деле я была в ужасе», — вспоминает дочь Ельцина.

Кстати говоря, оценка Татьяны подтверждается письмом, которое Ельцин получает от группы своих помощников. В нем — резкая критика деятельности предвыборного штаба и предложение — немедленно отстранить О. Сосковца от руководства:

«Уважаемый Борис Николаевич!

Наше обращение к Вам вызвано глубокой обеспокоенностью ходом подготовки и проведения Вашей избирательной кампании. Наблюдения аналитиков и наши собственные убеждают нас в том, что проблемы кампании упираются в личность и деятельность О. Н. Сосковца.

Ясно, что он не специалист в публичной политике и избирательных технологиях, и это сразу проявилось. Но это не компенсировалось его возможными достоинствами, на которые Вы, видимо, рассчитывали.

…Нормальная работа штаба до сих пор не началась. Он не может контактировать с людьми, отличными от него по складу ума, но необходимыми в кампании. Его влияние на руководство регионов обернулось вульгарным и бесплодным администрированием, которое не только компрометирует Президента, но и отталкивает от него возможных сторонников. Те же методы, с тем же результатом применяются им и в работе с правительственными ведомствами, представителями СМИ, коммерческих и банковских кругов. Самое странное, что О. Н. Сосковец не смог решить самую важную задачу: мобилизовать за короткое время необходимые финансовые ресурсы для проведения кампании.

В результате безвозвратно потеряно больше месяца; не организована и не скоординирована работа всех предвыборных структур; в большинстве регионов подготовка к кампании еще не начиналась…

В обществе начали курсировать два слуха… первый — Президента “сдали” коммунистам, и потому предатели саботируют развертывание кампании; второй — плохой организацией (а точнее — провалом) избирательной кампании Президента затаскивают в ситуацию, в которой он будет вынужден отменить либо выборы, либо их результаты…»

Словом, идея российских бизнесменов, напуганных перспективой второго пришествия коммунистов, — ввести в штаб новых людей — показалась Тане и перспективной, и технологичной.

Кстати говоря, запоздай эта встреча Ельцина и Чубайса на пару-тройку недель, не окажись дочь Ельцина столь решительной уже в первых своих действиях в предвыборном штабе — и события этого года могли бы принять совсем иной оборот.

15 февраля Ельцин официально объявил, что баллотируется в президенты. Это произошло в Екатеринбурге. Для него такой ход естествен — точно так же в Екатеринбурге (тогда еще — Свердловске) он начинал свои прошлые избирательные кампании, и всегда они проходили успешно.

В родном городе было довольно холодно. Но Ельцин не мог не пройтись по знакомым улицам — если бы он спрятался от горожан в президентском лимузине, за кордоном охраны, его здесь не поняли бы. Кроме того, почувствовал резкую потребность вновь общаться с людьми импровизированно, стоя посреди толпы. Неожиданно останавливаясь, неожиданно переходя дорогу.

Неприятным последствием уличных импровизаций на морозе стало то, что голос его от напряжения и холода сел, он почти не слышал себя, когда вышел на трибуну из-за кулис.

О том, что Ельцин очень волновался, когда произносил свою речь, говорили все, кто видел и слышал его в этот день. До этого момента он еще мог повернуть назад. С этого момента — уже нет. Он вновь входил в эту обжигающе ледяную воду…

Что же говорил Ельцин в тот день?

Президент сформулировал главную идею своей платформы: невозможность возврата к коммунистическому прошлому для страны.

«Столько пережить, столько понять, — осипшим голосом читал он самую важную часть своей речи, — стоять на пороге цивилизованной жизни и снова скатиться назад — это будет нашим общим поражением и позором. Можно ли мне в этой ситуации не участвовать в президентских выборах? Не раз и не два задавал себе этот вопрос. Но пока есть угроза столкновения “красных” и “белых”, мой человеческий и гражданский долг, мой долг политика, стоявшего у истока реформ, добиться консолидации всех здоровых сил общества и предотвратить возможное, вплоть до гражданской войны, потрясение. Несмотря на настойчивые призывы достойно уйти, мой отход от участия в выборах стал бы шагом безответственным и непоправимо ошибочным. Надо довести до успешного завершения дело, которому я полностью отдал себя. Я уверен, что смогу провести страну сквозь смуту, тревоги и неуверенность.

Поэтому я решил баллотироваться на пост Президента России и объявляю об этом здесь, в дорогом для меня зале, в родном городе, вам, моим землякам, всем гражданам России и для сведения всего мира…

Мне часто напоминают данное когда-то обещание лечь на рельсы. Хочу напомнить: я выполнил его, когда настоял на проведении референдума в апреле 1993 года и вручил свою судьбу в руки избирателей. Но на нынешних выборах речь пойдет не только обо мне. На рельсах окажется Россия, и нам надо сделать все возможное, чтобы и мы, россияне, и наша страна не погибли под красным колесом прошлого.

Мы сильнее тех, кто все эти годы вставлял нам палки в колеса, мешал нашему движению к великой и свободной России, к достойной жизни всех россиян. Мы сильнее собственных разочарований и сомнений. Мы устали, но мы вместе, и мы победим!»

Впрочем, Ельцин в Екатеринбурге говорил не только о призраке коммунистического прошлого, но и о вполне конкретных, сегодняшних вещах.

«Помните громадные очереди за хлебом и сахаром в 1991 году? — спрашивал Ельцин аудиторию в Екатеринбурге. — Помните, как люди стояли в очередях даже ночью, обогреваясь у костров? Теперь этого нет. Магазины полны, ваши дети и внуки никогда не узнают, что представляли собой нехватка и талоны на продукты. Чем вызвано такое обилие товаров? Оно вызвано свободными рыночными ценами, введенными в 1992 году! Гиперинфляция остановлена, в государственном казначействе большие золотовалютные резервы, рубль стал стабильным».