Да, журналисты, оппозиция, депутаты, политологи внимательно наблюдали за Ельциным тем летом и осенью, но никто из них, похоже, не заметил, что с Валдая вернулся другой Ельцин. Новый.

Программа сформулирована. Всё решено. Да, он пойдет на чрезвычайные меры, но останется при этом в рамках своей мирной, созидательной природы. Он строитель, а не разрушитель.

Не отмена конституции, а рождение новой. Не разгон съезда, а создание нового (как он с гордостью пишет в «Записках президента»), «профессионального» парламента. С участием реальных политических партий (в том числе и коммунистов). Не отмена государственных институтов, а придание им нового качества. Он будет создавать, строить новое государство, и те, кто не понимает этого, просто окажутся в дураках. Если парламент отказывается принимать новую конституцию, ее примет народ на референдуме.

Отвлекусь на некоторое время от хроники тех дней. Подумаю (вместе с вами): насколько прав был Ельцин, форсируя принятие новой конституции? Ведь до сих пор ее, эту ельцинскую конституцию, упрекают политологи и публицисты (и к каждому юбилею конституции в прессе разгораются дискуссии по этому поводу) и, может быть, справедливо, в том, что она не до конца сбалансирована, что российский парламент в новой политической конструкции оказался слишком слабым. Были ли у него другие варианты?

Чтобы ответить на этот вопрос, попытаемся представить себе этот горящий, гудящий, тревожный 93-й год. Локомотив, который разогнал Ельцин, оказался в ситуации чудовищного торможения, мог попросту сойти с рельсов. Останавливаться Ельцин не умел, не мог. Он всегда острее других чувствовал эту опасность — сползания страны в неуправляемый хаос.

В начале лета начинается работа Конституционного совещания. Оно, кстати, сразу же подвергается критике со всех сторон. Структура этого органа выглядит хаотичной, полномочия неопределенными. Политические обозреватели грустно шутят, что Ельцин собрал сюда «каждой твари по паре».

Своих представителей прислали регионы России, политические фракции съезда народных депутатов (в том числе самые непримиримые), «общественные организации», словом, это еще одно Учредительное собрание. Не хватает матроса Железняка. Но тут же является и он. Работа Конституционного совещания в первый же день начинается со скандала. Хасбулатов (после торжественного доклада Ельцина о том, как нужна новая конституция новой России) подбегает к трибуне и требует предоставить ему слово вне регламента. Ельцин слова не дает, Хасбулатов выходит из зала вместе со своими сторонниками и прямо на лестнице объявляет этот орган неконституционным, а любые его решения — нелегитимными. Долой Конституционное совещание! Один из «непримиримых» (депутат Слободкин) начинает бесноваться уже в зале, его выносят на руках охранники.

Кстати, Ельцин призывает Хасбулатова и ушедших с ним депутатов вернуться в зал. На следующий день депутаты возвращаются, Хасбулатов — нет.

Работа Конституционного совещания, однако, в результате уперлась в совершенно другую проблему, о которой в начале, в общем-то, даже не думали. Руководители национальных республик отказываются подписать декларацию об основах конституции, поскольку недовольны тем, как в этой декларации прописаны их права (суверенитет Татарстана, Башкортостана и других, менее крупных автономных регионов). Печальный призрак горбачевского Союзного договора снова возникает в Кремле. Ельцин прекращает работу Конституционного совещания — уже в июле, перед отпуском.

…Пустая работа, отнявшая у него три месяца?

Ничего подобного. Эксперты, юристы, советники, несколько рабочих групп за эти месяцы, по сути дела, сводят воедино два проекта конституции — «румянцевский», то есть подготовленный группой депутатов во главе с Олегом Румянцевым, и президентский, подготовленный в администрации. «За месяц с небольшим, — пишут помощники Ельцина, — был выработан проект Конституции, по которой Президент становился главой государства с широкими полномочиями в сфере исполнительной власти». Текст конституции (в котором конечно же побеждают принципы президентской, а не парламентской республики), наконец, становится явью.

Теперь за него уже можно голосовать.

Однако заблуждением было бы считать ельцинскую конституцию — скороспелой, написанной наспех, в угоду политическим реалиям. Вот свидетельство Валерия Зорькина, председателя Конституционного суда и в те годы довольно острого оппонента президентской команды: «В 1990–1991 годах мне довелось руководить группой экспертов Конституционной комиссии Съезда народных депутатов России. На фоне острой политической борьбы того периода в Комиссии велась плодотворная конструктивная работа по проектированию конституционных основ новой демократической России… Большинство проектных положений вошли в текст принятой в 1993 году Конституции. Конституция стала самым большим достижением всего постсоветского развития, основой стабильности и динамизма России. И этим достижением надо дорожить».

Свидетельство Зорькина неоценимо. Российская конституция рождалась по решению съезда, как поручение депутатского корпуса, а вовсе не только по воле президента. Дело в том, что старая, советская Конституция РСФСР была построена на принципах ленинского и сталинского социализма, основополагающим моментом ее было социалистическое общенародное государство, а «руководящей и направляющей силой» общества, «ядром политической системы» называлась коммунистическая партия. Были в конституции и другие понятия, утратившие свою актуальность после 1991 года. Понимая это, съезд еще в 1990 году, когда существовал СССР, поручает Конституционной комиссии разработать новый текст, в котором правовая философия Основного закона должна исходить из реалий новой страны. Но принять новую конституцию, как хотел Ельцин, уже на Втором съезде народных депутатов России, не удалось. Лишь через три года текст был окончательно доработан и утвержден.

Так что же происходит с Председателем Верховного Совета? Почему Хасбулатов пытается сорвать работу по подготовке конституции, не выполняя решения своего же парламента?

Если зимой и весной Ельцин постоянно встречается и созванивается со спикером, ведет переговоры, то осенью 93-го эти контакты прекращаются.

Хасбулатов — по-прежнему любимый персонаж политических хроник и комментариев, но при этом фигура уже скандальная.

Оскорбления во все стороны, наглые реплики по любому поводу, интриганство и цинизм, ставшие стилем. Описывать все это сегодня не очень интересно, но для полноты картины — стоит.

«Червяки» — это по поводу министров гайдаровского правительства, «заезжая бабенка» — по поводу высказываний Маргарет Тэтчер, приехавшей с визитом в Россию, постоянные намеки на неадекватность Ельцина (всем очевидцам памятен грубый жест Хасбулатова, когда он щелкнул рукой по горлу, показывая, «в каком состоянии» президент принимает свои решения).

Однако отдельные его реплики не так важны в общем контексте событий. Спикер Верховного Совета и не пытается предстать перед телекамерами в каком-то более или менее «цивильном», благородном обличье, стать популярным, хоть чуть-чуть приблизиться к идеалу политического лидера. Вся энергия Хасбулатова направлена на что-то другое. И это видно всем.

Хасбулатов — умный человек, и он прекрасно понимает, что в его руках находится мощнейший инструмент: действующая Конституция Российской Федерации. Его агрессия — явная, неприкрытая, столь несхожая с поведением в 1991–1992 годах, — свидетельствует об одном: спикер готовится к последнему и решительному бою.

Так ведет себя человек, понимающий, какой реальной силой он обладает. Какую же силу вдруг обрел этот вроде бы тихий профессор экономики, ничем, кстати, себя не проявивший после событий сентября — октября?

Такая сила — Съезд народных депутатов.

…Именно с этого момента слово «депутат» (вспомним на секунду, каким статусом оно обладало, когда с понятием «депутат» ассоциировались совсем другие имена — Сахаров, Собчак, Старовойтова) становится в народе ругательным.