— Я не намерена помогать вам меня насиловать.

Николас улыбнулся, и показался ей сейчас особенно красивым в мерцающем свете камина.

Она почему-то вдруг с ужасом подумала, что ей будет трудно устоять перед ним.

— Я очень хорошо умею заставлять людей делать то, что мне хочется, — сказал он мягко, и поднялся с места. Его фигура отбрасывала длинную тень, и он показался ей еще более высоким, чем был на самом деле, и очень опасным. «Воображение тут не при чем», — подумала Жизлен. Ей очень не хотелось признаваться себе в том, что она поняла причину своего страха.

Николас медленно, осторожно ступая, прошел по комнате. Она застыла на месте, ожидая, и уговаривала себя не двигаться, когда он дотронулся до нее, закрыть глаза, и погрузиться в себя, и тогда все скоро кончится. Убеждала себя, что, начав сопротивляться, сделает хуже.

Но, когда он протянул руку и коснулся ее плеча, она, не выдержав, размахнулась и с силой ударила его по красивому высокомерному лицу.

Николас отпрянул от неожиданности, но не убрал руки с ее плеча.

— Вы ведете себя неразумно, Жизлен, — тихо сказал он, и в его небрежном тоне зазвенел гнев, которого он не мог скрыть. — Разве вам неизвестно, что обо мне говорят?

— Уберите руки! — она попробовала вырываться, но его пальцы теперь уже больно впились в ее плечо.

— Обо мне говорят, что я сумасшедший. Совсем пропащий человек, без совести и чести. Говорят, что тот, кто попадается на моем пути, рискует жизнью, и большинство старается держаться подальше от меня и моего буйного нрава.

— Это правда?

— Что именно?

— Что вы сумасшедший.

Он молча, довольно долго смотрел на нее, а потом произнес:

— Вероятно да, потому что я, несмотря ни на что, хочу вас. — Он прижал ее к себе и поймал губами ее рот. Жизлен напрасно пыталась вырваться, он был слишком большой, слишком сильный, его руки слишком крепко прижимали ее к его возбужденному телу. Она пыталась отталкивать его, но руки ее были зажаты, пыталась освободиться от его хищного рта, который источал запах бренди, кофе, решительности и желания. А она бы предпочла, чтобы это был запах яда. Она ненадолго затихла, а потом с силой ударила его коленом в пах.

И все же, он оказался слишком ловким, и, успев увернуться, схватил ее и, повалив на кровать, подмял под себя, так и не отпустив ее губ, а ей хотелось кричать.

Все бесполезно. Ее никто не услышит. Она уже не раз переживала насилие. Переживет и теперь. Жизлен закрыла глаза, и перестала его видеть, исчезла, спряталась в тесное маленькое пространство внутри себя, туда, куда не проникнуть ни ему, ни кому-то другому.

Она плохо понимала, что произошло, когда он оторвался от нее. Она лежала спокойно, ожидая, что он начнет срывать с нее одежду. Но, вероятно, он решил вести себя спокойней, просто задрать ей юбку, накрыть с головой, а потом, когда все будет кончено, опустить. Для нее это больше не имело значения. Она сейчас ничего не ощущала.

Его руки скользнули по ее щеке, пальцы запутались в длинных, распущенных волосах, шелк манжет коснулся саднящих губ. Она ждала, ждала жестокости, которая бы помогла ей впасть в забытье, но ничего не было. Ничего, кроме потрескивания дров в камине и его дыхания, тяжелого, но постепенно становившегося более мерным.

И, наконец, неохотно, когда тишина окончательно заполнила комнату, Жизлен открыла глаза. Оседлав ее, он смотрел сверху вниз со странным выражением.

— Вы вернулись, — сказал он.

Она напряглась, ожидая, что он снова примется за свое. Но он не двигался, и лишь зажав ее лицо меж ладоней, продолжал напряженно вглядываться в ее глаза.

— Вернулась? — спросила она почти шепотом. Ее голос стал хриплым, как будто она долго кричала.

— Из того крохотного мира, где вы прячетесь, — сказал он, поглаживая большими пальцами ее мягкие губы.

Когда-то давно, одна женщина, много старше ее, в гостинице, где она работала на кухне, пыталась ей объяснить, в чем состоит радость супружеской жизни. Старая женщина уверяла, что дело не в самом акте любви, значение которого, как она полагала, многие склонны преувеличивать, а в ласках до и после него. Близость — это просто сделка, на которую вынуждена идти женщина.

Тогда Жизлен с недоверием отнеслась к услышанному. Никакие ласки ни до, ни после не могли сделать все это хотя бы приемлемым для нее. Кроме того, другая женщина, мать шестерых жизнерадостных детишек в отличие от старой Мэг утверждала, что с подходящим мужчиной — постель не цена, которую приходится платить, а награда. Последнее поразило Жизлен еще больше и показалось ей вовсе не правдоподобным. Однако, лежа сейчас под Николасом, который гладил ее по голове, она начинала понимать, что прикосновение мужчины способно доставлять удовольствие, и поэтому некоторые женщины готовы платить любую цену.

Ей понадобилась незаурядная сила воли, чтобы не разомлеть от приятного тепла его рук, гладивших ее по лицу.

— Приступайте побыстрее к тому, что вы вознамерились сделать, — зло сказала она, — мне бы хотелось немного поспать.

Она собиралась вывести его из себя, но у нее ничего не вышло. Блэкторн добродушно усмехнулся.

— Понимаете, моя маленькая, ужасно трудно насиловать женщину, если она не сопротивляется, а заниматься с ней любовью, если она впадает в транс, ничуть не легче.

— О, извините меня.

— Мне не кажется, что у меня есть хотя бы ничтожный шанс убедить вас отнестись благосклонно к моим планам. Нет? Ну, в таком случае, нам обоим, наверное, лучше немного поспать.

Как ни странно, Николас оставил ее в покое и улегся рядом. Как только он немного отодвинулся, она попробовала соскочить с кровати, но его рука тут же потянулась к ней и снова схватила за запястье.

— Это совсем не означает, что я отпускаю вас, — сказал он, — приподнимаясь на локте. — Я нуждаюсь в отдыхе не меньше, чем вы, а честно говоря, мое благополучие беспокоит меня куда больше, чем ваше. А выспаться я смогу, лишь зная, что вы под присмотром. Я пытался уговорить вас получить немного удовольствия, но игра явно не стоит свеч, придется прибегнуть к помощи платка.

— Платка? — переспросила Жизлен, и глаза ее расширились от удивления.

— Платка, — подтвердил Блэкторн, вставая с постели.

Она снова попробовала убежать, но он схватил ее за талию и не церемонясь с силой швырнул на кровать.

— На вашем месте я бы не стал больше этого делать. Следующий раз, если мне придется швырять вас на кровать, я не посмотрю на то, что вы так безучастны. Советую вам не дергаться.

— Mersi, — ядовито ответила она.

— Вы никогда не сдаетесь, не так ли? — спросил он, присаживаясь и снова беря ее за запястья, и уже привычным движением доставая шейный платок. Лишь легкое напряжение пальцев выдавало его волнение, когда он связывал ей руки за спиной.

— Это именно то, что меня в вас восхищает, Жизлен. — Наклонившись вперед, он поднял ее юбки, обнажая ноги, и она вскочила.

— Вы обещали… — начала она, вырываясь.

— Я ничего не обещал, — ответил он совершенно безразлично. — Я овладею вами тогда и там, где захочу. И как захочу. А сейчас я всего-навсего на-мерен связать вам коленки. Мне не хочется думать, что вы ползаете где-то рядом, в поисках оружия, вместо того, чтобы как следует выспаться. — Он посмотрел на нее и вздохнул. — У меня такое ощущение, моя радость, что эта ночь окажется очень длинной. — Он вытянулся рядом с ней, а она старалась отодвинуться как можно дальше, но продавленная кровать заставляла ее каждый раз скатываться к нему.

— Остается только решить, как мы поступим с вашим ротиком, дорогая.

— Что вы можете с ним сделать? Разве что тоже завязать платком, — с удивлением сказала она.

— А вот тут вы ошибаетесь, — он скользнул к ней, взялся за ее лицо своими длинными пальцами и нежно прижался губами к ее рту.

— Перестаньте, — сказала она, пытаясь отдернуть голову.

— Позвольте мне хотя бы такую малость, — сказал он. — Раз уж я сегодня послушный. — Он опять поцеловал ее столь же нежно, приник к ее губам, и раздвинул их на этот раз языком, но не грубо, а лишь дразня ее, лаская, и теснее прижимаясь к ней своим длинным стройным телом.