— Пойдём, пообщаемся, — мрачно усмехнувшись, кивнул чёрный трибун. И ямато искренне посочувствовал женщине, кем бы она ни была на самом деле.

Сознание в тело возвращалось неохотно, настороженно, почти испуганно. С одной стороны, состояние напоминало тяжелейшее похмелье, случившееся со мной всего раз в жизни, но запомнившееся надолго. А с другой, меня окутывал несвойственный похмелью липкий страх, похожий на остатки ночного кошмара.

Окончательно в реальность меня подтолкнули странные ощущения. А именно понимание, что я сижу на чём-то твёрдом и шершавом. Часто поморгав, — почему-то в глазах было темно и сухо, — я огляделась.

Что я там вспоминала про остатки кошмара? Кажется, он продолжался. Но теперь, кажется, наяву.

Крошечная, два на два, комнатушка напоминала не то палату строгого режима, не то келью помешанной монахини, не то… На этом я предпочла остановить собственное воображение, потому что оно разом вспомнила кучу мерзких кровавых триллеров из разряда фильмов «Пила», «Куб» и ещё десятка столь же бессмысленных и беспощадных выкидышей кинематографа.

Положение моё осложнялось тем, что я совершенно не помнила, как здесь оказалась, и не понимала, где именно — здесь. Более того, немного углубившись в воспоминания, я обнаружила в них полную кашу, и так и не смогла сообразить, что было вчера, когда это самое «вчера» было и вообще, что было в моей жизни последним?

От осознания этого факта меня накрыло жутью ещё большей, чем при воспоминании о фильмах, но я поспешила запретить себе бояться. В конце концов, трогательные мелодрамы про амнезию я тоже смотрела, так, может, это всё и есть — она? В смысле, амнезия.

Тем более, на палату комната походила больше всего. Хотя скупость меблировки (одни только нары, торчащие из стены) и отсутствие явно выраженного выхода наталкивали на мысль всё о той же палате для буйных из какого-то сежепостроенного сумасшедшего дома. У меня что, случилась белая горячка, и я кого-то покусала?!

Чтобы хоть как-то отвлечься, я протянула руку и потыкала пальцем край нар. Поверхность была довольно мягкой и приятной на ощупь. Тогда непонятно, а почему я на полу?

Слегка мутило, волнами накатывала слабость, так что вставать я начала по стеночке, аккуратно, медленно… и только тут заметила, что одежды на мне нет. Причём нет совсем, даже серебряного кулончика со знаком зодиака и серёжек. Я рефлекторно попыталась прикрыться, но потом махнула рукой: чувствуется, санитаров я уже развлекла на полную катушку, чего теперь-то стесняться!

С трудом перебравшись на нары (сидеть на них оказалось действительно гораздо удобнее), я зябко обхватила себя руками за плечи и вновь внимательно огляделась. Ни-че-го! Всё те же стерильные белые стены, пол, потолок и ни одного пятнышка. Я бы не удивилась скрытой камере, но где их тут скрывать? Если только каких-нибудь невидимых простому глазу фантастических нано-роботов с нано-мозгами!

Однако собственная нагота здорово напрягала. Я чувствовала себя совершенно беззащитной, и от этого было ещё страшнее. Не знаю, что со мной делали, пока я была во сне, но кроме тошноты и слабости симптомов не наблюдалось, да и синяков на руках или ногах не было. Наверное, если бы меня кто-то изнасиловал, где-то ещё в теле были бы другие, гораздо более неприятные ощущения, или нет?

Успокоив себя, что никто меня, бессознательную, не насиловал (вот же нашла о чём думать; главный вопрос бытия, подумать только!), я вновь обвела взглядом унылые белые стены.

Пока версия была одна. Меня накачали какими-нибудь наркотиками (отсюда все неприятные симптомы плюс провалы в памяти), приволокли сюда и раздели. Может быть, разные действия совершали разные люди.

В то, что я где-то когда-то по собственной воле приняла какой-то тяжёлый наркотик (не поверю, что с обыкновенной анаши такое бывает; знаю я укурков, они порой из жизни выпадают, но так, не смертельно, и в белых комнатах не очухиваются), я бы не поверила никогда жизни. Значит, кто-то накачал и раздел, а потом меня спасли и принесли сюда. Этот вариант понравился мне больше всего, поэтому за него я и постаралась уцепиться. Будем надеяться на лучшее.

А ещё ведь есть вариант, что меня до сих пор плющит. Но тогда непонятно, с чего у меня такие видения?

Мои размышления прервал тихий шорох. Я вздрогнула и, подтянув колени к груди, вжалась в угол, наблюдая за типом, вошедшим через образовавшийся в противоположном углу проём.

Тип своим видом меня несколько успокоил, заставив опять вспомнить «дурку», пусть и со странными порядками (кажется, буйных в смирительные рубашки упаковывают). Приличный такой азиат в белом халате; не то китаец, не то японец, не то кореец, не то вообще какой-то близкий и понятный эвенк с севера моей необъятной родины. Никогда не умела различать монголоидов разного происхождения, за что мне всегда бывало перед ними неловко. Единственной странностью в его уютном и понятном облике была сложная серебристо-бледная татуировка на пол лица не то африканского, не то индейского вида, с рядами параллельных линий, изломанных под прямыми, но скруглёнными углами. Вокруг глаза было нарисовано нечто похожее на стилизованное крыло, а за кадык держалась не менее стилизованная лапа с когтями.

Подать голос я не успела, потому что монголоид вошёл внутрь и присел напротив меня на край кровати, а дверной проём заполнил собой…

Вот честно, мне нестерпимо захотелось забиться под кровать. Или провалиться сквозь землю. Или выскочить сквозь стену.

Никогда в жизни я не видала настолько здоровенных мужиков. Ну, или хотя бы не во всех измерениях сразу. Встречала натуральных качков, но они обычно были среднего роста. Попадались персонажи баскетбольного роста, но по большей части они были довольно худощавыми людьми. А этот… шкаф двустворчатый, с антресолями. Более того, одет он был в непроглядно-чёрный костюм откровенно военного образца, щеголял короткой стрижкой ярко-белых волос и внимательно разглядывал меня неестественно яркими голубыми глазами. И являлся обладателем квадратной грубой физиономии, описать которую я не могла, но зато вспомнила расхожее выражение «так и просит кирпича».

Мама, я теперь знаю, как в представлении Адольфа, чёрт его побери, Гитлера выглядели истинные арийцы! Можно, я развижу его обратно и забуду точно так же, как вчерашний день?

Добил меня этот двух-с-чем-то метровый великан выражением лица. Ледяной изучающий взгляд, подходящий больше роботу, чем человеку, и брезгливо поджатые губы. Немного выбивалась из облика эдакого классического дойч наци точно такая же, как у первого, татуировка, но это я отметила мельком. Мне стало настолько непередаваемо жутко под этим взглядом, что меня начала бить мелкая предательская дрожь, ладони вспотели, а сердце бешено заколотилось в горле.

Вот почему нельзя было ограничиться на первый раз визитом этого интеллигентного азиата, взирающего на меня со спокойным любопытством? Да, он тоже может быть маньяком-садистом, но при взгляде на него всё-таки не возникает этого сосущего под ложечкой ощущения загнанной жертвы. А двустворчатому, который с антресолями, — и я готова была за то голову отдать на отсечение! — убить что высморкаться.

Гигант что-то пророкотал весьма подходящим его наружности басом, явно обращаясь не ко мне, а к своему спутнику. Когда пронзительный взгляд оставил меня в покое, мне будто бы стало легче дышать. Язык прозвучал удивительно знакомо, похоже на немецкий, но это точно был не он; немецкий, а ещё английский и французский я знала в совершенстве, профессия переводчика-синхрониста обязывала. Ну, ещё могла объясниться на итальянском. Нидерланды? Дания? Или, если поддаться стереотипам и принять во внимание голубоглазую белобрысость великана, Норвегия?