Боевой офицер. Мужик двухметрового роста с развитой мускулатурой и широченными плечами. Да, что уж там, очень симпатичный мужчина с открытым лицом с правильными чертами, взъерошенными светло-русыми волосами, чистыми зелёными глазами и сногсшибательно искренней радостной улыбкой.
Так вот, этот субъект в ладно сидящей на тренированном теле форме стеснялся как подросток на первом свидании. Он натурально краснел, бледнел, не знал куда деть руки и едва не заикался. Да ещё и смотрел на меня с детским восторгом и почти обожанием, как на какую-нибудь девочку с обложки.
А Кичи, скотина, стоял рядом и явно насмехался и надо мной, и над гостем. То есть, для него подобная реакция была ожидаема и предсказуема. Может, именно ради неё он мне этого типа и привёл? Может, этот застенчивый центурион местному главврачу какую-то большую гадость сделал, и тот таким образом изощрённо мстил? Как вообще может героический (сомневаюсь, что у них тут другие встречаются) офицер десанта быть таким застенчивым? Обычно на таких женщины пачками вешаются! Да и то, какое женское сердце устоит против настоящего героя, да ещё с такими внешними данными?
А потом я вспомнила местное соотношение мужчин и женщин, прикинула возраст ухода мальчиков в военные училища, вспомнила слова про трепетное отношение к женскому полу, и мне поплохело окончательно. То есть, мне вот это и хотели показать? Что вот так к женщинам у них относятся вообще все мужики без божественной крови? Матерь божья!
Впрочем, со своими эмоциями Олег (как, оказывается, приятно встретить своего земляка; знакомое имя буквально грело душу) справился довольно быстро, и хоть и поглядывал на меня с восхищённым трепетом, но говорил нормально.
И всё-таки, разочарование от нерешённого вопроса о разговоре с Императрицей (космодесантник просто не знал, есть такие законы или нет), было всё-таки не последним, что удалось вспомнить.
В комнату зашёл сидящий сейчас со мной рядом викинг. Кажется, с ним был кто-то ещё, но мне хватило одного леденяще-брезгливого взгляда, чтобы весь мир сузился до движений одного-единственного человека, которые я ловила с отчаянным вниманием. Только бы не подошёл, только бы не трогал, только бы не…
А вот дальше уже пришла темнота.
Да ладно, я что, всё-таки это сделала?! Упала в обморок от страха?
Но это не снимало главного вопроса: куда мы сейчас летим. Своим поступком я запятнала честь великого и ужасного чёрного трибуна, и он должен меня как-нибудь ужасно ритуально убить? Или… не убить, а сделать что-нибудь ещё более неприятное?
И почему нельзя было сразу на месте, почему надо было куда-то тащить? Нет, точно какой-то ритуал. Сейчас подвезут поближе к вот этой звезде, сильно выделяющейся на фоне остальных размерами (кажется, она просто очень близко), выкинут в открытый космос и придадут ускорения. Потому что подобный поступок может быть смыт только огнём.
— Прекрати бояться, меня это раздражает, — в тишине маленького летательного аппарата низкий голос «двустворчатого с антресолями» прозвучал набатом. Я шарахнулась в сторону, пытаясь стать как можно меньше и расположиться в пространстве как можно дальше от жуткого полубога. У меня даже почти получилось просочиться сквозь подлокотники кресла и пристяжные ремни. Ну, ничего, ещё немного тренировок в этой компании, и я сквозь стену убегу в открытый вакуум, не нарушив целостности обшивки.
Мне только интересно, на какую реакцию он рассчитывал, говоря это? Неужели всерьёз думал, что рявкнет на меня в приказном тоне, и я действительно сумею перестать его бояться?
Получив результат, обратный собственный чаяниям, чёрный трибун бросил на меня ледяной взгляд, исполненный брезгливости. И я поняла, что в обмороке, наверное, не так уж плохо. И если один раз получилось столь оригинальным образом избежать общества этого до судорог пугающего меня человека, то, может, получится и во второй? Секунды шли, викинг молчал, а спасительная темнота забвения не спешила принимать меня в свои объятья.
Вообще, мой страх перед этим человеком сложно было назвать рациональным. В первый раз, когда он держал меня за руку и угрожал, паника была оправдана; но сейчас-то полубог сидел смирно. Даже если он вёз меня на казнь, то хоть не глумится всячески над беззащитным телом. Не из благородства; ему, судя по физиономии, было противно просто находиться рядом со мной, не то что дотрагиваться.
Наверное, можно было себя поздравить: теперь я знала, что такое фобия. А раньше ещё хихикала над подругой, до истерики боящейся змей и червяков. Хотя у меня и были некоторые реальные основания для страхов; дождевые черви даже гипотетически особого вреда здоровью причинить не могут. А вот господин чёрный трибун… точнее, как у них тут принято, кириос…
— Из-з-звините, — тихо проблеяла я, поставив себе задачу хотя бы попытаться перебороть страх. Надолго моего противоборства не хватит; но пока он сидит, занятый управлением, можно немножко утешить себя самообманом. — Я н-не могу, это с-спонтанная реакция.
Мужчина кинул на меня косой непонятный взгляд, и я решила, что на этом можно первую попытку сопротивления собственной фобии считать успешно реализованной. Потому что язык под этим взглядом от ужаса примёрз к нёбу.
Очень хотелось выяснить, что произошло, и куда мы летим, но я пока не готова была услышать из уст викинга ответ. Тем более, некстати вспомнилась наша с ним первая встреча. Всё произошедшее отложилось у меня в голове с контрастной ясностью до последнего слова; и рада бы забыть, но, кажется, эти воспоминания будут меня мучить до самой смерти. Так вот, я сейчас вспомнила, что моим тюремщикам на исследования выдавали всего три дня. Видимо, они уже прошли, и теперь…
На этом мысль останавливалась. Ничего эти три дня для меня не меняли, и пункт назначения не определяли. Но мысль о казни почему-то отступила.
Тем более, ставшая за это время пугающе близкой звезда оставалась справа, занимая едва ли не треть экрана. Но, странно, своим присутствием не слепила и звёзды не засвечивала. Наверное, помогали какие-то мудрёные фильтры. Да и то сказать, вряд ли передо мной действительно окно в реальный мир, небось просто стена, а на ней красивая картинка в реальном времени.
Мы подозрительно быстро летели. Звезда проплывала мимо неторопливо и величественно, как гора в окне автомобиля на автобане. Плохо, что по физике у меня всегда был натянутый за старание трояк, а то моё удивление могло бы быть более аргументированным. А так просто было не по себе от осознания масштабов. Но это нормально, мне и в самолёте от цифры «900 км/ч» было не по себе, и скорость казалась запредельно-чудовищной. А тут, надо думать, побыстрее.
Так что смотреть я всё-таки старалась не на солнце, а на звёзды. Они выглядели бесконечно далёкими и безразличными, то есть — привычными и понятными. И этим радовали.
Хотя счастье моё продолжалось недолго. Потому что некоторые звёзды вдруг пришли в движение, и стремительно прыгнули навстречу, увеличиваясь в размерах. Я от неожиданности подпрыгнула прямо в кресле, а сидящий рядом мужчина рявкнул что-то на родном языке. И я всеми фибрами своей лингвистически подкованной души поняла: это было ругательство. Очень грязное и очень грубое ругательство. А потом прямо перед нами из ниоткуда возникло что-то огромное и непонятное, и мы свечкой взмыли вверх, и я даже примерно догадалась о причинах внезапной ругани сына Тора.
Мы лавировали среди космических кораблей, которых несколько мгновений назад здесь не было. Они выскакивали прямо перед нами, вокруг нас, маленькие и большие, совершенно разные. А потом нас тряхнуло так, что у меня лязгнули зубы.
Мужчина ещё что-то коротко рявкнул, уже, по-моему, более осмысленное и содержательное, и скомандовал мне:
— Держись!
За что он предлагает мне держаться, я так и не поняла, но на всякий случай вцепилась в сиденье кресла; подлокотники были, на мой взгляд, хлипковаты. Нас ещё раз отчаянно тряхнуло, а потом нахлынула тьма, и перегрузкой меня вжало в кресло.
