— Но зато он меня обучил хорошим манерам. Ведь мы, уэльсцы, дикари!

— Он дурак, твой отец, — заявил Роберт. — Полный идиот. Глупый, напыщенный петух.

— Хоть ваши слова и унижают достоинство моего родителя, но это истинная правда. — Раскрасневшаяся Джоселин сделала реверанс. — Благодарю за меткое словцо!

Его не очень трезвая похвала стоила не меньше, чем поцелуй, если б он посмел коснуться ее губ. А ему так этого хотелось. Но Роберт повел себя отменно вежливо. Он подлил себе и ей вина и поднял чашу в тосте.

— Пью за тех из семейства Монтегью, чьи зубы не ядовиты, а во рту не прячется змеиное жало.

Роберт смотрел, как она пьет, и сам настолько размягчился, что пожелал стать этим вином, чтобы только коснуться ее губ. Тепло от камина и вино согревали его, а тишина убаюкивала.

Господи! Какие-то жалкие пол-ярда отделяют его губы от ее губ. Почему бы ему не впиться в них поцелуем? Скольких женщин он целовал, ощущая податливую мягкость их губ? Сначала возбуждающий трепет, а потом пылающий жар, он не ждал иных ощущений, если овладеет Джоселин… А, может быть, они будут иными?

Ее густые темные волосы были такими же, как в ночь их первой встречи, но что-то в их цвете изменилось. И все время менялось, лишь только стоило ему обратить свой взгляд на ее головку — то упрямо вздернутую, то устало поникшую… Он представил себе, как ее чудная головка, увенчанная пышными волосами, упадет в бессилии на подушку…

— Незачем вам меня так разглядывать, сэр. Ее решительный голос вернул Роберта с небес на землю. Лорд де Ленгли чертыхнулся и плеснул себе в чашу вина.

Девушка тут же поспешила развеять миражи, сгустившиеся в темной комнате.

— Несмотря на все слухи, распространяемые обо мне, я не ведьма, и вам нечего меня бояться.

Он не расслышал, а потому переспросил:

— Кто вы? Я не понял…

— Не ведьма. Прочистите свои уши, чтобы я впредь не повторяла одно и то же дюжину раз. Если я и обладаю колдовской силой, то, поверьте, не премину ею воспользоваться по назначению. Кстати, ваша милость, я вылечила вашего возлюбленного Аймера. Как вы будете расплачиваться со мной?

Чтобы несколько прочистить мозги, Роберту потребовалось отхлебнуть еще добрый глоток вина.

— Мы вроде бы начали беседу о ведьмах?

— Да. И обо мне, в частности. Ваши люди болтают неизвестно что… будто я заставляю ленивых работать в полную силу и исцеляю раненых…

— Но ведь это правда! Неужто здесь нет изрядной доли колдовства? Почему на вас падают подозрения?

— Все из-за моих глаз и густых бровей. О Господи, если б мои глаза погасли, а брови поредели! Тогда, став обычной женщиной, я бы понравилась вам, милорд?

Джоселин попыталась склонить голову ему на колени, но он отстранился.

— Вот опять! Вы боитесь меня?

Роберт пьяно ухмыльнулся.

— Мне не страшны ведьмы. Побывав на костре, я очистился от всякой скверны.

— Но я не ведьма! — вскрикнула Джоселин.

Она вскочила и встала перед ним, а он, рыцарь, многократно встречавший смерть лицом к лицу, вдруг оробел.

— Не пугайтесь меня! Я не так страшна.

Бдительный ангел-хранитель, не оставивший Роберта в трудную минуту, подсказал ему, что пора протрезветь.

— Я вам верю, миледи. Вы — не ведьма.

— Но вы смотрите на меня так странно…

— А разве раньше мужчины не оглядывали вас подобными взглядами?

— Нет!

— Или вы, мадам, незрячи, или они слепцы. — Роберт полностью овладел собой и смог даже улыбнуться. — Могу вас заверить, мадам, что я настолько храбр, что могу дотронуться до вас…

— Попробуйте… если не боитесь, что ваш родовой замок тут же вспыхнет и обратится в дымящиеся развалины.

Он ничего не ответил и, обойдя стол, схватил ее за талию и впился поцелуем в ее пахнущие вином, приоткрытые навстречу ему, такие нежные, отзывчивые губы.

«Это всего лишь проба сил, — убеждал он сам себя, — репетиция балаганной пьесы, где сюжетом является овладение пленницей… И пусть сгорит этот чертов замок дотла, если она в самом деле способна вызвать пожар».

Джоселин так резко вырвалась из его объятий, что он с дурацким видом чмокнул губами, целуя пустой воздух. Самый искусный фехтовальщик не смог бы так ловко увернуться от его целенаправленного удара. Но то были схватки на мечах, а губы!.. Неужто он промахнулся?

С ее лицом творилось нечто странное, и это невероятно рассмешило его. Роберт просто давился от смеха. Одна половина ее лица улыбалась, вторая была ужас как серьезна. Словно перед ним предстала раздвоенная шутовская маска.

— Если вы надеетесь, сэр, напугать меня, как мою сестру, то глубоко заблуждаетесь. И зря тратите время — и мое и ваше, — произнесла серьезная половина лица.

Он тоже попытался разделить свое лицо пополам. С одной стороны непроницаемая суровость, с другой — веселый кавалер.

— Мне ваши колдовские чары нипочем! Хочу — сожгу вас на костре или прикажу забросать каменьями, а захочу — уложу в мягкую постельку.

— Ах, какой храбрец лорд Белавур! — Джоселин еще дальше отодвинулась от него.

Если бы он мог ощутить, как бешено колотится ее сердце, какой беспомощной она себя чувствует в его присутствии. Даже не как ягненок в пасти льва, а скорее как жалкий крольчонок, пожираемый лисицей.

Но подбородок ее гордо вскинулся вверх, а взгляд расширенных от выпитого вина глаз обжег его колдовским пламенем.

— Может быть, хватит нам беседовать обо мне? Поговорим лучше об Аделизе.

— Об Аделизе, хоть она и прекрасна, мне не хочется говорить…

Его глаза показались Джоселин невероятно большими. Она отражалась в них, как в двух темных зеркалах. Они манили ее, звали окунуться в это запредельное пространство. Когда Роберт протянул руку и обхватил ее стан, она уже больше не противилась. И мысль, что своей покорностью она платит за отцовские земли, ее не тревожила.

Джоселин приникла к сильной мужской груди, почувствовала, как его пальцы гладят ее спину, пробуждая в ее теле чувственный трепет. Ее рука, в последнем, бессознательно защитном жесте попыталась оттолкнуть его, но бессильно повисла… Сопротивляться ему было бесполезно.

Она ощутила, как его крепкие бедра касаются ее бедер, как его отвердевшая мужская плоть упирается настойчиво в ее живот. Жар его тела будто растапливал, расплавлял ее. Роберт казался ей громадным и всемогущим, его мужская сила лишила ее всякой воли к сопротивлению.

Никогда прежде Джоселин не чувствовала себя такой маленькой, слабой, податливой. Впервые ей пришла на ум мысль, что женское тело, будучи так непохоже на мужское, однако идеально соответствует ему, что тела созданы для того, чтобы слиться в объятии и заполнить щемящую пустоту, разделяющую их.

Рука де Ленгли вновь приподнялась, погладила ее щеку, подбородок, прошлась по изгибам ее губ. Его нежность была для нее неожиданной. Совсем иначе описывала его ласки плаксивая Аделиза.

Джоселин смотрела на него глазами, расширенными от удивления и томительного ожидания. Пальцы его легкими прикосновениями очертили контуры ее шеи, и в этом жесте была какая-то особая интимность. Рука его, большая, сильная, теплая, как будто уже знала давно, где ее место. Обнаженная кожа на шее Джоселин впитывала в себя это приятное тепло.

Затем Роберт откинул ее голову назад, собираясь поцеловать. То ужасное, что случилось с Аделизой, теперь произойдет и с ней…

Какое-то время он медлил. Огонек любопытства искрился в его глазах.

— Незачем так сверлить меня взглядом, мадам. Я не намерен искушать вас, да будет вам известно. По крайней мере, не сегодня.

Его добродушная открытая улыбка успокоила Джоселин.

— И вот о чем я еще хочу наперед сказать вам. При всей вашей учености, я подозреваю, что ваши познания в некоторых предметах весьма невелики. Все женщины устроены одинаково, и все ведут себя по-разному в ситуациях, подобных нашей. Тут проявляются очень интересные различия, существует множество вариантов, исследовать которые весьма увлекательно. Возможно, мы приступим к занятиям прямо сейчас. Вы искушаете меня гораздо больше, чем вам самой это представляется.