Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Молчание длилось долго. Монтегью встал с кресла, походил по комнате, потом вдруг вновь уставился на Джоселин взглядом, в котором не было никакой теплоты.

— Как ты выглядишь, Джоселин? Почему вымокло твое платье? Ты вся в пыли, в волосах паутина… Неужто ты напрочь забыла о достоинстве нашей семьи? Не забывай, что ты — Монтегью!

Он потянулся, чтобы поправить ей прическу, но Джоселин отстранилась. Она всегда была неугодна ему, в любом виде, нарядная или чумазая, ласковая или огрызающаяся, как пойманный в ловушку зверек.

— Я только что пришла из кладовой, отец. Туда редко заглядывали в последнее время, и пауки там расплодились. Я бы переоделась к вашему приходу, если бы мне сказали заблаговременно. Но не думаю, что для вас была бы разница… будь я в хорошем платье или в рубище.

Монтегью стиснул зубы и посмотрел на Джоселин с ненавистью.

— Ты оставила сестру одну… среди врагов. Дьявол лишил тебя мозгов, девчонка! А если ее изнасилуют в твое отсутствие?

Джоселин промолчала. Отец впал в очередной приступ беспричинной ярости, к которым она уже привыкла. Она подумала, что именно этого и добивался лорд Белавур. Монтегью обрушил свой гнев на сэра Джеффри.

— Я требую, чтобы мне представили мою дочь, как это было обещано. Если это лишь трюк, чтобы заставить меня явиться сюда в одиночку, то вы просчитались. Мой сын стоит с войском у ворот и послал еще за подкреплением. Клянусь душой моей усопшей супруги, что Брайан разнесет этот замок по камешкам и доберется до вас, негодяев. Каждый, кто здесь укрылся, пожалеет, что родился на свет.

— Чьей душой ты клянешься? Первой жены или второй? — раздался в коридоре насмешливый голос. — С клятвами надо быть поосторожней, особенно нам, потому что мы имеем дело с человеком, для которого поклясться все равно что сплюнуть.

Джоселин, попятилась к двери, как бы ища покровительства у законного хозяина Белавура. Он появился в дверях, одетый, словно для охоты, в кожаную безрукавку и рубаху с открытым воротом. Меч и кинжал были пристегнуты к его поясу, но на нем не было панциря. А на лице блуждала улыбка, сияющая и опасная, так испугавшая ее при их первой встрече.

Монтегью, сдерживая свой гнев, чуть не задохнулся.

— Где моя дочь?

— Здесь. Обе твои дочери здесь.

Де Ленгли втолкнул в комнату Аделизу, дотоле скрытую за его широкой спиной.

Застывшее личико Аделизы напоминало гипсовую маску, зато все тело ее трепетало. Охвативший ее ужас был настолько очевиден, что Джоселин инстинктивно потянулась к сестре, желая своими объятиями утихомирить сотрясающую ее дрожь.

Крупные слезы покатились из глаз Аделизы.

— Папа… Папа… Ты пришел!

Де Ленгли ослабил свою железную хватку, и Аделиза качнулась вперед. Она бы упала, но Монтегью в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние и принял на руки обессиленную дочь.

Джоселин наблюдала за этим проявлением родительских чувств и чувствовала себя пешкой в разыгрываемой мужчинами шахматной партии. И все, кто присутствовал сейчас в комнате, это знали.

— Достаточно трогательных сцен и рыданий, — провозгласил де Ленгли. — Ты, Монтегью, убедился, что твои дочки целехоньки. Их доброе здравие и невинность зависят только от тебя.

Монтегью, обнимающий рыдающую Аделизу, выглядел сейчас далеко не так воинственно, как прежде.

— Я желаю обговорить условия освобождения моих дочерей.

— Не тебе предъявлять условия! А мои условия таковы — убирайся со всей своей сворой с моей земли, подпиши обязательство больше не воевать со мной и с моими вассалами. А чтоб ты по привычке не нарушил обещания, я возьму в заложники шестерых старших сыновей твоих рыцарей. Пусть они побудут у меня в гостях некоторое время, а заодно, если ты им позволишь, почистят конюшни, которые ты загадил!

— Гореть тебе в аду, де Ленгли!

— Вполне возможно, что мне уготовано там тепленькое местечко, но я постараюсь до этого испортить жизнь тебе и твоей ненасытной своре. И не откажу себе в этом удовольствии, Монтегью!

Как тяжело дышал этот человек, которого Джоселин называла своим отцом! Наверное, так дышат вулканы перед извержением — правда, Джоселин не видела вулканов, а только однажды прочитала о Везувии в книге.

— Ты требуешь невозможного. Везде наступили трудные времена, и вассалов не удержишь в ежовых рукавицах. Тебе, выходцу с того света, это неизвестно, но если я объявлю моим людям твои условия, они взбунтуются.

— Сочувствую, — произнес де Ленгли. Он прошел в глубину комнаты и занял то самое кресло, на котором недавно восседал сэр Монтегью. — Тогда нам не о чем разговаривать. Ты выслушал мои требования, и теперь решение за тобой.

В комнате не было водяных или песочных часов, но в напряженной тишине чувствовалось, как проходит время.

— Хорошо, де Ленгли. Я возвращу тебе эти земли. И даже пообещаю больше не покушаться на них. Но никаких заложников ты не получишь. Принимай мои условия или откажись, если посмеешь.

— Посмею? А почему бы нет? Что толку в твоем обещании вернуть мои земли, если ты завтра же проскачешь по ним с огнем и мечом? Ты сам прекрасно знаешь, что мне потребуется время, чтобы укрепить замки, насадить там гарнизоны, найти верных мне кастелянов и привести к присяге вассалов. Я должен быть уверен, что впредь твоя конница не потопчет мои посевы. Я хочу иметь талисман, чтобы отпугивать тебя отсюда, как черта, чтоб ты не посмел переступить границу.

— Это невозможно! Тебе ли этого не знать?

— Если ты так уж робеешь перед своими вассалами, отдай мне своего сына. Брайан Монтегью стоит шести заложников.

— Никогда!

Лицо Роберта де Ленгли посуровело.

— Вот ты и раскрылся, Монтегью. Все твои слова лживы. Ты собирался вернуться обратно, в эти стены… ужалив меня во сне, как змея. Убирайся прочь, гадина, пока я не раздавил тебя сапогом!

— Подожди! Я не оставлю тебе Брайана заложником, но это не значит, что я собираюсь нарушить договор. Для того, чтобы ты мне поверил, я могу пожертвовать дочерью. Я кину ее в пасть Нормандскому Льву. Неужели ты сожрешь ее без законного венчания? Грязь на твоей белоснежной мантии вряд ли тебя украсит, рыцарь. А удовольствие от женского общества ты получишь. Если оно так уж тебе надобно.

К ужасу Джоселин, отец мерзко улыбнулся и даже подмигнул Роберту.

— Так что, по рукам, де Ленгли?

— Папа— нет! Нет… — вскрикнула Аделиза.

— Заткнись!

Де Ленгли, казалось, серьезно обдумывает это предложение.

Джоселин в волнении так сжала руки, что ногти глубоко впились в ладони. Лорд Белавур, Роберт де Ленгли, Нормандский Лев после продолжительного раздумья кивнул.

— Это меня устраивает. Но только выбор оставь за мной. — Де Ленгли плотоядно улыбнулся. — Мужчинам сидеть в осаде скучновато. Хорошенькие женщины — единственное для них развлечение. Тем более что осада, как я догадываюсь, будет долгой. Не правда ли, благородный рыцарь Монтегью?

— Нет! Нет! — вскрикивала Аделиза, хватаясь нежными пальчиками за каменное плечо человека, который назывался ее отцом.

— … в осаде многое может случиться, — продолжал де Ленгли.

— Ты не осмелишься! — рявкнул Монтегью. — Стефан снесет тебе голову, если ты тронешь женщину благородных кровей. Ты… и так приговорен к казни как государственный преступник, а второй приговор получишь как насильник. Нет большего позора для рыцаря…

Де Ленгли остался невозмутим.

— Пока я держу в руках меч и со мной мои ратники, мне нечего опасаться короля и его прихвостней. Мы оба знаем, что Стефан глядит сквозь пальцы на подобные проделки своих баронов, включая и тебя с Честером. А что касается наших соседей, то они скорее согласятся сражаться на моей стороне, чем на твоей, лорд Монтегью! — Он ухмыльнулся. — Зови их под свои знамена, и ты убедишься, что я прав.

Монтегью словно бы не услышал то, что сказал ему де Ленгли.

— Ты запятнаешь грязью все сословие рыцарей, и никто не сядет за стол с негодяем. Все узнают…

— О да! Пусть все узнают. Именно этого я и добиваюсь. Я хочу, чтоб все лорды знали, что дочь Монтегью употребляли как шлюху все месяцы осады… — Он помедлил, а потом лукаво взглянул на собеседника. — За тобой выбор — какую из двух дочерей ты подаришь для утехи гарнизона? Или, может быть, мне первому следует назвать имя той, кто мне больше понравился?

32
{"b":"26278","o":1}