Когда на рыбьем перегоне

В лучах озерных, легче соний,

320 Как в чаше запоны опал,

Олёха старцев увидал.

Их было двое светлых братии,

Один Зосим, другой Савватий,

В перстах златые кацеи...

Стал огнен парус у ладьи

И невода многоочиты,

Когда, сиянием повиты,

В нее вошли озер Отцы:

«Мы покидаем Соловцы,

330 О человече Алексие!

Вези нас в горнюю Россию,

Где Богородица и Спас

Чертог украсили для нас!»

Не стало резчика Олёхи...

Едва забрезжили сполбхи,

Пошла гагара наутек,

Заржал в коклюшках горбунок,

Как будто годовалый волк

Прокрался в лен и нежный шелк.

340 Лампада теплилась в светелке,

И за мудреною иголкой

Приснился Проне смертный сон:

Сиговец змием полонен,

И нет подойника, ушата,

Где б не гнездилися змеята.

На бабьих шеях, люто злы,

Шипят змеиные узлы.

Повсюду посвисты и жала,

И на погосте кровью алой

350 Заплакал глиняный Христос...

Отколе взялся Алконост,

Что хитро вырезан Алешей:

«Я за тобою по пороше!

Летим, сестрица, налегке

К льняной и шелковой реке!»

Не стало кружевницы Прони...

С коклюшек ускакали кони,

Лишь златогривый горбунок,

За печкой выискав клубок,

360 Его брыкает в сутемёнки,

А в горенке по самогонке

Тальянка гиблая орет —

Хозяев новых обиход.

•к * *

Степенный свекор с Силивёрстом

Срубили келью за погостом,

Где храм о двадцати главах,

В нем Спас в глазуревых лаптях.

Который месяц точит глина,

Как иней ягодный крушина,

370 Из голубой поливы глаз

Кровавый бисер и топаз,

Чуднб, болезно мужичыб,

За жизнь суровую свою,

Как землянику в кузовок,

Сбирать слезинки с Божьих щек.

Так жили братья. Всякий день,

Едва раскинет сутемень

Свой чум у таежных полян,

В лесную келью сквозь туман

380 Сорока грамотку носила.

Была она четверокрыла,

И, полюбив налимье сало,

У свекра в бороде искала.

Уж не один полет воочью

Сильвёрст за пазухой сорочьей

Худые вести находил,

Писал их столпник, старец Нил.

Он на прибрежий Онега

Построил столп из льда и снега,

390 Покрыл его дерном, берестой

И тридцать лет стоит невестой

Пустынных чаек, облаков

И серых беличьих лесов.

Их немота родила были,

Что белки столпника кормили.

Он по-мирскому стольный князь,

Как чешуей озерный язь,

Так ослеплял служилым златом

Любимец царские палаты.

400 Но сгибло всё! Нил на столпе —

Свеча на таежной тропе,

В свое дупло, как хризопраз,

Его укрыл звериный Спас!

* * *

Однажды птица прилетела

Понурою, отяжелелой

И не клевала творожку.

Сильвёрст желанную строку

У ней под крылышком сыскал:

«Готовьтесь к смерти», — Нил писал.

410Ударили в било поспешно...

И, как опалый цвет черешни,

На новоселье двух смертей

Слетелись выводки гусей.

Тетерева и куропатки,

Свистя крылами, без оглядки

На звон завихрились из пущ.

И молвил свекор: «Всемогущ,

Кто плачет кровию за тварь!

Отменно знатной будет гарь,

420 Недаром лоси ломят роги,

Медведи, кинувши берлоги,

С котятами рябая рысь

Вкруг нашей церкви собрались!

Простите, детушки, убогих!

Мы в невозвратные дороги

Одели новое рядно...

Глядят в небесное окно

На нас Авв&кум, Феодосии...

Мы вас, болезные, не бросим,

430 С докукою пойдем ко Власу,

Чтоб дал лебедушкам атласу,

А рыси выбойки рябой...

Живите ладно меж собой.

Вы, лоси, не бодайтесь больно,

Медведихе — княгине стольной —

От нас в особицу поклон, —

Ей на помин овса суслон,

Стоит он, миленький, в сторонке...

Тетеркам пестрым по иконке, —

440 На них кровоточивый Спас, —

Пускай помолятся за нас!»

«Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко», —

Воспела в горести великой

На человечьем языке

Вся тварь вблизи и вдалеке.

Когда же церковь-купина

Заполыхала до вершины,

Настала в дебрях тишина

И затаили плеск осины.

450 Но вот разверзлись купола,

И въявь из маковицы главной

На облак белизны купавной