И сказал Олёха: «Это ели

Стать смолистым срубом захотели

Или сосны у лесной часовни

Запряглися в ледяные дровни,

Чтоб бежать от самоедской стужи,

190 Заглядеться в водопой верблюжий».

«Нет, — сказала кружевница Проня, —

Это кони в петельной погоне

Расплескали бубенцы в коклюшках

Или в рукомойнике кукушка

Нагадала свадьбу Дорофею».

«Знать, прогугукал филин к снеговею, —

Молвил свекор, — или гусь с набойки

Посулил леща глазастой сойке...»

Силивёрст пробаял: «То в гончарной

200 Стало рябому котлу угарно,

Он и стонет, прасол нетверезый!..»

Светлый Павел, утирая слезы,

Обронил из уст словесный бисер:

«Чадца, теля не от нашей рыси,

Стала ялова праматерь на удои,

Завывают избы волчьим воем,

И с иконы ускакал Егорий —

На божнице змий да сине море!

Не усыпающую в молитвах Богородицу

210 Кличьте, детушки, за застолицу!»

«Обрадованное Небо —

К Тебе озера с потребой,

Сладкое Лобзание —

До Тебя их рыдание!

Неопалимая Купина —

В чем народная вина?

Утоли Моя Печали —

Стань березкой на протале!

Умягчение Злых Сердец —

220 Сядь за теплый колобец!

Споручница Грешных —

Спаси от мук кромешных!»

Гляньте, детушки, за стол —

Он стоит чумаз и гол,

Нету Богородицы

У пустой застолицы!

Вы покличьте-ка, домочадцы,

На Сигбвец к студеному долу

Парусов и рыбарей братца,

230 Святителя теплого — Миколу!

Он, кормилец, в ризе сермяжной,

Ради песни, младеня в зыбке,

Откушает некуражно

Янтарной ухи да рыбки.

«Парусов погонщик Миколае,

Объявился змий в родимом крае,

Вороти Егорья на икону —

Избяного рая оборону!

Красной ложкой похлебай ушицы,

240 Мы тебе подарим рукавицы

И на ноженьки оленьи пимы, —

Свете тихий, свет незаходимый!

Русский сад — мужики да бабы,

От Норвеги и до смуглой Лабы

Принесем тебе морошки, яблок, —

Ты воспой нам, сладковейный зяблик!»

Правило веры и образ кротости,

Не забудь соборной волости!

В зимы у нас баско —

250 Деды бают сказки,

Как потемок скрыни,

Сарафаны сини,

Шубы долгоклинны,

Лестовицы чинны!

По моленным нашим

Чирин да Парамшин

И персты Рублёва —

Словно цвет вербовый!

По зеленым вёснам

260 Прилетает к соснам

На отцов могилы

Сирин песнокрылый.

Он, что юный розан,

По Сигбвцу прозван

Братцем виноградным,

В горестях усладным:

«Ти-лй, ти-ли-лй —

Плывут корабли —

Голубые паруса

270 Напрямик во небеса.

У реки животной

Берег позолотный,

Воды-Маргариты

Праведным открыты.

Кто во гробик ляжет

Бледной, лунной пряжей,

Тот спрядется Богом

Радости залогом!

Гробик ты мой, гробик,

280 Вековечный домик,

А песок желтяный —

Суженый, желанный!»

Гляньте, детушки, на стол —

Змий хвостом ушицу смёл,

Адский пламень по углам:

Не пришел Микола к нам!

* * *

Увы. увы. раю прекрасный!..

Февраль рассыпал бисер рясный,

Когда в Сигбвец, златно-бел,

290 Двуликий Сирин прилетел.

Он сел на кедровой вершине,

Она заплакана доныне,

И долго-долго озирал

Лесов дремучий перевал.

Истаевая, сладко он

Воспел: «Кирие, елейсон!»

Напружилось лесное недро,

И, как на блюде, вместе с кедром

В сапфир, черемуху и лен

300 Орел чудесный вознесен.

В тот год уснул навеки Павел,

Он сердце в краски переплавил

И написал икону нам:

Тысячестолпный дивный храм

И на престоле из смарагда,

Как гроздь в точиле вертограда,

Усекновенная глава.

Вдали же никлые березы

И журавлиные обозы,

310 Ромашки и плакун-трава.

Еще не гукала сова

И тетерев по талой зорьке

Клевал пестрец и ягель горький,

Еще медведь на водопое

Гляделся в зеркальце лесное

И прихорашивался втай, —

Стоял лопарский сизый май,