– Джину! – Крикнул Ладожский и повернулся ко мне. – Господа, давайте знакомиться!..

– Нет. – Остановил его седой. – Знакомится мы будем позже, а пока…

Он сунул руку за отворот пиджака и, достав оттуда конверт, протянул его мне со словами:

– Это Вам.

Лицо его при этом было очень печальным.

– Спасибо. – Поблагодарил я и попытался спрятать письмо.

– Нет, нет. – Запротестовал седой. – Прочтите немедля. Иначе Вы ничего не поймёте.

Я пожал плечами и распечатал. Внутри оказалась маленькая записочка с коротким текстом от руки. Мне никогда не доводилось видеть его почерк, поэтому в любом другом случае мне б никогда в жизни не догадаться, да и не стал бы я этого делать. Но текст! Форма, и содержание!

"Вот и всё, друг, меня больше нет…

Я познал мирозданья секрет…

Будь надеждою вечной согрет.

Разыщи, слышишь, город, которого нет!

Там найдёшь и покой, и уют.

Там всегда до последнего ждут.

Даже если уйдёшь в мир иной,

Всё равно разыщи город мой!..

Помни, что он не для всех!".

И в углу корона в чёрном овале, нарисованная второпях.

– Что Вы хотите этим сказать??? – Медленно, растягивая слова так, чтоб они казались длинней чем на самом деле, спросил я, отрывая взгляд от листка.

Над столом повисла гробовая тишина. Ответа не последовало. Да он и не нужен был. Всё и так было ясно. Он спас меня ценой собственной жизни. Человек, которого я никогда в глаза не видел. Не то, чтоб в жизни, даже на фотографии.

– Как это случилось? – Спросил я, прекрасно понимая, что ответа не будет.

Эпилог

Город жил своей жизнью, как будто ничего не произошло. Спешащие по своим делам пешеходы, роскошные витрины, очаровательные лица кинозвёзд на афишах, обклеенные объявлениями остановки городского транспорта, пустые, по случаю раннего утра, мусорные урны… Ещё вчера все спецподразделения стояли на ушах, а сегодня!.. Тишь да благодать!!!

Я посмотрел вверх. Над головой простиралось высокое прозрачное небо, чистое, синее, без единого облачка, даже без птиц – над офисным зданием. "Странно, – подумалось мне, – куда подевались птицы?".

Я поднялся по мраморным ступеням к зеркальному входу. "Хм!.. "Мраморные ступени" – это круто! Обычная мраморная крошка. Если дела пойдут хорошо, тогда Семён Иванович разорится и на настоящий мрамор. Может быть, даже парочку скульптур поставит у входа", – думал я, распахивая зеркальные двери.

В холе царила тишина. Охранник на входе глянул на меня и тут же отвернулся, даже не спросив пропуск.

Я миновал рамку и направился к лестнице. Происходящее настораживало. Что‑то всё‑таки случилось за моё отсутствие. И, по всей видимости, не очень хорошее.

В приёмной сидели двое – охранник и блондинка‑секретарь. Первым меня заметил охранник и вытаращился, как на нечто сверхъестественное. Девушка же бросила быстрый взгляд и уткнулась в монитор, но тут же спохватившись, подняла голову и так же уставилась на меня.

– Доброе утро. – Поздоровался я.

– Доброе! – Ответили они хором.

– Семён Иванович у себя?

– Да. – Кивнула блондинка.

Я подошёл к двери и взялся за ручку, когда секретарь опомнилась:

– Я доложу!..

– Не стоит. – Усмехнулся я. – Работайте. Я не столь значимая персона, чтоб обо мне докладывали.

В кабинете было прохладно. Тихо работал кондиционер. Директор сидел за своим столом и что‑то читал с монитора, время от времени делая пометки в блокноте, лежащем у него под правой рукой. На вошедшего он не обратил никакого внимания, лишь недовольно поморщился, и, не отрывая взгляда от экрана, немного раздражённым голосом поинтересовался:

– Почему без доклада?

– Докладываю. – Сказал я. – Готов приступить к своей непосредственной работе. Прошу разрешения сделать краткое ознакомление с обстановкой и отлучится в общежитие, дабы привести себя в порядок. Завтра с утра я буду готов полноценно выполнять свои должностные обязанности. А сегодняшний день можете засчитать мне как отгул. У меня их там скопилось!.. На полгода хватит!..

По мере моей речи директор, оторвавшийся наконец от монитора, уставился на меня, что говорится, во все глаза.

– Семён Иванович, – оборвал я свою пламенную речь. – Что случилось? Почему вы все смотрите на меня, как на кладбищенское приведение!

– А ты и есть кладбищенское приведение. – Сказал директор, не меняя взгляда.

– В каком смысле? – Растерялся я.

– В самом, что ни на есть, прямом.

Семён Иванович поднялся из‑за стола и направился ко мне. – Ну, что? Жив?!

– В каком смысле?

– Да что ты заладил: "В каком смысле, в каком смысле"?! В таком!

Он подошёл вплотную и обнял меня.

– Живой, зараза! Живой! – Бормотал он, крепко прижимая меня к своей груди.

– Да что случилось‑то! Объясните, в конце‑то концов!!! – Взмолился я.

– Проходи!.. Садись!.. Сейчас всё расскажу!.. Есть хочешь?

– Да нет. Чайку бы выпил. Очень пить хочется.

– Сейчас сделаем!.. По пятьдесят капель за возвращение?..

Не дожидаясь моего согласия, он, ткнув пальцем в селектор и не утруждая себя наклонами к микрофону, проорал:

– Чай, да покрепче. И бутербродов парочку. Если есть икра, с икрой. И быстро.

Распахнув сейф, он извлёк на свет бутылку квинтовского и два бокала. Вернулся к столу, и принялся распечатывать.

– Семён Иванович! Я же не президент?! – Запротестовал я.

– Ты дороже любого президента. – Торжественно провозгласил директор, наполняя бокалы на треть. – Бери!

Я поднял бокал. Понюхал.

– Семён Иванович, коньяк пить вот так?!

– За возрождение! – Перебил он меня, и выпил.

Мне ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Коньяк был великолепен. В кабинет вошла блондинка с подносом, на котором красовались две тарелочки с тремя малюсенькими бутербродиками на каждой.

– Вовремя. – Сказал директор, беря один.

Секретарь бросила укоризненный взгляд, и поставила поднос на стол.

– Кофе сейчас будет. – Сообщила она официальным голосом.

– Спасибо. – Поблагодарил Семён Иванович, с набитым ртом. – Только я заказывал чай.

– Извините. Будет чай. – Исправилась секретарь, всё так же обвиняющим взглядом уставившись на директора.

– Ну что смотришь? – Не выдержал тот. – Я такой же, как все. И мне не чужды пороки обыкновенных смертных. Я сам один из таких. Иди, не стой столбом.

Девушка фыркнула, и, обиженно стуча каблучками, покинула кабинет.

– Эх! – Вздохнул директор. – Жаль!.. Жаль!.. Такого секретаря, как Мариэтта Трофимовна уже не найти.

– Так что же всё‑таки случилось? – Попытался выяснить я.

– Ты на календарь давно смотрел?

– Хм!.. Только вчера.

– А вчера – это когда?

– В каком смысле?

– Да что ты заладил: в каком смысле, в каком смысле?.. В самом прямом. Вчера, по‑твоему, какое число было?

– Хм!.. Кажется 27‑ое июня…

– Кажется, или точно?

– Семён Иванович, хватит играть в угадалки. Если сегодня 28‑ое, то вчера было 27‑ое. Я же только вчера прилетел из Франции. У меня и билеты есть.

Я сунул руку в карман. Там было пусто. Директор сочувственно смотрел на меня.

– Ты же все документы мне передал. Нет у тебя ничего. – Сказал он, берясь за бутылку.

– Блин!.. Совсем забыл.

– Не мудрено. Бери.

– Может, сначала расскажете? – Попробовал возразить я.

– Ты сначала выпей. Легче будет перенести.

– Что, перенести?

– Пей. За твоё здоровье! – Провозгласил директор, касаясь краем бокала моего бокала. – А оно тебе понадобится!.. Ой, как ещё понадобится…

Мы выпили. Я взял бутерброд с тарелочки и принялся жевать. Хлеб был свежим и вкусным. Тут я почувствовал, что очень хочу есть.

– Ладно, Семён Иванович, давайте, рассказывайте. А то мне ещё обойти всех админов надо, проверить аппаратуру, технику, в общежитие смотаться. Себя в порядок привести, отдохнуть, выспаться, и завтра на работу.