– Простите. Вы, кажется, меня с кем‑то путаете. – Ещё раз попытался остановить его я.‑

Однако же уединение наше уютное с её светлостью, красавицей неприступной и своенравною слывущей, не прошло незамеченным средь горожан заботливых, вниманием своим чрезмерно участливым деву юную ничуть не обделяющих. Ужин наш дружеский, при свечах пылающих и камине жарко натопленном, многажды прерывался беспощадно гражданами любопытствующими, о благе своей любимицы беззаветно пекущимися, живота не жалеючи. От вмешательства этого бесконечного, несвоевременного и потому утомительного, сделалась графиня печальною, в мысли невесёлые о судьбе своей нелёгкой с головою погружённой. Присела с грациею небрежной, задумавшись не на шутку, у трельяжа древнего, в стекло прозрачное, облик её пресветлый рисующее, взор тоскливый свой устремив, а на меня и не глядит вовсе, будто не замечает и о присутствии моём позабыла разом. Вдруг вошёл в комнату эту дивную мужчина небывалый, и ликом, и походкою, и манерами на ловеласа местного похожий, но не он, конечно же, ибо на штанах его красовалась прореха огромная, а в глазах клубился туман нездешний, потусторонний. Приблизился он к деве задумавшейся, ничего вокруг себя не замечающей, и таким состоянием её воспользовавшись, поднатужился малость, зеркало тяжёлое, одним усилием могучим, в воздух поднял и на выход шагом строевым понёс. Я же и глазом моргнуть не успел, лишившись понимания всякого, что происходит здесь, как в проёме дверном исчез внезапно и мужчина странный, и трельяж поразительный. Её сиятельство, прелестная и свежая, как утро раннее, весною овеянное, тем временем очнулась от оцепенения непонятного и гневаться изволила на разгильдяев каких‑то из службы безопасности городской, что за нею следили столь тщательно и планы разные коварства величайшего строили, когда из‑под носа их длинного, любопытством излишним страдающего, артефакт силы колоссальной, для магических деяний опасного, похитить исхитрились. Ко мне же дева младая, опечаленная событием сим прискорбным, поспешила за утешением душевным и советом рыцарским. Я обещание дал ей твёрдое, честью и шпагой моею подкреплённое, что артефакт сей, столь её сердечку доброму приглянувшийся, во что бы то ни стало добыть сумею: в бою ли кровавом, интригами ли лукавыми, испытаниями ли трудными, от меня отваги недюжинной и смелости троекратной потребующими. Засим с графинею мы часы оставшиеся до рассвета алого, красною розой на небосклоне расцветшего, в беседах долгих и увлекательных провели, из коих довелось почерпнуть мне мудрость глубочайшую и знания пользительные, могущие на будущее службу верную понести. Горожане же, столь смиренным поведением леди светоносной, всякого смельчака хладом разящей, в самое сердце поражённые, в Любограде сказочном истории страшные рассказывать начали, посягнув на имя честное, предательством гнусным, о коем много ныне речей случайных ведётся, нисколько не запятнанное. И да будет всем слышащим сие известно!

Дверь в чайную избу распахнулась, и на крыльцо вышел мужчина в летних брюках кремового цвета, зелёной рубашке защитного цвета с полусотней карманов, в плетёнках на босу ногу. Карие глаза лукаво улыбались. Прямой нос с небольшой горбинкой и тонкие, растянутые в приветственной улыбке, губы немного противоречили цвету его волос. Они седые, я бы сказал совершенно белые, походили на белую лохматую подушку. Не узнать его было невозможно.

– Господин рыцарь! – Обратился он к субъекту, слегка раскачивающемуся передо мной. – Опять Вы надрались, как сапожник, и пристаёте к прохожим.

– Засим прошу дозволения откланяться. Остаюсь искренне Ваш… – Торопливо и неуклюже поклонился тот, шаркнув железным башмаком по булыжникам.

– ДО свидания. – Не в тон ответил я.

Рыцарь развернулся и, гремя доспехами, как только мог быстро зашагал прочь.

– Не обращайте внимания. – Сказал седой мне. – Он добрый малый, но как выпьет лишку, начинает искать виноватых в чём угодно. Пойдёмте. Вас давно ждут.

Я поднялся на крыльцо. Кто‑то из‑за двери распахнул её перед нами, и мы вошли.

– Шкипер назначил встречу в чайной избе. – Продолжал седой.

– Хм… – С сомнением хмыкнул я. – Если это приглашение, то весьма необычное, если не сказать хуже.

– А в чём проблема? – Удивлённо обернулся седой.

– Проблема в том, что меня выкрали самым натуральным образом, угрожая взрывчаткой, автоматами и прочим стреляющим железом.

– А! – Рассмеялся он. – Это бутафория.

– Знаете, мне лично было как‑то не до смеха.

– Разве Вас не поставили в известность? – Нахмурился седой.

– Кто?

– На самом деле Вас выкрали. Но один очень уважаемый здесь человек успел замолвить словечко за Вас, и нашей службе безопасности удалось убедить похитителей передать объект похищения нам без предварительных условий. Сопровождавшие лица должны были об этом уведомить Вас.

– Увы!.. Видимо, они запамятовали…

– Ладно. Извините. Я разберусь. Пойдёмте.

Мы прошли Роскошный вестибюль, гардеробную, вышли в длинный коридор с лестницей на второй этаж в дальнем его конце, прошли мимо дверей в основной зал и вошли в бар. Блеск золота и зеркал оглушил меня. Театральная люстра с огромными хромированными или никелированными отражателями под высоченным потолком, где подают кофе бесплатно. Играют на арфе. За инструментом – не загадочная женщина с распущенными волосами, как это принято практически везде, а средних лет склонный к полноте мужчина…

– О! Шкипер! Рад Вас видеть в добром здравии!

Седой бесцеремонно пожал руку вместе с кружкой, которую она держала, и, не дожидаясь приглашения, уселся на слегка скрипнувший табурет.

Шкипер сидел за стойкой прямо под собственным портретом. Перед ним стояла неизменная кружка рому, наполовину, как я мог понять, пуста.

– Завсегдатаи говорят, что она всегда наполовину полна. Ни каплей больше, ни граммом меньше. – Прокомментировал седой, взглядом указывая на бокал.

Шкипер кивнул, приглашая меня присесть, но выпить не предложил.

– Согласно легендам, блуждающим повсюду, шкипер никогда не имеет в кармане лишних денег. Куда он их девает? Правда, и откуда берёт? Так же неизвестно. – Продолжал наполнять меня информацией седой. – Что пить будете?

– Если честно, я бы чего‑нибудь съел. Шестнадцать часов ни крошки во рту.

К нам подошёл мужчина лет сорока.

– О! – Воскликнул он, завидев шкипера. – Сэр, что это Вы не на своём обычном месте?

– У меня деловая встреча. – Ответил тот сиплым, прокуренным голосом.

– И что? Разве это запрещает Вам находится там, где Вам привычней?

– Нет, но!..

– Так в чём дело?!

– Вы приглашаете? Поднял шкипер свои косматые брови.

– Ну, разумеется!

– Господа, – Подхватился моряк, – прошу прощения. Пройдёмте в зал.

Он резво соскочил с табурета, не выпуская кружки из рук, и, широко шагая, направился в общий зал. Седой рассмеялся:

– Шурик, Вы как всегда кстати. – Сказал он одобрительно.

– Стараюсь. – Улыбнулся тот в ответ, протягивая мне руку. – Здравствуйте.

– Здравствуйте. – Пожал я её.

– Пройдёмте. Там Вы сможете утолить свой голод, и заодно побеседуем.

Мы прошли в зал. В дальнем его углу за столиком на небольшой возвышенности уже восседал шкипер со своей неизменной кружкой, а напротив его лежала на столе лохматая, нечёсаная голова художника Ладожского.

– Знакомые всё лица. – Прокомментировал я, направляясь к столику.

– Вы уже встречались? – Спросил Шурик.

– Да, – ответил за меня седой. – Только там нам поговорить не удалось в силу некоторых обстоятельств. Пришлось устраивать эту комедию с похищением.

Мы расселись. Официант уже стоял, в ожидании заказа.

– Дружище, – обратился к работнику общепита Шурик, – будь любезен, передай мадам Шушаре, что у нас гость. Пусть организует для него хороший обед.

– Будет сделано‑с! – Наклонил тот голову в знак согласия. – А что будет честная компания?

– Всё, как всегда. – Улыбнулся Шурик. – Его преосвященству коньяк, господину Ладожскому джин, мне виски, вино графу если подойдёт… А! Вот и он!!! Добрый вечер, граф!