– Это почему? – Удивился граф.

– Завтра рано утром мы покидаем Францию. – Информировал Митька.

– А! Вон оно, в чём дело?! – Произнёс граф, и принялся что‑то искать по своим многочисленным карманам. – Бывает.

– Тогда Вам сам бог велел отведать настоящей французской кухни. – Заявил Посадов.

– Я думал, что находясь во Франции, только этим и занимаюсь. – Сказал я.

– Не путайте обычные забегаловки с настоящей кухней. – Наставительно сказал Посадов. – В бесконечности национальной кухни отражается разнообразие природы и климата самой большой европейской страны. Горчица – дижонская, масло – нормандское, соль – с острова Ре, хлеб – из парижской булочной Poilane на улице Шерше‑Миди. Рыбный суп буйабес (bouillabaisse) надо есть в Марселе, блины (crepes) – в Бретани, фондю – в Савойе, жареных угрей (fricasse d`anguilles) – в Бордо, а улиток (escargots) – в Бургундии!..

– В граничащем с Германией Эльзасе любят choucroute – сосиски с тушёной капустой, – продолжил Гэлбрайтов, перебив пламенную речь Посадова. – Вокруг Перпиньяна, во французской части Каталонии, готовят наполовину испанские блюда.

– Я бы попросил!.. – Слегка обиделся Посадов.

И всё это есть в Париже. – Громогласно закончил Гэлбрайтов.

Князь слегка поморщился, выражая тем самым своё неудовольствие толи громким голосом Гэлбрайтова, толи его бесцеремонностью.

– Даже в самых экзотических заведениях следуют французскому ритуалу принятия пищи, – продолжил лекцию Посадов. – Неизменному уже двести лет. Сначала аперитив; самый распространённый – kir, коктейль из белого вина и черносмородинового ликёра. Вариант с шампанским называется kir royal. – Пояснил он. – Затем закуски (hors d`oeuvres), потом основное блюдо – plat principal. Если вы заказываете мясо, не забудьте уточнить, какое именно вы хотите: Saignant (с кровью), И point (прожаренное), или bleu (средней прожарки). Стандартный французский гарнир: haricots vers – зелёная фасоль, riz, или марсельское изобретение – frites, по‑русски буквально картофель фри. В финале – десерт, шоколадный мусс и крем‑карамель. Иногда – fromage (тарелка с сырами). Иногда – дижестив: коньяк, арманьяк, яблочная водка, кальвадос. Хлеб и вода подаются бесплатно, за что надо благодарить Наполеона, декретировавшего, что граждане и гражданки имеют право бесплатно воспользоваться туалетом или получить стакан воды в любом общественном месте.

– И как долго Вы учили сей монолог? – Поинтересовался Гэлбрайтов.

– Меня этому жизнь научила. – Высокопарно провозгласил Посадов, и продолжил: – Особое внимание стоит обратить на улиток в соусе из петрушки на тончайшем золотистом слоёном тесте или на ската, приготовленного в лимонном соусе, которого подают с лёгкими припущенными овощами.

Я невольно скривился при упоминании улиток.

– Вы обедали в La Cagouille на Place Constantin‑Brancusi 21? – Резко сменил тему он, видимо, заметив мою реакцию.

– Нет, разумеется. Когда?! – Растерялся от такого изобилия информации я.

– Нет?! – Всплеснул руками от обуревавших его чувств, Посадов. – Это одно из лучших в городе мест, специализирующихся на рыбе и дарах моря. Летом, когда густая листва скрывает от твоего взора площадь Бранкузи, можно сидеть на террасе и воображать себя в портовом ресторане где‑нибудь в Бретани.

– А потом обнаружить себя где‑нибудь на sen‑zhenevev‑de‑bua. – Ухмыляясь, подвёл итог Гэлбрайтов.

– Грубиян! – Сказал, вконец обидевшийся Посадов.

– Обижаться нельзя. Язва будет. – Сообщил граф Бенингсен, выкладывая на край стола курительную трубку и кисет с табаком.

– А от курения язвы не бывает? – Поинтересовался князь.

– От курения бывает рак лёгких. – Вместо графа ответил Гэлбрайтов.

– Вы пророчите мне такую страшную судьбу? – Спросил граф.

– Ни в коем случае. Я лишь уведомил князя о результатах курения.

– Господин свободный гражданин сегодня сам как язва. – Заметил Посадов.

Подошёл официант, и принялся расставлять тарелки, вилки, ложки, фужеры…

– Что Вы не поделили? – Спросил граф, осматривая курительные приборы.

– Кто "Вы"? – Уточнил Гэлбрайтов.

– Вы – это уважаемый Ефим Эдуардович и вы, Виктор Вениаминович.

– Да мне, вроде бы, делить нечего.

– Вас достаёт моя известность. – Сказал Посадов.

– Известность чего? – Не понял Гэлбрайтов.

– Мои последние заметки печатают все ключевые средства массовой информации республики. Вы же всегда считали меня бездарью.

– "Итальянская полиция арестовала пять человек, предположительно устроивших резню на лодке с африканскими мигрантами, в которой погибло более 250 человек. На судне, направлявшемся к берегам Сицилии, находилось более 1200 мигрантов, все – выходцы из стран Африки и Ближнего востока. Во время длительного плавания к итальянским берегам, на борту возник конфликт между мигрантами из суб‑сахарской Африки и выходцами из арабских стран. Последние не хотели уступать место на внешней палубе, а пятеро обвиняемых (два марокканца, сириец, саудит и палестинец) в ходе возникшей драки подошли к вопросу радикально: с помощью имевшегося у них холодного оружия они стали резать и выбрасывать за борт недовольных". И это по‑Вашему должно вызывать зависть?! – Делано изумился граф Бенингсен.

– Ну, зачем так грубо! – Поднял руки Гэлбрайтов. – Я критиковал Вас, это да, но это здоровая критика, а не оценка. А Ваша известность, как Вы утверждаете, несколько преувеличена.

– Вот она, современная молодёжь!.. Вот вам современные взгляды… Вот оно уважение к возрасту!.. – Сказал Посадов. – За каких‑нибудь пару десятков лет мир изменился до неузнаваемости.

– Это Вы стареете, а не мир меняется. – Возразил князь Вадбольский.

– Вы не правы, князь. Ещё Вещий Олег тысячу лет назад говорил… – Заговорил граф Бенингсен, раскуривая трубку. – Настоящий человек должен меняться, только дурни не меняются.

– Это где он такое говорил? – Скептически поинтересовался Гэлбрайтов.

– Слово Мудрости Вещего Олега. – Ответил граф и помахал рукой, разгоняя дым.

– Включите вытяжку. – Посоветовал Дьяконов.

– Мммм. Я плохо разбираюсь в технике. Будьте любезны, покажите, где это включается? – Извиняющимся голосом попросил граф.

– Кнопка у Вас над головой сзади. – Буркнул князь. – Длинная "Пуск", круглая "Стоп". – Уточнил он, видя как граф морщит лоб, силясь понять на какую кнопку нажимать.

– Вам не надоело брюзжать об изменившемся мире и отвратительной молодёжи? – Задал вопрос Дьяков.

– Нет. Меня интересуют души людей, дух маленьких и больших стран, душа мира, наконец! – Ответил Посадов.

– Вы психолог? – Уточнил Дьяков.

– В некотором роде, да.

– Тогда Вам незачем обижаться на меняющийся мир. Он просто не может не меняться.

– А я и не обижаюсь. Обижаются те, кто думают, что им кто‑то что‑то должен.

– Да, Вы правы. – Согласился граф, справившийся наконец‑то с пусковым механизмом вентиляции. – Сложно обидеть того, кто не собирается обижаться. Чаще всего обижаются те, кто хочет быть обиженным.

– Вас часто обижали, граф? – Спросил князь.

– Как Вам сказать?.. Бывало.

– Ну, и как ощущения?

– пока был мал, да глуп, обижался, дулся.

– А когда стали взрослым и умным?

– Когда стал взрослым и немножко почитал умных книжек, тогда и понял, что обижаются те, кто чувствует себя ущербным.

– Граф, Вы дули губы? – Притворно изумился князь.

– Дул, конечно. – Согласился граф.

– Но ведь обида – удел кухарок?!

– Сами придумали, или подсказал кто?

– Народная мудрость, дорогой граф. Моя кормилица любила говаривать… Не к столу будет сказано: "Обида – это как ведро с недобродившим дерьмом. Таскаешь всё время с собой, и нет возможности избавиться. А чтоб не дай бог не усохло, постоянно помешиваешь палочкой, и предлагаешь понюхать другим, когда рассказываешь им, как горько тебя обидели".

– Не смешно.

– Ваше право. – Пожал плечами князь Вадбольский.