Литмир - Электронная Библиотека

– Да, обида – всегда реакция на ситуацию, и всегда отрицательная. – Согласился Посадов.

– Ну!.. – Заговорил граф. – Некоторым людям подсознательно нравится состояние обиженности. Они всячески культивируют в себе это состояние. Как это говорится: "Дуют губы", кривятся, отворачиваются и делают скорбный, оскорблённый вид. Им нравится, когда перед ними извиняются, и это ощущение вызывает в них, не иначе как чувство собственной важности перед обидчиком.

– Но, ведь большинство же людей страдают от обид?! – Возразил Дьяков.

– Вам ли об этом говорить?.. – Поморщился Гэлбрайтов.

– Тогда возникает резонный вопрос “Зачем они включают обиду? Зачем позволяют себе обижаться и оскорбляться?". – Вмешался князь Вадбольский.

Вывод очевиден… – Продолжил граф, разглядывая дымное кольцо. – От бескультурья, слабости душевной своей, нежелания развивать себя, расти над собой, познавать новые горизонты и расширять уже имеющиеся знания. Чем более человек образован, тем меньше у него всяких предрассудков в голове. Тем меньше шансов его обмануть, обидеть, унизить, оскорбить. Ибо разумный человек на такие выпады только пожмёт плечами и пойдёт дальше своей дорогой, не опускаясь на уровень обидчика, или оскорбителя и не давая ему повода подлить масла в огонь.

– Разумный человек не обижается, разумный человек делает выводы. – Констатировал Посадов.

– Вы случаем не подрабатываете психоаналитиком? – Прищурился Гэлбрайтов.

– Нет. Это жизненный опыт. – Ответил граф.

– А чешете, как пописанному.

– Я изучал риторику. – Отмахнулся граф, продолжая. – Мудрый человек просто проигнорирует обиду и не пустит её в свой разум, не позволяя ей внешне управлять собой. Ведь Разумный человек сам управляет собой и сам решает, как, согласно своим познаниям о тех или иных процессах, своему организму адекватно реагировать на внешние раздражители. И никогда не пойдёт на поводу внешних раздражителей, коими и являются обидчики, то есть провокаторы.

– Слово‑то какое, "провокаторы". Контрреволюцией попахивает. Фашизмом… – Скривился, как от оскомины, Посадов.

– Да, именно так, провокаторы. Точнее сказать, обидчики‑провокаторы только то и делают, что пытаются вывести кого‑нибудь из состояния равновесия своими колкими фразами, а затем, как вампиры высасывают жизненную силу побеждённого.

– Совершенно с Вами согласен. – Закивал Дьяков. – В реальности так и происходит. Человек, после эмоциональной встряски, чувствует себя опустошённым, как будто из него откачали энергию, его жизненную силу.

– Во всяком случае, глупо обижаться на человека, который не хотел тебя обидеть, и обида была нанесена как бы случайно. – Сказал князь, подзывая официанта. – Будь любезен, бутылку рома. И поскорей. Да, бокалы не забудь заменить.

Официант тенью скользнул к бару.

– Он знает, какой ром нужен? – Спросил я.

– Ещё бы! – Воскликнул Гэлбрайтов. – Они знают все вкусовые пристрастия своих постоянных клиентов. Попробуй ошибись! В миг на улице окажешься!..

– "Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума всё замечают и ни на что не обижаются". – Блеснул эрудицией Посадов.

Сидящие за столом, молча уставились на него.

– Чего так смотрите? – Смутился тот. – Это не я, это Ларошфуко.

– Тогда понятно. – Дал определение чему‑то Гэлбрайтов.

– Что понятно? – Осторожно поинтересовался Посадов.

– Понятно, что наш поэт причисляет себя к людям большого ума.

– Вы хотите меня оскорбить?

– Заметьте, господа, – поднял вверх палец Гэлбрайтов, – он сказал "Оскорбить", а не "Обидеть".

– Филологические тонкости, как и юридические, порой весьма эффективны. – Сообщил князь, поглядывая на приближающегося официанта.

– Обидеть человека извне в принципе невозможно! Человек всегда обижается сам! – Произнёс граф, и принялся раскуривать потухшую трубку.

– У Вас, граф, такие глубокие мысли, что мне порой кажется, будто Вы скрытый шпион. – Улыбнулся князь.

– В каком смысле? – Спросил граф, закусив мундштук трубки.

– В самом прямом. То Вы эдакий простак, наивный до неприличия, будто девица на выданье. А то такие речи толкаете, аж диву даёшься, откуда что берётся?!

– Каждый человек должен полностью контролировать себя, свои эмоции, свои поступки, расти над собой духовно, заниматься самообразованием, развивать своё тело. Повторю ещё разок, настоящий человек должен меняться, только дурни не меняются.

– Да, но, насколько я могу судить не будучи знакомым с текстом, думаю, что Вещий Олег имел ввиду временные изменения, а Вы, граф, меняетесь на глазах, как хамелеон.

– Провоцируете? – Поинтересовался граф.

– и не думал. – Возразил князь.

– Справится с обидой не составляет большого труда. Если, разумеется, осознавать, что такая проблема имеется. Само осознание – это уже половина решения. – Сказал граф, разглядывая сидящего напротив него князя.

– Угу. Уверенность в победе – залог самой победы? – Переспросил князь.

– Да, уверенность в успехе – пятьдесят процентов победы.

– А как, по‑вашему, можно ли обидеть шуткой? – Спросил Посадов.

– Вы ещё спросите надо ли защищать обиженных?.. – Слегка поморщился князь.

– А надо ли? – Демонстративно поинтересовался Посадов.

– Защищать надо не обиженных, а не защищённых. – Ответил князь, и добавил: – Детей.

– "Легко обижается тот, кто не слишком собой доволен", это Крашевский. – Поторопился уточнить на всякий случай, Гэлбрайтов.

– Человек сильный духом, разумный и постоянно развивающийся, никогда не обижается на шутки, как бы ни старался вывести его из состояния психологического равновесия обидчик. – Ответил граф Бенингсен, пристально глядя на Гэлбрайтова.

– Что Вы на меня так смотрите? – Смутился тот.

– Он не считает нужным обижаться. Он прекрасно понимает процесс управления обидами и не допустит внешнего влияния на себя лично. Он выше обид и оскорблений. Их не существует в его жизни, и поэтому они не могут им управлять. – Как загипнотизированный, продолжал граф, не отводя взгляда. – А вот человек закомплексованный, слабый духом, глупый обижается постоянно.

– Повторяетесь, граф. – Заметил Гэлбрайтов.

– То есть?

– Вы уже это говорили.

– Ещё одна форма вампиризма. – Задумчиво произнёс Дьяков. – Человек Недалёкий и неуверенный в себе, таящий вечную злобу, всегда найдёт повод в очередной раз обидеться. Он ожидает жалости к себе со стороны более сильных духом людей.

– Святая церковь только о вампирах и прочей нечести печётся. – Усмехнулся князь.

– Церковь печётся о душах своих прихожан. – Обиделся за служителей церкви Дьяков.

‑ Испепеляя их на кострах. – Негромко добавил князь.

– Не надо. – Вспыхнул Дьяков. – Мы не инквизиция.

– А инквизиция, значит, не вы? – Заговорщицки прищурился Гэлбрайтов.

– Господа, господа! – Постучал донышком рюмки по столу Посадов. – Давайте не будем затрагивать нелицеприятные стороны нашей жизни.

– Насколько я понимаю, наш многоуважаемый господин Дьяков не принимал участия в инквизиторских походах. Так что его жизни это не касается. Или это не так? – Повернулся в кресле к Дьякову Гэлбрайтов.

Я во все глаза смотрел на эту странную компанию, и думал, что такого просто быть не может. Легко манипулируя цитатами великих умов человечества, они говорили о вещах, которые нас, тамошних, совершенно не интересовали. Не потому, что этого не было, а потому, что просто некогда было этим заниматься. В суете нас обижали, мы обижались, и наоборот. Но вот так, сесть и разложить всё по полочкам!!! Поражала начитанность этих людей, не говоря уже о фамилиях.

– Извините, – осторожно вмешался в разговор я, – простите за бестактность, но очень уж хочется понять… Скажите, пожалуйста, вот Вы граф (я взглянул на графа), а Вы князь, все вас так называют. А откуда они знают, что вы люди титулованные?

Разговор резко прервался. Дьяков смотрел на меня с благодарностью, Гэлбрайтов с некоторым раздражением, Посадов с заинтересованностью, граф и князь с недоумением.

36
{"b":"262621","o":1}