– Это по‑вашему необычное явление?

– Разумеется. По гостиничным правилам в номерах не должно быть посторонних после 23‑ёх часов.

– Откуда Вы знаете? Может за стеной муж с женой жили.

– Ага, сейчас. Там каждый вечер новый голосок звучал.

– Зачем Вы морочите мне голову? – Спросил мужчина с директорского места.

– А вы? – В свою очередь поинтересовался я.

– Ладно. Разговора у нас не получилось. Поговорим, когда Вы вернётесь. – Он поднялся из‑за стола. – До свидания.

– Всего хорошего. – Ответил я.

Он вышел, а я остался. Правда, не надолго. Через мгновенье в кабинет вошёл директор.

– Семён Иванович, это что ещё за новшества? – Не давая ему устроиться в своём уютном кресле, спросил я.

– Какие именно? – Уточнил он.

– Ну, охрана внизу… Потом, у меня пропуск отобрали.

– Пропуск взяли на замену. С сегодняшнего дня у нас будут новые пропуска. А охрану давно надо было сменить. В городе неспокойно.

– Что значит, неспокойно? – Изумился я.

– Да опять политики чего‑то там не поделили.

– Потому и на нас наезд был?

– Возможно.

– А этот гусь зачем здесь?

– Вот это я у тебя хотел бы спросить. Но некогда. Короче. Давай, иди в отдел кадров, получай новое назначение.

– Чего?

– Не чего, а куда.

– Опять не понял?

– Ты направляешься в Японию на переговоры с нашими новыми партнёрами.

– Нашли мне переговорщика.

– Решение начальства не обсуждается.

Да я даже к себе не успел забежать. Как там ребята? Какие проблемы?

– Они и без тебя справляются. Всё. Время вышло.

Я поднялся, и побрёл в отдел кадров.

В свой рабочий кабинет я попал лишь перед самым обедом да и то ненадолго. Сам же обед пришлось заказывать с доставкой, так как новые пропуска ещё не были готовы и покинуть рабочее помещение не представлялось возможным. Но и с доставкой, как выяснилось, из‑за всех пертрубаций образовались дополнительные проблемы. Охрана внизу не пропустила нарочного к нам с лотками. Мало того, они потребовали вскрыть все пакеты. Ну, тут уж я совсем рассверепел, и высказал начальнику безопасности всё, что думал о его нововведениях. Короче, пообедать нам с Лёшей так и не пришлось. Зато получив пропуска, мы тут же исчезли. Благо рабочий день у нас был ненормированный.

Оказавшись на свободе, я тут же направился к Иске Нюмовне потому, как очень сильно соскучился по хорошей, домашней пище. На улице всё так же жарило солнце, и ветки деревьев не шевелились. Асфальт дымился и плавился, приставая к подошвам.

За это время в заведении старой еврейки ничего не переменилось. Как впрочем, не модифицировались и клиенты, вернее, их состав. Хотя… Некоторые изменения всё же были. Одна весьма колоритная компания привлекла моё внимание. Расположились они в самом дальнем и, на мой взгляд, самом тёмном углу. Может быть именно это и привлекло моё внимание к ним?..

Спиной к стойке бара, за которой крутилась хозяйка, сидел не совсем старый на вид, но с совершенно белой головой мужчина, слева от него мужчина помоложе в морской форме, справа девушка, скорее женщина потому, что на вид ей было около тридцати или чуток больше, а напротив безмятежно дрых, положив давно не стриженную голову на руки, субъект, которого в прежние времена Иска Нюмовна не пустила б даже на порог, не то, чтобы за стол. Между этим субъектом и молодой женщиной пристроился в приставном кресле мужчина в дорогущем костюме с трубкой в руке.

"Аристократ чистой крови", – Отчего‑то подумалось мне.

Больше всего меня поразило то, что Иска Нюмовна, строго соблюдавшая установленные собой же порядки, грубо нарушала их. Курить у неё было строго запрещено, а распивать спиртные напитки так вообще грех невообразимый! Тут же всё было на шиворот‑навыворот.

Не сводя глаз с компании, я прошёл к соседнему столику и устроился так, чтоб видеть всех сидящих за столом подле. Вскоре ещё одно преимущество предпочтённого мной места подтвердило правильность выбора. Подошла Зассиль, приняла заказ и молча удалилась.

– Стоило старожилам убраться в чайную избу мадам Шушары, как сразу же обсуждать, доказывать и логически опровергать стало нечего. – Говорил седой, вертя в пальцах хрупкую хрустальную рюмку. – Всё стало просто, ясно и понятно, и не хочется уже ни с кем, ни о чём спорить, искать истину в словах, никому боле нет дела до приснопамятного замшелого зерна истины‑правды‑матки – пускай и дальше растёт себе где‑то там глубоко в земле. И думаю я сейчас, уютно расположившись в мягком кресле данного заведения, попивая чаёк с кислющим, как самый проницательный взор налогового инспектора, по совместительству местного архивариуса лорда Камингстоуна, лимоном, и слушая замшелую попсу в исполнении "Кукашел‑Юкрейн", и глядя на таинственную тёмную глушь парка под окнами и подсвеченное огнями города тёмно‑оранжевое небо…

– Чаёк 45 градусов!.. Кисленький!.. – Хохотнул моряк.

– "а о чём это мы в течение прошлого года хотели договориться, к чему хотели прийти, что хотели поведать остальным?". – Необращая внимания на реплику, продолжал седой. – За небом – бесконечный космос, триллиарды вселенных, бесконечные россыпи звёзд, а в душе царит таинственное спокойствие всеобъемлющей бесконечности. И дух захватывает от этого фантастического спокойствия, и чувства собственного растворения в мощных реверберациях всеобщего звукоблаженства вселенной…

– 20 киловатт электронного грохота влекут вдаль, – иронически заметил мужчина с трубкой, намекая на подрагивающий под ногами пол. – И вот уже нет ни парка под окном, ни мнимых горожан, бегающих в электронных цепях, и wi‑fi‑волнах вашего ноутбука в поисках решения проблем киборгизации, искусственного разума, роботизации и прочей высоко‑интелектуальной ерунды, всё вокруг покрывают новые и новые психоделические волны Абсолюта… "Вечность, я – космос, открываю сознание для восприятия нового измерения. Приём"…

– Не богохульствуйте, граф, это вам не к лицу. – Посуровел седой.

"Ага!.. – Отметил я про себя. – Значит, вот тот с трубкой граф!.. Не ошибся, аристократ".

Пол на самом деле в этот момент дрогнул, но не от грохота звукоусиливающих устройств, а от того, что где‑то недалеко проехал трамвай.

– Это в городе оттягиваться или в новый более совершенный носитель сознания разума и духа эволюционировать? – Поинтересовалась девушка.

Вернулась Зассиль с подносом. Молча раставила тарелки и так же молча удалилась.

– Попозже надо будет, пожалуй, попросить Мэра построить у нас кинотеатр, чтоб было где, комфортно устроившись в тёплом кресле, потягивая мартини, посмотреть фильм про моего любимого подполковника Мармика, бывшего в те далёкие времена всего лишь капитаном. – Продолжал ёрничать мужчина с трубкой.

– Господин Мармик не имеет к храму никакого отношения. – Обиделся седой.

– Да ладно вам. – Негромко заговорил моряк. – У меня появилась такая же идея спросить у них через год: "в чём правда, други, и как мне стать настоящим горожанином?". В ответ, мадам Шушара, ничтоже сумняшесь, несомненно примется цитировать ничего не значащие и ни к чему не приведшие труды лорда Камингстоуна, и скажет: "как отсюда можно видеть, мы в очередной раз доказали, что Интернет – это плохо и с ним надо бороться". Ответы на вопросы ищутся не у других, вернее, на свои вопросы, а не на общественные. Их надо думать в ночной тиши за кружечкой рома, желательно кубинского, или ещё лучше Ямайского, в мыслях с самим собой. Самое интересное как раз то, что ответы на эти вопросы всегда знаешь, но иногда начинаешь обманывать себя перед другими, и других перед собой…

– Да что Вы говорите! Вот спасибо, а я‑то, наивная душа, не догадывалась… – Перебила оратора девушка.

– Коряво переводя ответы в слова, – невозмутимо продолжал моряк, не обратив внимание на комментарий, – которые доходя до других узловато дисперсируют в воздухе и, в конце концов, дифрагируют в отверстии их уха, в конечном счёте являя собой худшую сторону, нет, даже не поломанного, а неработающего в принципе телефона.