— Послушай меня, Хелен. Ты должна взять себя в руки. Где Бренда? Когда она собирается возвращаться домой?
Надеюсь, что никогда. — Хелен засмеялась, но смех был резким, безрадостным. — У нее новый любовник, испанский граф.
Диана шумно вздохнула:
— Ты пьешь из-за того ужасного случая?
— Ты о чем?
— О Рике Конти.
Хелен почувствовала, как все внутри заледенело. Она никогда сознательно не вспоминала про Рика Конти, хотя иногда его образ возникал в ее сознании, и тогда ей действительно хотелось выпить.
— Пожалуйста, не надо. Я не хочу о нем говорить.
— Ты уверена? Может быть, это поможет. Мне тоже снятся кошмары.
— Мне очень жаль… Мне жаль, что тебе снятся кошмары, но ничего не… Пожалуйста, не будем об этом!
— Ладно, — неуверенно согласилась Диана. — Ты мне позвонишь?
— Обязательно. Когда решу, что буду делать, я непременно дам тебе знать.
— Будь осторожна, Хелен.
— Хорошо.
Вечером Хелен сидела на краю бассейна, болтая ногами в воде. Она провела весь день, раздумывая о пустоте в своей жизни, и наконец твердо решила жить дальше без поддержки бутылки. Но солнце село за далекие горы, и ее страхи медленно начали выползать из тени, накрывая плечи как шалью.
Ощутив привычный приступ паники, она стремительно побежала в дом, натянула джинсы и поспешила в гараж. Она соскучилась по ярким огням, человеческим голосам, общению. Она села в «Ягуар» Бренды и помчалась по тихим улицам Беверли-Хиллз, затем вниз по бульвару Голливуд и остановилась у неприметного бара.
Внутри пахло застоявшимся табачным дымом и пролитым пивом. В углу несколько байкеров играли в бильярд, и их хриплый хохот порой заглушал музыку кантри, рвущуюся из музыкального автомата. Хелен заказала себе кока-колу и села со стаканом за маленький черный столик. Через несколько минут к ней подсел долговязый мужчина, одетый как ковбой.
У него была наглая улыбка и жесткие голубые глаза, но, когда он пригласил ее танцевать и прижал к себе, она почувствовала себя лучше. Страх немного отпустил ее. Ей уже не хотелось пить, только прижиматься к сухопарому телу своего партнера.
Протанцевав без передышки целый час, они вышли на парковку, и он улыбнулся, когда она предложила ему сесть за руль «Ягуара». Грубоватое лицо оживилось, когда он положил руки на руль мощной машины. Хелен уселась поудобнее и расслабилась.
Они проездили почти всю ночь, петляя по извилистой дороге, пробираясь по кромке обрывистых каньонов. Хелен пьянило и возбуждало чувство опасности. Когда они наконец остановились перед ее особняком, она взяла его за руку и повела в спальню.
Их любовь была короткой и бурной — примитивный акт освобождения. Хелен радостно встречала каждый толчок, но как только оргазм прошел, снова нагрянули страхи, и она вцепилась в него.
— Останься! Не бросай меня одну! Он хрипло рассмеялся:
— Конечно, лапочка. Я останусь, пока ты меня сама не прогонишь.
Хелен свернулась в калачик рядом с ним и закрыла глаза, но, когда она проснулась утром, его уже не было. Только пятна спермы на ногах и легкая ломота во всем теле говорили о том, что ей ничего не приснилось. И она поняла, что медленно разлагается.
Хелен попыталась стереть унизительные воспоминания о ковбое с помощью большого количества виски, но ее видения не исчезли, наоборот, стали ярче. После нескольких дней непрерывного пьянства она заставила себя вылезти из постели и подойти к зеркалу. Ее собственный вид потряс ее. Кожа под глазами припухла, цвет лица стал серым и тусклым. Она выглядела пьянчужкой, абсолютно опустившейся женщиной.
Хелен потребовалась почти неделя, чтобы привести себя в божеский вид после запоя. Она все еще плохо спала, но упрямо отказывалась прибегнуть к спасительной помощи алкоголя. Каждое утро она долго плавала в бассейне, заставляла себя плотно позавтракать и начинала обход агентств, занимающихся поиском талантливых молодых людей. Хелен с детства мечтала о карьере в кино, поэтому и действовать начала именно в этом направлении. Однако ее походы по агентствам не приносили желаемых результатов. Хелен решительно не хотела использовать фамилию матери, а сама она никого не интересовала, и ей сразу отказывали.
Ретта Грин сидела за столом в своем офисе и тупо смотрела на не слишком привлекательный пейзаж в конце бульвара Сансет. Каждый раз, как она бросала взгляд за окно, что-то внутри ее умирало. Она была вынуждена разместить свое начинающее агентство далеко не в самой лучшей части Голливуда, и ей противно было думать о своем ненадежном финансовом положении.
Ретта всегда мечтала стать удачливым независимым агентом. За несколько лет каторжного труда в блестящем агентстве «Стэндиш» она приобрела связи и знания, достаточные, чтобы открыть собственное агентство. Но для успеха требовались деньги, а Ретта едва сводила концы с концами.
От мрачных мыслей ее отвлек стук в дверь. Она отвернулась от окна и пригласила секретаршу войти.
Милли буквально ввинтилась в комнату. Она носила такую тесную юбку, что была вынуждена делать малюсенькие шажки — настоящая пародия на секретаршу из преуспевающего агентства.
— Там к вам девушка пришла. Она хорошо выглядит, Ретт.
— Прекрасно. А чем еще она может похвастать? Милли сунула в рот жвачку и покачала головой:
— Не знаю, есть ли у этой девицы способности, но у нее великолепное личико и фигура, как у Твигги.
Ретта вздохнула, предвидя разговор еще с одной девчушкой из Мичигана, которой безумно хотелось увидеть свое имя на афишах. Не важно, что у нее не было ни таланта, ни мозгов.
— Почему они все приходят сюда?
— Наверное, ее отовсюду выгнали.
— Спасибо. Очень помогает самоуважению. Милли рассмеялась:
— Так что ей сказать?
— Пусть зайдет. Я попытаюсь уговорить ее сесть на следующий автобус до Каламазу.
Когда Милли вышла, Ретта пригладила свои тусклые седые волосы и задумалась: почему она вечно испытывает нелепое чувство ответственности за этих жаждущих славы детишек, которые забредают в ее офис? Они все одинаковые — с ясным взором и полными надежд улыбками, — и они никогда не слушают, что им говорят. Никогда не верят, что Голливуд сжует их и выплюнет, как ненужный мусор. Каждая думала, что от нее исходит особое сияние, что есть в ней таинственная искра, которая осветит небосклон Голливуда. О неудаче не думал почти никто. Только немногие вовремя спохватывались и возвращались домой, к своим родителям и возлюбленным. Другие находили работу на периферии киноиндустрии. Но были и такие, которых увозили домой в сосновых гробах. И именно поэтому Ретта никогда не решалась отделаться от этих девушек, не попытавшись сначала втолковать им несколько прописных истин.
Милли ввела в» кабинет молодую женщину. Ретта сразу заметила, что на ней костюм от Бласс, и невольно почувствовала любопытство. Большинство девиц, жаждуших стать актрисами, приходили в старых джинсах или в костюме из ближайшего магазина, украшенного шарфом или какой-нибудь побрякушкой. Ее интерес вырос, и она внимательно присмотрелась к девушке.
— Ретта, — Сказала Милли, — это Хелен Грегори. Одарив девушку профессиональной улыбкой, в которой не было ни капли теплоты, Ретта сказала:
— Садитесь, Хелен. Давайте сюда ваше резюме. Хелен опустилась в одно из дешевых кресел и сразу же начала ерзать.
— Простите, я не принесла резюме.
— Тогда вам придется рассказать о себе, но сначала позвольте мне на вас посмотреть.
Ретта отпустила Милли и уставилась на Хелен оценивающим взглядом. Что-то показалось ей знакомым в этом красивом лице с тонкими чертами, но она не смогла сразу ухватить, что именно. Тут Хелен улыбнулась, и Ретта замерла. Улыбка у нее была ослепительной — яркий луч света, пробившийся сквозь скованность и беззащитность. Было ясно, что это немедленно вызовет сочувствие и любовь зрителей. Именно в этот момент Ретта узнала молодую женщину, сидящую перед ней, однако вида не подала.
— У вас есть какой-нибудь профессиональный опыт?