Я киваю.

      - Ясно. Видел его. - Декстер снова делает снимок. - На вид приятный, порядочный парень.

      «Порядочный». Как будто мы тут выбираем президента школьного совета или добровольца для того, чтобы перевести старушку через улицу.

      - Это просто ужин, - говорю я, когда Декстер делает очередной снимок - в это раз почему-то моих ног. - Что с фотоаппаратом?

      - Бракованный товар. Кто-то из главного офиса оставил коробку на солнце, так что все фотики испортились. Руководство разрешило нам взять их себе, а я ни от чего дармового никогда не отказываюсь.

      - Но разве снимки получатся? - спрашиваю я, приглядевшись и заметив, что фотоаппарат деформировался и покорежился, как видео-кассета, которую я однажды летом оставила на приборной доске автомобиля. Из него пленку-то вытащить будет сложно, уже не говоря о том, что вряд ли на ней что-то проявится.

      - Не знаю, - отвечает Декстер, опять что-то снимая. - Может и получатся. А может и нет.

      - Не получатся, - говорю я. - Пленка, наверное, испортилась на жаре.

      - А может, - отвечает он, вытягивая вперед руку и фотографируя улыбающегося себя, - не испортилась. Может, с ней все в порядке. Мы этого не узнаем, пока не проявим ее.

      - Фотоаппарат, скорее всего, уже никуда не годен. К чему эти попытки?

      Декстер опускает его и смотрит на меня - на самом деле смотрит, не через объектив и не искоса, а прямо в глаза.

      - А вот это хороший вопрос, - замечает он. - В том-то и проблема. Я думаю, что снимки могут получиться. Может быть, они не будет идеальны - они могут выйти размытыми или обрезанными - но они стоят того, чтобы попробовать. Но, к сожалению, так думаю только я.

      Я стою, пораженно моргая, и Декстер поднимает фотоаппарат и делает еще один мой снимок. Я смотрю на него в упор, давая понять, что поняла его маленькую метафору.

      - Мне пора идти, - говорю я.

      - Конечно, - отвечает он, улыбаясь. - Увидимся позже.

      Он уходит, сунув фотоаппарат себе в карман, обходя машины и возвращаясь во «Флэш Камеру». Может быть, он распечатает снимки и найдет их идеальными: мое лицо, мои ноги, возвышающуюся позади меня «Джои». А, может быть, они выйдут абсолютно черными, лишенными света, без очертаний лица или какой-либо видимой фигуры. Да, в этом-то и проблема. В отличие от Декстера, я не хочу терять время и полагаться на слепой случай. Такие люди, как Декстер, так же яро идут на риск, как собаки на запах. Они надеются на то, что может их ожидать впереди, не утруждая себя размышлениями о том, что их в действительности там ждет. Хорошо, что мы с ним просто друзья. Если нас можно назвать друзьями. Наши отношения не продлились бы долго. У нас не было ни единого шанса. 

*** 

      Прошло два дня с той сцены, которую устроил Дон во дворе дома, и пока мне удается его избегать: в кухню - наше общесемейное место - я хожу только когда знаю, что его или нет дома, или он в душе. С мамой проще, она с головой ушла в свой роман, со скоростью света добивая последнюю сотню страниц. От необыкновенной любви между Мелани и Броком Доббином ее, наверное, не отвлечет даже взорвавшаяся в гостиной бомба.

      Вот почему вернувшись домой подготовиться к свиданию с Полом, я с удивлением нахожу ее за кухонным столом с чашечкой кофе. Мама сидит, подперев голову одной рукой и уставившись на картину Дона с обнаженной дамой. Она так погрузилась в свои мысли, что вздрагивает от моего прикосновения к ее плечу.

      - О, Реми, - говорит она, прижав палец к виску и улыбаясь. - Ты меня напугала.

      - Прости. - Я выдвигаю стул и, сев напротив нее, кидаю ключи на стол. - Что делаешь?

      - Жду Дона. - Она взбивает волосы пальцами. - У нас ужин с вип-персонами из «Тойоты», и Дон - сплошной комок нервов. Думает, что если не впечатлит их, они срежут его дополнительные ассигнования.

      - Его что?

      - Не знаю, - вздохнув, отвечает она. - Это дилерские разговоры. И они будут вестись сегодня весь вечер, в то время как Мелани с Брокком сидят в летнем кафе в Брюсселе и вот-вот явится ее муженек, и последнее, о чем мне хочется думать - это о данных по продаже, техниках финансирования и сниженных ценах. - Она устремляет на пишущую машинку в своем кабинете тоскливый взгляд, словно ее тянет туда с силой стремительного течения. - Ты не жалеешь иногда о том, что не можешь прожить две жизни?

      В голове почему-то появляется образ Декстера, смотрящего на меня через объектив одноразового фотоаппарата. Щелк.

      - Иногда - да, - отвечаю я, отбрасывая мысли о нем. - Наверное, жалею.

      - Барбара! - громогласно зовет Дон, открыв дверь в «Новом крыле». Я не вижу его, но слышу прекрасно. - Ты не видела мой красный галстук?

      - Твой что, дорогой? - кричит мама в ответ.

      - Красный галстук, тот, что я надевал на ужин в честь распродаж. Ты его видела?

      - О, милый, даже не знаю. - Мама разворачивается на своем стуле. - Может быть, если ты…

      - Ладно, я зеленый надену, - отвечает Дон и захлопывает дверь.

      Мама улыбается мне так, словно он нечто невероятное, затем протягивает руку и похлопывает меня по ладони.

      - Но хватит обо мне. Что нового у тебя?

      - Ну… Лола сегодня устроила мне свидание вслепую.

      - Свидание вслепую? - с опаской переспрашивает мама.

      - Я уже встретилась с этим парнем. В салоне, - успокаиваю я ее. - Он показался мне очень милым. И это всего лишь ужин.

      - А, - кивает она. - Просто ужин. Как будто ничего не может случиться за три смены блюд и бутылочкой вина. - Немного помолчав, она вдруг добавляет: - Это хорошо. О боже, мне нужно это записать.

      Она берет конверт со старым счетом за электроэнергию и ручку. «Три смены блюд - просто ужин - ничего не может случиться», - небрежно записывает она на нем и ставит в конце огромный восклицательный знак, затем кладет конверт под сахарницу, где он, скорее всего, и останется позабытый, пока мама однажды не найдет его при уборке. У нас весь дом в этих записках, мама оставляет их свернутыми в углах, на полках, в книгах. Я нашла одну такую под своей раковиной в коробке с тампонами - оказалось, она записала на нем главную сюжетную линию из «Воспоминаний Труно». Похоже, никогда не знаешь, когда нагрянет вдохновение.

      - Мы идем в «Ла Бреа», - говорю я маме, - так что блюдо будет всего одно и совершенно точно ничего не успеет случиться.

      - Как знать, Реми, - улыбается она мне. - Любовь непредсказуема. Бывает, знаешь мужчину много лет, а потом однажды - бах! - внезапно видишь его в другом свете. А бывает, влюбляешься в первое же свидание, в первое же мгновение. И это замечательно.

       - Я не собираюсь влюбляться в него. Это просто свидание.

      - Барбара! - кричит Дон. - Куда ты дела мои запонки?

      - Дорогой, - снова оборачивается мама, - я не трогала твоих запонок. - Некоторое время она так и сидит, ожидая ответа, но Дон молчит, и, пожав плечами, мама поворачивается ко мне.

      - Боже, - понижаю я голос, - не представляю, как ты терпишь его.

      Улыбнувшись, мама протягивает руку и убирает волосы с моего лица.

      - Он не так уж и плох.

      - Он великовозрастное дитя, - отвечаю я. - Чего только его «Эншур» [20] стоит. Я бы с ним сошла с ума.

      - Может быть, - соглашается она. - Но я люблю Дона. Он хороший человек и добр ко мне. Не бывает идеальных отношений. Всегда приходится в чем-то идти на уступки, искать компромисс, отказываться от чего-то, чтобы получить что-то намного лучшее. Да, некоторыми своими привычками Дон действует мне на нервы, но я уверена, что и у меня таких хватает.

      - Ты хотя бы ведешь себя как зрелый человек, - замечаю я, зная, что немного кривлю душой. - Он даже одеться сам не может.

      - Но, - продолжает мама, не обращая внимания на мои слова, - наша любовь друг к другу больше чем эти мелкие различия. И это самое главное. Если представить себе круговую диаграмму, то любовь в отношениях должна заниматься большую ее часть. Любовь заглаживает и восполняет очень многое, Реми.