– Прекрати! – рявкнул Мак, и Сара в смущении открыла глаза, когда горячее лошадиное дыхание обожгло ей лицо. – Ну-ну, девочка, иди отсюда. – Мак приподнялся на локте и оттолкнул любопытную кобылу, которая подошла и ткнулась мордой ему в шею. Но она продолжала стоять над ними с волочившимися по земле поводьями.

Мак со стоном неохотно перекатился через Сару и сел. Теперь, когда он уже не загораживал солнце, оно светило ей прямо в лицо, и Сара сощурилась. Она с трудом села. Вместе с ярким светом к ней вернулось и здравомыслие – она быстро застегнула пуговицы на рубашке и заправила ее в джинсы.

Мак поднял шляпу с земли и опять шлепнул кобылу:

– Уходи!

Лошадь неохотно отступила назад на пару шагов, потом остановилась, не желая двигаться с места, и с упреком в глазах посмотрела на Мака. Сара затряслась от смеха:

– Она ревнует.

С трудом поднявшись на ноги, она взяла костыли и протянула руку Маку. Он отряхнул шляпу от пыли, хлопнув ею несколько раз о джинсы, и нахлобучил ее на голову, и только потом взял Сару за руку, позволяя ей помочь ему. В первое мгновение Сара качнулась под тяжестью его веса, но потом нашла более устойчивое положение для ног, и Мак легко поднялся.

– Вот так хорошо, – тихо проговорил он, – смотри не урони меня. На мне быстро появляются синяки.

В пятницу восход был сияющим и безоблачным, что предвещало жаркий день. К семи часам в доме было уже полно народу. Либби с семьей прибыли первыми. Либби и Карл пошли на конюшню, чтобы помочь Маку нагрузить машины всем необходимым. Ее дочь Ребекка, девочка с ангельским личиком, с необычной голубой прядкой в белокурых волосах и множеством сережек в одном ухе, ходила по пятам за Якобом, не скрывая своего обожания. Эдит хозяйничала на кухне: она достала из кладовки огромные кастрюли, а затем принялась тушить огромные куски мяса. К тому времени, когда прибыли Риды – худощавый мужчина с густыми черными усами и его неразговорчивый сын с едва показавшимся пухом над верхней губой, – все уже готовы были отправиться в путь.

Остаток дня пролетел в горячей суматохе, сопровождавшейся тяжелыми сельскими запахами. Либби и Мак, которые приладили к стремени хитроумное устройство для загипсованной ноги, по очереди подтягивали на веревках упирающихся животных и тащили их к Якобу и Риду-младшему, а те, в свою очередь, валили их на бок. Майкл то и дело оттягивал кожу на ребрах теленка, чтобы ввести вакцину от «черной ножки». Саре поручили подносить Карлу Свенсону горячие щипцы от бочки, где они разогревались на газовой горелке, и она носилась с ними взад-вперед. Отец Либби, чья лысая голова была защищена от солнца сомнительного вида соломенной шляпой, брал у нее раскаленные щипцы и выжигал клеймо, причем возникал такой сильный запах паленой шкуры, что все чуть не задыхались. Нож то и дело поблескивал в его узловатой руке, когда он умело кастрировал теленка, а затем двумя быстрыми ударами книзу удалял роговые наросты. Когда Якоб убирал колено с шеи оглушенного животного, оно, с трудом сознавая, что свободно, стояло и встряхивало головой, обрызгивая всех капельками крови, сочившейся там, где порез был сделан глубже обычного.

Под ногами людей и скота грязь перемешалась с навозом и мочой. К полудню, когда подъехала Эдит на грузовике, нагруженном бифштексами, хлебом с маслом, яблочным пирогом и холодным чаем со льдом, глаза у Сары были красными и слезились, а живот прилип к спине.

Суббота и воскресенье пролетели в таком же изнуряющем ритме. Только поздним воскресным вечером они наконец распрягли последнюю лошадь, положили продукты на хранение, повесили щипцы на крючки в конюшне и последний большой котелок запихнули на полку в кладовке. Все собрались на кухне, взрослые попадали на стулья с ледяным пивом в руках, вытянув перед собой ноги. Гипс Мака приобрел серый налет, который почти скрыл все надписи. Подростки сидели на полу, скрестив ноги, пыль покрывала их с головы до пят таким густым слоем, что голубой прядки в волосах Ребекки практически не стало видно.

– Я рада, что в следующие выходные мы будем отдыхать, – сказала Либби, прикладывая ко лбу прохладную банку с водой. – Я с нетерпением жду танцев.

– Я тоже, – сказала Ребекка, покосившись на Якоба.

– Представляю, как эта толстушка Сьюзи будет наверстывать, – добавил отец Либби со смешком, – я слышал, как она рассказывала, что заказывает спирт по каталогу медобслуживания, который получает больница.

– Ах, какой аромат! Не запах ли это «а-ля паленая шкура», который витает над этим праздничным сборищем? – Голова с твидовой водительской кепкой, лихо заломленной набекрень, появилась за сетчатой дверью.

– Сайрес! Это Сайрес! – Майкл вскочил на ноги и бросился к двери, чтобы распахнуть ее. – Что ты здесь делаешь? Сейчас же не август?

– Я услышал зов предков, мой мальчик, и не смог ему противиться. Здравствуйте, здравствуйте все. – Сайрес. Беннингтон перешагнул через порог. Его худое удлиненное лицо расплылось в улыбке. На нем были ботинки на резиновой подошве со шнуровкой, коричневые вельветовые штаны и твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях. Трубка с сильно изжеванным кончиком торчала из нагрудного кармана пиджака. Профессор сорвал кепку с головы, покрытой седыми и уже начинающими редеть волосами, и приветствовал усталых людей со свойственной ему эмоциональностью.

Когда он заметил Сару, взгромоздившуюся на стойку, его зеленоватые глаза засверкали еще сильнее.

– Сара, крошка моя! Извини, что не обнял тебя в твоем родном штате, но я так рад видеть, что ты до сих пор здесь. – Он осторожно прижался к ней щекой. – Я чрезвычайно рад! Не говори, что Маку и его семье удалось побороть твою любовь к путешествиям.

– Только на одно мгновение. – Она улыбнулась этому колоритному человеку, который был так не похож на ее мужа и который был ей таким близким другом. – Честно говоря, ты очень удачно выбрал время. Комната для гостей ждет тебя. Завтра утром я непременно уеду.