Советское командование пришло к выводу, что наиболее вероятным объектом для ракетных бомбардировок может стать Ленинград. Он представлял для гитлеровцев важную цель как в экономическом, стратегическом, так и в политическом отношении, балтийское море позволяло самолетам-носителям скрытно подходить к городу на небольших высотах, и это расширяло возможности для неожиданных ударов.

Командование советской противовоздушной обороны приняло необходимые меры, изучались опыт обнаружения Фау-1 и Фау-2, практика уничтожения их истребителями и зенитным огнем…

Но скоро эти меры оказались излишними. Осенью сорок четвертого года от фашистов была освобождена Эстония, полностью очищены от них Моондзундские острова. Вышла из войны Финляндия. И линия фронта настолько отодвинулась от Ленинграда, что он стал практически недосягаем для самолетов-снарядов и ракет противника.

Поэтому все найденное Клюевым и Салазко в польских лесах поступило в один из московских научно-исследовательских институтов. И там изучением этих трофеев занялся специалист по авиационным системам управления — человек с высоким лбом, цепким взглядом ученого-исследователя и с крупными мозолистыми руками умельца-мастерового.

Он восстановил по тем находкам и двигатели, и системы управления, и корпуса вражеского оружия. Он же напряженно размышлял над схемой Фау, приходя к выводу: «Беда этих снарядов-ракет в том, что они одноступенчатые. Если увеличивать их боевую часть — нет, не боевую, а полезную для науки, — если наращивать дальность полета, то необходимо иметь больший запас топлива. Но увеличение количества топлива приведет к увеличению объема баков для него. Значит, будет возрастать общий сухой вес ракеты. Ведь ее максимальная скорость в конце активного участка траектории задается не только полезной части, но и опустошенным и ненужным бакам.

Да, хорошо, что мы разобрались во всех их премудростях. Лишний раз убедились в том, что наш путь — неизмеримо перспективнее. Да и задачи у нас совсем иные… Прав, прав наш Главный конструктор — надо делать ракету многоступенчатой. И чтобы по мере выгорания топлива в полете отбрасывались отработавшие ступени с пустыми баками…»

Знаменательно, что этому человеку и его товарищам по работе помогали те же, кто на всех этапах помогал, кто постоянно интересовался делами НИГ, — Нарком вооружения Дмитрий Федорович Устинов и маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев.

Клюев не знал этого человека. Он даже не подозревал тогда о его существовании. А звали того специалиста — Николай Алексеевич Пилюгин, и стал он впоследствии академиком, дважды Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Государственной премий, основоположником создания систем управления космическими кораблями и межпланетными станциями. Пилюгин наряду с Королевым явился одним из пионеров мировой практической космонавтики.

Да, не знал, не мог тогда знать всего этого Клюев. А если бы знал, то, конечно, гордился бы в глубине души тем, что труды НИГ таким вот неожиданным, но вполне логичным образом вошли в будущее, в завтрашний день. Тем, что НИГ, разгадывая военные тайны, в конце своего существования словно передала эстафету народившимся научным коллективам, на долю которых выпало раскрытие загадок космических полетов, а возможно, и других тайн Вселенной.

Утром в музее артиллерийской академии прохладно и пустынно. Я иду мимо многочисленных стендов, экспонаты которых рассказывают о становлении и развитии российской, а потом — советской артиллерии. Ранние солнечные лучи посверкивают на их стеклах, выхватывают из тени фотоснимки и рисунки, портреты знаменитых людей, принадлежавших некогда к этому роду войск.

Славный русский механик, привечавшийся Петром Первым, — Андрей Нартов… Это он более двухсот пятидесяти лет назад впервые в мире сконструировал сорокачетырехствольную скорострельную батарею.

Изобретатель оригинального прицела для орудий полевой артиллерии Павел Бестужев — декабрист, сосланный на Кавказ…

Создатели первых минометов и мин, участники русско-японской войны — мичман Власьев и капитан Гобято…

Конструктор великолепного по качествам, не потерявшего своего значения и ныне взрывателя к артиллерийским снарядам — военный инженер Рдултовский…

Я не перестаю удивляться — столько вокруг знакомых имен, интереснейшей информации. Как же, оказывается, послужила отечественная артиллерия кроме своего прямого назначения еще и развитию литературы и искусства, делу революции!

…Когда в четырнадцатом веке появились на Руси первые орудия, особо отличился один из пионеров-огневиков Григорий, представитель славного рода Гаврилы Алексина — соратника Александра Невского. За удаль и мастерство получил Григорий прозвище Пушка и дал впоследствии начало фамилии Пушкиных. Вот оказывается, кем был пращур «солнца русской поэзии»!

…Профессиональный революционер и писатель Степан Степняк-Кравчинский — выпускник артиллерийского училища.

…Петр Лавров, тоже воспитанник артиллерийской академии, стал одним из лидеров «Земли и воли», революционером, публицистом, автором русской «Марсельезы», другом Маркса и Энгельса.

Имена, имена…

Учащийся артиллерийского училища, а потом неистовый бунтарь — Михаил Бакунин…

Выпускник артиллерийской академии, а затем знаменитый скульптор — Петр Клодт…

Слушатель академии, впоследствии художник-передвижник — Николай Ярошенко, чье творчество так нравилось Ленину…

А вот очень знакомое, еще безбородое, упрямое и одновременно мягкое русское лицо, форменный мундир… Да это же храбрый артиллерийский офицер времен Крымской кампании Лев Толстой!

То и дело попадаются великолепно выполненные макеты прославленных в прошлом пушек и гаубиц, зенитных, морских и авиационных орудий. Висят фотографии талантливейших советских изобретателей артиллерийских систем, не имевших себе равных в мире, — Василия Грабина и Федора Петрова, портреты знаменитых маршалов артиллерии Воронова, Яковлева, Неделина, Казакова, Толубко.

А вот и небольшой стенд, на котором я вижу примечательную для себя фотографию. НИГ почти в полном составе: солидный Каплин, задумчивый Борошнев, улыбчивый Попов, по-мальчишески непоседливый, так и готовый сорваться с места Мещеряков, вихрастый Салазко, за ними — Травьянский, Макаров, Андреев… В центре, как и положено, — Алексей Игнатьевич Клюев, подтянутый, так и оставшийся худощавым. Краткая справка-информация рассказывает о том, что сделала группа в годы воины…

— Трудились они, если было нужно, и днем и ночью. Не считались ни со сложностями, ни с невзгодами, ни с постоянным риском, — рассказывает начальник музея генерал Николай Авксентьевич Филиппович.

Кому, как не ему, знать это! Ведь он был одним из опекунов и кураторов НИГ.

— Помните глубокую ленинскую мысль относительно войны? — спрашивает Филиппович. — Где Владимир Ильич подчеркивает, что война забивает и надламывает одних, закаляет и просвещает других, как и всякий кризис в жизни человека или в истории народа. Так вот, Клюев и его соратники вышли из всех опасностей и испытаний военных действительно и закаленными, и умудренными уникальнейшим опытом. Все руководство Главного артиллерийского управления и арткома считало, что их деятельность во время войны — настоящий трудовой и в не меньшей степени боевой подвиг.

— Почему же, Николай Авксентьевич, об этом подвиге столько десятилетий не было широко известно?

— Ну, главное в том, что работы членов группы долгое время не теряли своего практического значения. А кроме того, все они — большие скромники, не любят афишировать свое прошлое. Вы, наверное, сами в этом убедились…

И действительно: все представители НИГ, с которыми мне довелось не раз встречаться и беседовать, с тревогой спрашивали у меня: «Так, может быть, вы все-таки придумаете нам какие-нибудь псевдонимы?» А мне приходилось доказывать им, что читателям следует узнать их подлинные имена и фамилии.