За первые пять месяцев боев потери Красной Армии достигли четырех миллионов солдат и офицеров (более миллиона убитыми, почти три миллиона пленными), то есть было потеряно почти 80% личного состава сухопутных войск, имевшегося на начало военных действий. Кроме того, РККА потеряла почти 20 000 танков, то есть в шесть раз больше, чем имел на вооружении вермахт перед началом военных действий.
За первые шесть месяцев войны в немецком плену оказалось 63 генерала!
Упущенный шанс?
В начальный период войны порабощенные большевиками народы России ждали от Германии освобождения от ненавистной власти. Немецкие кинохроникеры неоднократно снимали сцены, когда местные женщины с иконами в руках (особенно на Украине) благословляли проходящие мимо колонны немецких войск, а мужчины разрушали памятники Ленину и Сталину, уничтожали все символы того режима, который терроризировал их много лет.
Украинский буржуазный демократ, свидетель тех событий Фёдор Пигидо-Правобережный писал: «…чем объяснить то, что, скажем, под Киевом во время известного киевского „окружения“ было взято в плен около 700 тысяч солдат; под Уманью, Смоленском и в других известных местах число пленных достигало нескольких сотен тысяч в каждом отдельном случае? Неужели только бездарностью советского командования – только „гениальностью“ немецкого командования? Такое решение вопроса было бы неправильным, чересчур упрощённым. Нет, основной причиной этого невиданного в военной истории всего мира явления было то, что весь народ и, прежде всего, национально порабощённые народы СССР сознательно не хотели воевать и при первом удобном случае разбегались по широким просторам Украины, „дезертировали“ или, когда это не удавалось, сдавались в плен. Значительная часть подсоветских людей знала про существование гитлеровской „Майн кампф“ и больших иллюзий не питала, но в то же время самые широкие круги подсоветских народов знали кровью запечатлённые на народном теле 25 лет сталинской тирании. Окровавленное в сталинских застенках народное тело пылало и звало к борьбе, к мести за замученных братьев, детей и близких. Поэтому бросали оружие, не потому, что гитлеровский режим был хорошим, а потому, что обессиленное почти 25-летним сталинским террором население Советского Союза не видело для себя иной возможности сбросить кровавый сталинский режим. Из двух зол люди выбрали меньшее. И пусть это никого не удивляет: такой ужасной, такой нестерпимой была советская действительность, особенно и прежде всего для крестьянства, а мысль попасть хоть к Гитлеру была столь привлекательна, что подсоветские народы слепо, стихийно отдали свои симпатии немцам… И нужна была безграничная тупость гитлеровского окружения, чтобы так фатально для себя не учесть эти настроения и не использовать их».
Нарком обороны маршал Тимошенко٫ предвидя подобный вариант развития событий٫ еще накануне войны издал приказ, повелевавший офицерам применять «физическое воздействие» к солдатам, не выполняющим указаний офицеров, т.е.٫ бить солдат по лицу. В случае же дальнейшего неповиновения офицерам разрешалось стрелять в солдат.
Комментарии излишни!
Ветеран войны Ефим Гольбрайх, рассказывает о происходящем в первые месяцы войны: «Самое страшное, что навстречу фронту шли тысячи мужчин в гражданской одежде. Нет, они не искали полевые военкоматы... Это переодетые дезертиры возвращались по домам. Никто из них этого не скрывал. Становилось жутко на душе от масштабов массового предательства... Как шли по дорогам толпы беженцев под непрерывными немецкими бомбёжками рассказано уже немало. На обочинах лежали тела людей, погибших при бомбёжке, никто их не хоронил. Иногда всё происходящее напоминало театр абсурда.“
И далее у него же: «В середине октября пошли слухи, что фронт прорван, а Сталин и правительство из Москвы сбежали… Начальство на многих предприятиях погрузило семьи в грузовики и оставило столицу. Вот тут и началось... Горожане дружно кинулись грабить магазины и склады. Идёшь по улице, а навстречу красные, самодовольные, пьяные рожи, увешанные кругами колбасы и с рулонами мануфактуры под мышкой! Но больше всего меня поразило следующее - очереди в женские парикмахерские... Немцев ждали...“
Ветеран войны Гольбах был удивлен٫ поражен٫ возмущен увиденным٫ но٫ странно٫ он не задается простым вопросом: „А почему такое стало возможным?“ Происходившие события он никак не связывает с тем٫ что у народа не было никакого желания защищать антинародную власть.
Заложники преступной власти
Последним оплотом советских и российских идеологов была и остается идея "Великой Отечественной войны, в которой СССР одержал победу над Германией. В конце 1980-х (как, впрочем, и сейчас) попытки опровергнуть некоторые лживые тезисы советской пропаганды о II мировой войне воспринимались официальными лицами с особой нетерпимостью. И неудивительно. Ведь крушение "последней святыни" лишает пребывание большевиков у власти какого-либо исторического оправдания.
Как население встретило войну
Современный писатель Владимир Батшев в вышедшей на рубеже тысячелетий книге „Власов“ публикует архивные документы тех лет о том, как население встретило весть о начавшейся войне.
Инженер Валентина Богдан: "В воскресенье 22 июня я, как обычно, пошла на базар за провизией. Под навесом, где продавали рыбу, из громкоговорителя всегда по воскресеньям слышалась музыка, но в этот раз музыки не было. За шумом и гамом базара на это мало кто обращал внимание. Вдруг радио заговорило, это Молотов объявлял о нападении немцев на нашу страну. Сначала люди не обратили внимания на речь, но вскоре, очевидно, поймав смысл, стали прислушиваться, передавать соседям, и через несколько минут, как опилки к магниту, люди потянулись к громкоговорителю, собралась толпа.
Первая мысль, которая пришла мне в голову, была: «Вот оно, начало конца советской власти!» Я как-то не подумала, что война - это бедствие, что в войну будут втянуты мой муж и братья; все загородила одна мысль: война выбьет большевиков из седла власти. Вероятно, так чувствовала не только я одна; на всех лицах было видно как бы радостное возбуждение, но расходились без громких замечаний. Базар быстро опустел, все поспешили домой обсудить это событие со своими близкими!»
Жительница Царского Села под Ленинградом Любовь Тимофеевна Осипова записывает в своем дневнике: 22. 06.41. «Сегодня сообщили по радио о нападении немцев на нас. Война, по-видимому, началась и война настоящая. Неужели приближается наше освобождение? Каковы бы ни были немцы - хуже не будет. Да и что нам до немцев. Жить-то будем без них. У всех такое самочувствие, что вот, наконец, пришло то, чего мы все так долго ждали, и на что не смели даже надеяться, но в глубине сознания все же крепко надеялись. Да и, не будь этой надежды, жить было бы невозможно и нечем. А вот победят немцы - сомнений нет. Прости меня, Господи! Я не враг своему народу, своей родине. Не выродок. Но нужно смотреть прямо правде в глаза: мы все, вся России, страстно желаем победы врагу, какой бы он там ни был. Этот проклятый строй украл у нас все, в том числе, и чувство патриотизма».
28. 6.41. «Самое поразительное сейчас в жизни населения - это ненормальное молчание о войне. Если же кому и приходится о ней заговаривать, то все стараются отделаться неопределенными междометиями».
30. 6.41. «Слухи самые невероятные. Началась волна арестов, которые всегда сопровождают крупные и мелкие события нашего существования. Масса людей уже исчезла. Арестованы все «немцы» и прочие «иностранцы». Дикая шпиономания. Население с упоением ловит милиционеров, потому что кто-то пустил удачный слух, что немецкие парашютисты переодеты в форму милиционеров. Оно, население, конечно, не всегда уверено в том, что милиционер, которого оно поймало, - немецкий парашютист, но не без удовольствия наминает ему бока. Все-таки какое-то публичное выражение гражданских чувств. По слухам, наша армия позорно отступает...»
