Затем юноша сообразил, что огоньки эти — уличные фонари, и находятся они внизу. Далеко внизу! Керриган схватился за край скамьи… да никакая это не скамья. Это же карниз караульной башни крепости Грипс! Адепт вжался спиной в каменную стену.

Керриган было открыл рот, но спокойное и непринужденное поведение 61 Ломбо, сидевшего подле него на карнизе, отбило у него охоту возмущаться. Панк, по всей видимости, прекрасно знал, где они находятся, и специально принес Керригана в это место. Адепт сделал глубокий вдох и медленный выдох.

Панк кивнул:

— Медленное дыхание — хорошо.

Керриган смотрел только на Ломбо, вниз он не глядел.

— Спасибо за то, что спас меня.

— Работа Ломбо — смотреть за Керриганом.

— Ты за мной смотрел?

Ломбо бросил на него загадочный взгляд.

— Зачем ты это делал?

— Ксленики.

— Ты весь этот вечер за мной ходил?

Дикарь кивнул, затем показал на ярмарочный городок и на кривую улицу, проходившую через весь город.

— Дом. Ярмарка. Западня. Керриган заморгал.

— Ты знал, что я попаду в западню?

— Человек позвал Керригана. Керриган пошел. — Ломбо пожал плечами. — Другие сделали западню.

— А ты их не остановил? — Нижняя губа юноши затряслась. Каждый синяк на его теле заболел еще сильнее. — Почему ты их не остановил?

Ломбо гордо вздернул подбородок:

— Охотник не мешает охоте.

Охотник не мешает охоте? Керриган задумался над словами Ломбо. Сначала они показались ему нелепыми, но потом смысл их стал постепенно до него доходить.

— Ты их не остановил, потому что они охотились за мной? Я был их добычей, и ты не хотел мешать им меня убить?

Панк важно кивнул.

— Но тогда почему помешал?

— Керриган не добыча.

Адепт закрыл глаза. После минутного размышления он наконец понял, что произошло. До тех пор пока он не стал защищаться, он был добычей. Он был оленем, на которого напала стая волков. В тот момент когда я ответил…

— Я ослепил их…

Ломбо улыбнулся, обнажив клыки и зубы.

— Добыча мертва, она не друг. Другу Ломбо помогает. Керриган может легко убить.

Молодой человек снова широко открыл глаза. Несмотря на то что Керриган спас Ксленики, Ломбо не возражал против того, чтобы его убили, если бы он повел себя как жертва. Если я буду слишком глуп, он даст мне умереть. Фантастическая логика, правда, в ней слышалось отдаленное эхо того, чему пыталась научить его Орла. Там, на Вильване, где все было под контролем, все упорядочено, он мог совершать чудеса. Но в реальном мире он был совершеннейшим ребенком.

Керриган осторожно дотронулся рукой до шишки на голове.

— Ох! Панк кивнул:

— Эльфийская магия.

Адепт покачал было головой, но тут же передумал.

— Не сейчас. Синяки со временем заживут, а пока это не случится, будут напоминать мне, что я не должен вести себя как жертва.

— Керриган мудрый.

— Керриган учится. — Он пожал плечами и посмотрел на спасителя. — Я не стал бы их убивать.

— Керриган добрый.

— Нет, просто я не убийца. — Керриган улыбнулся. — Я не хочу убивать.

— Мертвых не оживить.

— Во всяком случае, я этого не могу. — Адепт широко улыбнулся. — Не знаю я и такого заклинания, чтобы научиться летать. Потому и спуститься отсюда нам будет непросто.

Ломбо по-волчьи оскалился:

— Ломбо отнесет тебя домой. На своей спине. Керриган, мы сейчас будем дома.

Король вернулся. Темнота спустилась на Низину, и Уилл затерялся в ночи, защитив себя старой одеждой и уверенностью в собственных силах. В глазах юного вора мир снова стал нормальным. Из крепости Грипс он убежал в полном смятении. То, что Ворон и Резолют что-то скрывают от него, он подозревал с самого начала, однако никогда бы не подумал, что тайна эта такая отвратительная. А он-то, дурачок, надеялся, что он какой-нибудь там принц, наследник, сын героя или еще кто-нибудь в этом роде.

Вместо всего этого оказалось, что он сын и внук сулланкири. Уилл содрогнулся. А он еще с презрением смотрел на механоида Хокинса, брата предателя. Да к тому же Хокинс еще, очень может быть, и не родной брат этому предателю, а только сводный. А может, его родители и вообще усыновили предателя. Да и вообще тут возможны варианты.

А вот быть одной крови с сулланкири — это совсем другое дело. Мысль эта молотом стучала по мозгам Уилла. Ему казалось, что череп у него лопнет. Он пытался обратиться к самым ранним своим воспоминаниям, но нет, имя Норрингтон никто никогда с ним не связывал. Ему сказали, что мать его погибла при пожаре в борделе, а он каким-то чудом уцелел. Но даже и этого он не знал наверняка. На нем рубцов от ожога не было, чтобы это хоть как-то доказать. Никто из тех, кого он знал, рассказа о пожаре не слышал, так что впоследствии Уилл даже засомневался, говорили ли ему об этом на самом деле.

Но вот в чем он совершенно не сомневался, так это в том, что до Эстафы никто не называл его Норрингтоном. Он бы это непременно запомнил, потому что Норрингтоном быть гораздо позорнее, чем безымянным сиротой. Такие сироты встречались у них в Низине, мужчины и женщины. Они работали в полиции Ислина, охотились за теми, кто были когда-то их друзьями. Называли их Темными наемниками, но применять этот термин к обитателям Низины даже в шутку было опасно: непременно побьют.

То существо в пещере, то, как оно внезапно появилось и заговорило, еще тогда заставило Уилла задуматься над тем, что происходит. Он постарался вспомнить, что же сказал ему тогда человек-козел и как он вообще с ним разговаривал. Он-то ведь знал, кто такой Уилл, и если это и вправду был Нефри-леш, то, стало быть, он-то и есть его папаша. Разговаривал ли он со мной так, как положено отцу?

Уилл решительно покачал головой. Он — сулланкири, а кому же не известно, что доверять им ни в чем нельзя? Нельзя верить также и Ворону, и Резолюту. У меня была замечательная жизнь, пока эти двое не вмешались и не впутали меня в магию.

Уилл с упрямством, рожденным на улицах, сказал себе, что Ворон, Резолют и Эстафа, да и все остальные, кто верил, что он — Норрингтон, просто заблуждались. Никакой я не Норрингтон, и дело с концом. Он кивнул и выкинул всю эту чушь из головы.

И правильно сделал: сейчас Уиллу было о чем подумать. Он сразу же избавился от робы ученика, чтобы чародеи не напали на его след. Отдал он ее тряпичнику в обмен на другую одежду, впрочем и ее он тоже быстро поменял: забрался в один дом и украл более подходящую одежонку.

К полуночи единственным, что у него осталось после долгого путешествия, были воспоминания. К Маркусу и Фабии он сразу вернуться не мог, потому что Ворон о них знал, и за ним туда бы сразу пришли. Если полиция нагрянет к Маркусу с допросом, это, конечно, навредит Уиллу, когда тот надумает вернуться, но он решил украсть для хозяина что-нибудь ценное, тогда Маркус его непременно простит. Ну а если Маркус упрется, а Фабии понравится его подношение, то она непременно выступит в его защиту.

Меня побьют, да и черт с ним.

В первую ночь Уиллу надо было найти место для ночлега. Он заглянул в два-три известных ему местечка, но там уже было все занято. Пока бродил, едва не угодил под бдительное око ночных сторожей. Хотя они делали обычное свое дело — совершали обход города, — Уиллу казалось, будто они собираются изловить его.

Затем он довольно легко разыскал Луминию. Она была в аллее с клиентом. Юбка поднята, ноги обхватили бедра партнера, но тот, судя по всему, не был доволен. Он принялся бить ее и ругать, а потом и вовсе поднял на нее руку. В темноте тускло блеснуло лезвие ножа.

Первый камень ударил мужчину по запястью, и нож упал. Второй отскочил от лба, когда незнакомец повернулся к Уиллу. Глаза хулигана закатились, и он мешком свалился на землю. Луминия с вздымающейся от волнения грудью, зажав рукой рот, посмотрела сначала на мужчину, потом — на Уилла.