— Это совершенно разные вещи, — не согласился он. — Красоту мы понимаем, и даже слишком хорошо. — Он снова принял загадочный вид. Нелл начало казаться, что теперь он хочет подвести черту в разговоре. Может быть, он не понимает, что такое утомление, но понимает срочность и необходимость. Прежде чем она задала еще вопрос, он произнес: — Как ты думаешь, сумеешь ты сыграть свою роль в этом спектакле, Нелл? Ты должна участвовать по своей воле, иначе ничего не получится. Тебе решать — действовать или отказаться.

— А в чем, конкретно, состоит моя роль? — спросила она.

— Ты послужишь своего рода якорем, — объяснил Аид. — Мы должны собрать информацию из разных источников — из разных миров — и это весьма поможет, если удастся сформировать фокусирующую точку . Вот что это за место, и вот кто мы такие — ты и я. Все так же просто, как я изложил. Ты готова это сделать?

— Сделаю все, что от меня зависит, — храбро произнесла она. — В конце концов, что еще мне остается, кроме как гнить в могиле? — Она старалась не дать Хозяину Подземного мира понять, какую жертву она приносит, отказываясь от экстатического распада в пользу жесткого зова необходимости.

«И кто я такая, в конце концов, как не обычная глина, сдобренная кровью Таллентайра и болью Лидиарда? Он прав — или нет? Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда? Как можно радоваться сладостному гниению и милому безопасному приюту, когда наши ангелы-хранители уже отперли окна миров за нашим миром и готовы спросить, что мы там видим?»

Век Героев, несомненно, закончился, прежде чем его истории были переписаны заново, дополнены фантазиями и аллегориями, и теперь могли служить предостережением и вдохновением для грядущих поколений героев.

Прометей, первый и величайший из героев, стал истинным полубогом, прославившимся всевозможными чудесами. Его имя было выбрано, чтобы символизировать предусмотрительность, в ознаменование триумфальной власти человеческого разума. Амбициозная чувствительность, которую люди научились называть трагедией, снабдила его архетипом всех сатанистских историй, в то время как подрывающая устои чувственность, получившая название комедии, придала ему иронический компонент в виде неудачливого близнеца. Имя его брата было Эпиметей, что означало запоздалое соображение .

Век Героев был абсолютно мужским. Охваченные жаждой и похотью парни, писавшие его истории, столь неохотно понимали истинную ценность своих женщин, что отказывались признать женские аспекты рода человеческого, пока боги не взревновали к потрясающим достижениям Прометея. С этой точки зрения, если верить этим примитивным архивистам, боги подготовили зловещий заговор, повернувшись спиной к человечеству.

Первая женщина, как писали эти вынужденные хронисты, была создана Зевсом, красоту свою получила от Гефеста и доставлена на Землю Гермесом, который уговорил излишне доверчивого Эпиметея принять ее в качестве своей невесты. Историки дали этой женщине имя Пандоры, и означало оно Все дары. Ее приданым был ящик, из которого она — по глупости, безрассудству или злому умыслу, если не в силу сочетания всех трех качеств — выпустила все злые черты, которые будут одолевать человечества на протяжении всей последующей истории, а именно: голод, болезни, войну и боль. Авторитетные источники разошлись во мнениях: является ли последний предмет в этом ящике — надежда — компенсацией остальных несчастий, или же это еще одно зло, которое следует добавить в список.

Пелорус, хорошо знавший Пандору и, наверное, даже некоторое время любивший ее, помнил все иначе. Он считал ее первой из женщин-героинь, которым никогда не отдадут должное, пока история в руках мужчин. Он знал, что, будучи известна под альтернативным именем Евы, она попала в беду, украв плоды с двух деревьев познания, хотя их охранял ревнивый ангел, почитавший эти деревья своей собственностью. И помогли ей в этом хитрый Змей и ловкий Паук.

— Если бы только люди, которым я дала эти плоды, осознали свою ценность, все могло быть иначе, — сказала она ему спустя некоторое время. — Но некий идиот по имени Адам откусил от первого фрукта, счел его горьким и выкинул прочь. Его последователи оказались достаточно тупы, чтобы доверять его суждениям, и отказались попробовать сами — и вот результат: залог мудрости гниет на земле, не будучи распробованным — и никем не охраняемый. Змей, Паук и я были вынуждены принять на себя всю тяжесть ангельской ярости. Змея приговорили к вечному ползанию по земле без ног и к презрению и страху со стороны людей. Паук был осужден на целую вечность неблагодарного труда по плетению паутины — и также беспричинное презрение людей. Меня же осудили целую вечность рожать в муках и терпеть презрение со стороны мужчин.

— Ангелам никогда не было свойственно выносить милосердные приговоры, — произнес Пелорус. И добавил, немного поразмыслив: — В действительности, какой бы репутацией они ни обладали, незаметно, чтобы они могли умерить свое рвение выносить приговор.

Кое-кто из позднейших историков предположили, что Ева-Пандора выпустила всевозможное зло в мир, чтобы заставить всех забыть предыдущий инцидент, высказывая следующее суждение: нет в аду фурии ужасней, нежели оскорбленная женщина, но они, видимо, рассуждали иначе, нежели их предки, считая, что она вкусила от запретного плода, который украла. Пелорус знал правду: ящик был открыт, чтобы неблагодарные люди получили еще один шанс.

— Каждое зло — палка о двух концах, — объясняла она ему, когда он спросил об истинных мотивах ее деяния. — Конечно, плод с древа познания горек, но это не означает, будто он несъедобен. Одним медом сыт не будешь. Да, теперь голод, и болезни, и война, и боль обрушатся на грядущие поколения человечества, но можешь ли ты представить, чтобы люди хоть чему-нибудь научились без этих испытаний? Со временем люди сумеют выиграть собственное спасение благодаря этому злу, если только у них достанет сердца и ума сделать это. Со временем люди получат достаточно знаний, чтобы щедро напитать самих себя, победить болезни, не исключая и саму смерть, станут жить в мире и гармонии и избавятся от боли. Все, что нужно для этого — терпение и мудрость — и, конечно, несколько тысяч лет напряженного труда.

— Но перед этим они могут запросто уничтожить самих себя, — предположил Пелорус. — Если бы только война не была столь соблазнительна…

— Если бы, — согласилась она.

— А как быть с надеждой? — продолжал допытываться он. — Как ты считаешь: это благо или еще большее зло, призванное лишь увеличивать страдания людей бесполезной борьбой?

— Каждое благо — есть палка о двух концах, — отвечала она. — Конечно, мед сладок, но каждая сладость опасна тем, что ею можно объесться до смерти. Надежда, удовольствие, любовь… ни одно из них не исполнит заложенного в нем обещания до конца, пока не будет существенно рационализировано, в соответствии с чувством меры. Со временем люди не будут так отчаянно нуждаться в надежде или других утешителях, и все это приведет ко благу.

— Я ни на минуту не предположил бы, что ангел-мститель закрыл бы глаза на твою вторую попытку помочь человечеству, — задумчиво изрек Пелорус.

— Едва ли. Мой приговор стал еще суровее, хотя он и так не имеет границ во времени. Теперь я должна еще и истекать кровью с каждым полнолунием, а мои дети обретают такую большую голову, будучи в моей утробе, что их появление на свет приносит мне адские муки, а молока моих грудей всегда недостаточно, чтобы вскормить их. Вдобавок ко всему, все воины мира могут безнаказанно насиловать меня.