Нелл не отвечала ни одному из них.

Когда крышку гроба забили гвоздями, она оказалась в темноте, но оставалась способной следить за событиями. Она знала, что ее уложили на катафалк, и по дороге ощущала каждую выбоину на дороге, по которой лошади везли ее к церкви. Слышала гимны, которые пелись, хотя не могла разобрать ни единого слова, а потом ощутила, что ее несут на кладбище и опускают в могилу.

Все продолжалось до того момента, когда затихли звуки падающей на гроб земли, и ее оставили в покое.

Саймон оказался прав. Разложение — не такое уж неприятное переживание. Фактически, это был наиболее сильный чувственный опыт в ее проблематичном существовании, к тому же, менее утомительный, нежели все, что ей было знакомо при жизни.

«Не имеет значения то, что я умерла старой девой, — думала она. — Вообще никакого. Я не пропустила ничего важного».

Она была бы рада разлагаться вечно, но ей не удалось долго оставаться одной. Два полу-ангела явились в ее место уединения и взяли ее за руки. Один выглядел почти как мужчина — хотя и не полностью, другой — почти как женщина. Они вынули душу из ее тела, превратили ее в тень. Потом вдохнули достаточно жизни в фантом, чтобы он мог двигаться. Потом они увлекли ее за собой, к темной реке, которую должны были пересечь на пароме.

— Мне нечем заплатить за переправу, — сказала она паромщику.

— Все в порядке, — миролюбиво произнес он. — Будешь мне должна. В следующий раз заплатишь вдвойне.

— Я думала, никто не попадает сюда дважды, — удивилась она.

— В наши дни немногие, — философски изрек он. — Но это всегда было возможно. Если ты знаешь эту хитрость и можешь заглянуть в будущее, прежде чем начнешь проживать его, можешь получить урок из того, что видишь, и прожить жизнь иначе. Это, конечно, непросто, и в лучшие времена это было сомнительной привилегией. Но сейчас — не лучшие времена.

За темной рекой начиналась темная земля, по которой они втроем брели много миль. Если бы тут светило солнце, то, наверное, прошло бы несколько рассветов и закатов, но кругом царила вечная тьма. Она увидела тысячи других теней, многие из которых поглядывали на нее с любопытством, словно знали, что она — другая, но никто не заговорил с ней.

«Паромщик был прав, — думала Нелл. — Это явно непросто». Интересно, что он имел в виду, упоминая «не лучшие времена»?

В конце концов, спутники привели Нелл к Трону Судьи, на котором восседал Аид. Рядом с ним находился второй трон. Пустой. В Подземной царстве не было королевы — пока, по крайней мере. У Аида было лицо ее отца, но она сомневалась, был ли он на самом деле ее отцом. Ведь он — ангел, или марионетка ангелов.

— Ну вот, я и здесь, — сказала она.

— Не волнуйся, — отозвался Аид. — Если будешь ждать достаточно долго, кто-нибудь придет забрать тебя назад. Это не длится вечно. Никогда не отчаивайся.

— А где мы находимся, если говорить точнее? — спросила Нелл, не надеясь получить четкий ответ.

— Трудно сказать, — отвечал он, почесав подбородок, как часто делал ее отец. Когда она была малышкой и задавала ему простые вопросы, которые требовали взрослых объяснений. — Видишь ли, здесь понятие «где именно» весьма растяжимо. По ощущениям, мы везде , но это вряд ли поможет понять, ибо в действительности это не так. А если ты задашь новый вопрос: кто мы такие? — ответ будет примерно тот же самый.

— На самом деле, я думала спросить сколько я могу здесь пробыть, если не вечно.

Он покачал головой. — Обычно это бывает проще. Даже ангелы ограничены во времени. Но вот это для нас тоже ново. Я действительно не знаю. Все зависит от того, как будет проходить война, и отыщется ли иное решение, кроме полной аннигиляции. Вот это мы и должны выяснить.

— А разве нет для этого способа попроще? — пожаловалась она.

Аид пожал плечами — так тоже часто делал ее отец, когда заходил в тупик в своих спорах с ее дедом. — Если не мы, то кто же? — проговорил он. — И, если не сейчас, то когда?

— Кто это, конкретно, «мы»? — спросила Нелл.

— Мы все, — туманно ответил он. — Ангелы и люди. Теперь никто не остался в стороне, никто не спрятался. Надеюсь, у нас есть силы, чтобы пройти все от начала до конца — но это необязательно поможет, разве что мы сможем рассчитать результат, которого нужно достичь — и какое из начал должно развернуться, чтобы создать его.

— Вы — ангел, которого мой отец называл Баст? — с любопытством спросила Нелл, удивляясь, почему у него совсем другое лицо.

— Нет, — откровенно отвечал Аид. — Я показался Анатолю Домье в образе Жанны Д’Арк, но образ Аида более уместен, и не только для тебя. Я достаточно хорошо знаю твоего отца и вервольфов, хотя они и не подозревают, что встречались со мной. Я наблюдал за миром людей еще до Махалалела. Можно сказать, что человечество — мое открытие.

— Но не ваше творение?

Аид пожал плечами — на сей раз так, как делал ее отец, пытаясь разыграть ложную скромность. — Не совсем, — проронил он. — Но, будь у меня им, думаю, в честь меня назвали бы многое.

«Это мой собственный ум создает идеи и образы, — напомнила себе Нелл. — На самом деле я сплю и вижу сон, пусть все и выглядит, как настоящее. Мне пришлось добавить цветистых образов, чтобы украсить картину, но в действительности я сейчас лицом к лицу с ангелом. Как бы позавидовал мне дед!» И сейчас же ее одолело беспокойство: сумеет ли она воспользоваться ситуацией с таким же преимуществом, как это удалось бы сэру Эдварду Таллентайру?

— Это отдаленное место, где можно переждать войну, — сказала она. — А не могли бы вы создать что-нибудь, менее занудное?

— Человеческое воображение — наш единственный источник для создания подобных мест, — объяснил ей Аид. — Раз оно тебе не по вкусу, можешь обвинить в этом предков.

— Они представляли себе Рай так же хорошо, как и Ад.

— Увы, не слишком отчетливо. Это часть проблемы. Но здесь не Ад — просто место за пределами жизни.

— Но все равно неуютное, — заметила Нелл. — Разве вам оно не кажется утомительным и лишенным духа?

— Утомительность — не есть то, от чего мы страдаем, — отвечал он. — Наша природа не позволяет нам осознавать, ничего не делая. Мы способны к осознанию, лишь когда действуем, и даже тогда… всегда проще действовать неосознанно, и даже отказываясь действовать, мы отказываемся сознавать даже наше собственное существование. Память — проблема всех существ, подобных нам. Мы легко забываем и редко останавливаемся, чтобы вспомнить что-то, воссоздать. Тот факт, что люди способны испытывать утомление — замечательная тайна для нас. Вы живете так недолго, что для нас — настоящая загадка понять: как вы вообще успеваете ощутить давление времени. Ты и представления не имеешь, до какой степени нам приходится концентрироваться, чтобы проникнуть в ваши жизни и ваши мысли.

Нелл огляделась. Двое полу-ангелов уже ушли по своим делам. Вдалеке виднелись другие тени, но они даже не делали попыток приблизиться к двум тронам. Окружающая местность показалась ей жалкой, охваченной запустением. Интересно, как она выглядит для тех, кому неизвестны понятия убогости и запустения. — Чувствуют ли ангелы себя когда-нибудь одиноко? — спросила она.

— Никогда, — лаконично ответил он — но после минутного раздумья добавил: — или почти всегда. У материальных организмов есть выбор, которого нет у нас. Вы можете отгородиться от компании себе подобных при помощи стен или просто расстояний. В нашем мире нет ни стен, ни расстояний… Манера, с которой мы отделяемся друг от друга, совершенно непохожа на человеческую. В каком-то смысле мы никогда не разделяемся. В другом смысле, мы не способны соединиться.

— Однажды, в очень циничную минуту мой дед сказал мне: ад означает оказаться навечно запертым в маленькой комнатке со всеми людьми, кого ты когда-либо любил.

— В этом случае комната необязательно должна быть маленькой, — сумрачно поправил ее Аид.

— Полагаю, чувством красоты вы тоже не обладаете, — проговорила она, рассматривая уродливые троны при тусклом свете.