Яркий свет слепил, и он снова посмотрел на землю, прикрывая глаза, чтобы привыкнуть к свету.

«Мы нужны им, как мухи озорным мальчишкам», — горько подумал он снова. Он не завершил фразу, потому что его перебил тихий звук. Это был звук ветки, треснувшей от тяжести человеческой поступи.

Стерлинг открыл глаза и оглянулся. Адам Глинн тоже повернулся. Несколько мгновений лицо пришедшего не было видно из-за яркого света, и Стерлингу пришлось пару раз резко сморгнуть, чтобы увидеть, что перед ним стоит Люк Кэптхорн. Как ни странно, он мало кому обрадовался бы так сильно. Стерлинг знал цену преданности.

К несчастью, выражение лица Люка было не тем, что должен демонстрировать верный слуга, а в руках он продолжал держать дробовик, который захватил, чтобы защищать их от оборотней Лондона. С ним был де Лэнси, но он выглядел ещё хуже, чем когда Таллентайр привел его в дом в Ричмонде; он был совершенно изможден и настолько не в себе, что вряд ли осознавал, где находится.

— Оставьте его, — сказал Люк голосом, более свойственным тому, кто привык отдавать приказания, а не получать их. — Отойдите.

Стерлинг все ещё испытывал легкое головокружение и встряхнул головой, чтобы отогнать его.

— Люк? — спросил он, не зная, почему сомневается в личности слуги, но уверенный, что сомневается. В глазах Люка было что-то странное, словно они были вовсе и не глазами, а провалами тьмы.

— Отойдите! — снова сказал Люк так злобно, что Стерлинг немного отодвинулся в сторону, хотя продолжал стоять на коленях. Адам Глинн поступил так же. Расстояние между ними было совсем небольшим, но Люк, не колеблясь, поднял дробовик и выстрелил с расстояния шести или семи ярдов.

Выстрел попал Таллентайру в грудь, и тело баронета содрогнулось от боли. Без сомнения, выстрел убил его — раны вновь открылись, ещё шире, чем раньше, и Стерлинг увидел раздробленные края его ребер и пульсирующее сердце.

— Бога ради! — закричал Стерлинг. — За что?

Люк сосредоточил на нем мрачный взгляд своих странных глаз и усмехнулся:

— Мне можно. Он стал бесполезным и больше не нужен моему господину. Господин выбрал де Лэнси.

Закончив говорить, он указал стволом дробовика на де Лэнси, спокойно стоявшего за ним, явно не понявшего, что произошло.

— Вам следовало позволить пиявке завершить свое дело, — сказал Люк Стерлингу с отталкивающей уверенностью. — Мы все здесь по решению Дьявола, знаете вы об этом, или нет.

Стерлинг медленно поднялся, желая, чтобы влага, пропитавшая его одежду, не состояла бы по больше части из крови Таллентайра и сукровицы колдовской пиявки. Адам Глинн не встал, он просто немо смотрел на мертвое тело человека, которого он только что пытался спасти с риском для собственной жизни.

— О чем ты говоришь? — задохнувшись от возмущения, спросил Стерлинг. — Ты с ума сошел?!

Люк снова усмехнулся, словно для того, что доказать, что он и впрямь сошел с ума.

— Не стоит вам так говорить, — сказал он. — Я знаю, что происходит, а вы — нет. Я знаю, потому что я служил своему господину преданнее, чем вы.

Стерлинг качнул головой:

— Нет, Люк. Ты действительно не понимаешь.

Люк засмеялся снова, на этот раз более тихо.

— Мне показать вам? — спросил он с иронией, которой за ним никогда не замечал Стерлинг. — Показать?

Он развернул дробовик и спокойно приставил стволы к собственному рту. Его рука вытянулась на полную длину, но пальцы продолжали неуклюже сжимать второй спусковой крючок.

— Люк, нет! — снова сказал Стерлинг, и его голос перешел в крик, но Люк уже потянул курок.

Стерлинг увидел, как разорвало голову Люка. Он увидел, как его нижняя челюсть оторвалась, и кровавое месиво разнесло в стороны страшным неровным облаком.

И затем он увидел невозможное: взрыв прокручивался обратно. Он увидел, как мелкие части мозга и кости возвращались на места, срастаясь и заживая.

Люк вынул ствол изо рта, он был жив и невредим и стоял спокойно. Он улыбался.

— Это всего лишь сон, — сказал он с самодовольной ухмылкой. — Вы думаете, это было по-настоящему? Это сон, присланный Дьяволом, чтобы дразнить нас.

Стерлинг молча покачал головой.

— Нас принес сюда не Дьявол, Люк, — сказал он неуместно тихим и ровным голосом. Несмотря на увиденное, он верил тому, что говорил, он чувствовал, что должен объяснить Люку его ошибку, хотя у него не было доказательств сильнее того, что только что предъявил ему Люк.

Люк презрительно пожал плечами.

— Знакомый мир закончился, — сказал он небрежно. — Это второй Эдем, где все начинается снова. Но это Эдем Сатаны, а не тот, куда ему приходилось прокрадываться в виде змея. Это всего лишь сон, но когда мы проснемся, мы окажемся в мире Дьявола.

— Ты всегда в это верил? — спросил Стерлинг.

— Я знал это, — признался Люк. — Всегда знал.

Стерлинг дошел до безумного предположения, что Люк может быть прав — не в том, что существует Дьявол, имена не имеют значения, но в том, что мир закончился. Он вспомнил то, что Таллентайр рассказывал о братьях святого Амикуса, терпеливо ожидающих конца. Но он не мог этому поверить, пусть его и его товарищей унесло в мир, сотканный из ткани снов. Мир должен продолжать крутиться как раньше, как это всегда было.

— И теперь, — сказал он голосом, горьким от ужаса и горя, — ты рассчитываешь на награду? Думаю, ты больше не считаешь себя моим слугой?

— Все мы слуги Дьявола, — равнодушно ответил Люк. — В мире, который является сном Дьявола, не может быть другого хозяина.

«Когда Адам пахал, а Ева пряла…»* [2] — подумал Стерлинг, находя странную радость в том, что ещё может шутить.

Люк опустил руку в карман и достал три маленьких предмета. Они были похожи на яблоки фиолетового цвета. Стерлинг никогда раньше не видел таких плодов. Люк отдал одно де Лэнси, который машинально взял его.

Стерлинг неожиданно почувствовал ужасный голод.

Люк подошел к нему, протягивая руку, и сказал:

— Ешь. Только проглоти это, и ты проснешься и все поймешь.

Борясь с искушением, Стерлинг заметил:

— Тут три яблока, но нас ведь четверо.

— Глиняный Человек тоже пробудится, — просто сказал Люк, — но наше понимание не для него. Ешь.

Стерлинг взглянул Люку в глаза, когда тот подошел ближе, держа в руках свой подарок. Его глаза стали полностью черными, лишенными выражения, но Стерлинг не сомневался, что они видят. И он не сомневался, что они видят самую его душу.

Десять тысяч лет люди возлагали ответственность за образ своего будущего на плечи своих жрецов. Неспособные освободиться от невзгод своего существования, они не стыдились выпрашивать искупления у своих многочисленных богов. Им нужны были священники, которые молили богов спасти мир от катастрофы, и поэтому мало что менялось. Иногда, ради спасения собственных детей, люди также просили о более щедром урожае, о завершении войн, о большем равенстве и справедливости в людских делах, но на самом деле они свыклись с тем, что худшие тяготы земной жизни невозможно облегчить.

Когда люди мечтали о лучшем будущем, то обычно связывали это будущее с внеземным существованием, с вечностью, лежащей по ту сторону смерти. И тут, как нигде, люди прошлого позволяли себе мечтать о вечной райской жизни, но они всегда оставляли это рай для немногочисленных избранных. Люди, по большей части, крайне ревниво относились к своим любимым мечтам и редко сомневались, прежде чем отправить своих врагов в альтернативную вечность наказания и боли.

Неудивительно, что люди, которые считали окружающий мир враждебным и скупым, были столь же скупы, предлагая свою самую драгоценную мечту немногим, остальных же оставляя несчастными. Земное существование всегда для большинства было подобием Ада, и их страстное желание наказать своих врагов было связано с тем, что самим им не повезло.