– Пабло мой брат, – будто уловив мои мысли, сказал старик. – Меня зовут Руис. Мы вместе уехали в город, но я не смог там жить, а Пабло остался. Мы не видели друг друга уже много лет. И Мигеля Родригеса я тоже хорошо знал. Он вылечил многих наших людей. – Индеец на мгновение задумался, а потом хитро ухмыльнулся: – Мы иногда спорили с ним по поводу методов лечения.

– Так шаман – это вы, а не Пабло, – догадался я.

– Да, – кивнул Руис. – Уезжая, я подарил ему ожерелье, чтобы он не забывал о родной земле и обычаях нашего народа. Это старинная вещь, передававшаяся из поколения в поколение. Отец говорил, что когда-то она принадлежала великому герою, и наш род ведется от него.

Видя, насколько опечалился старый индеец после его рассказа, Ник начал снимать с шеи ожерелье, чтобы вернуть ему, но тот жестом остановил его.

– Нет, оно должно остаться у тебя. Пабло отдал его тебе не только из-за того, что ты спас его. Значит, на то у него были и другие причины.

– Какие? – Ник удивленно посмотрел на индейца.

– Я не знаю, – он развел руками. – Возможно, духи велели ему поступить так.

– Духи? – Ник с сомнением посмотрел на старика.

– Иначе я не могу объяснить его поступка. Слишком дорога для нашего рода эта вещь, – ответил Руис. – Если вы расскажете мне все, что произошло с вами в Мексике, может быть, я смогу найти ответ на твой вопрос.

Мы с Ником переглянулись. С одной стороны, было опасно говорить индейцу о наших проблемах, но в то же время, не зная о том, что нас преследует столько людей, он мог случайно рассказать о нас кому-нибудь. Старик казался хорошим человеком и явно был благодарен нам за спасение своего брата. Кроме того, он был дружен с Мигелем и знал, что мы спасли его дочь. Индеец вызывал доверие, а нам нужен был друг в этих диких краях, способный помочь выжить и выбраться отсюда. Поэтому мы решили рассказать ему все без утайки. О наших похождениях в Канкуне, о Камиле и панамке, о драке на кампечийской аллее и порезанном животе, о снах Ника и Длинном с его сапатистами, о бегстве из полицейского участка… Старик внимательно слушал, а когда мы закончили, некоторое время сидел в глубокой задумчивости, после чего сказал, что ему надо посоветоваться с духами.

Руис достал из своего мешка какие-то травы, растер их ладонями в порошок и, бросая щепотки полученного зелья в костер, начал тихо петь. Его голос то затихал, то становился громче, тело ритмично покачивалось, а зрачки начали закатываться под веки. Я первый раз видел, как человек входил в транс, и зрелище это производило жуткое впечатление. Мы сидели с Ником, завороженно глядя на шаманский ритуал лакандона. Старик упал на землю возле костра, и его тело начало изгибаться так, что, казалось, сейчас переломается сразу же в нескольких местах. В какой-то момент я даже испугался, что он может убить себя. Пот градом струился по его лицу, а судорожно растопыренные пальцы цеплялись за мягкую землю, оставляя на ней глубокие, длинные следы, будто от когтей хищного зверя. Неожиданно его тело обмякло, и шаман начал что-то быстро говорить на непонятном нам языке. Губы его оставались неподвижными, но утробный голос, казалось, выходил из каких-то глубин… Через несколько минут старик затих, порядком перепугав нас. Ник даже спросил меня, не умер ли он, но вскоре шаман пришел в себя, поднялся и сел у костра, стирая с лица пот.

– В сельве происходит много событий, понять умом которые невозможно, – устало начал говорить он. – Сельва… она все такая же, как и тысячу лет назад. Здесь все иначе, чем в том мире, где господствует человек. Иначе, потому что здесь живут духи. Много разных духов. И зачастую они вершат человеческие судьбы. Они не могут напрямую говорить с людьми, но способны посылать им знаки, наставляя на истинный путь, или говорят с ними через избранных ими людей – шаманов и тех, кто умеет слышать голоса. А иногда они приходят во сне, как это случилось с Ником. Духи бывают злыми, и они насылают всевозможные беды и болезни. Но есть еще добрые духи, которые помогают людям. Между добрыми и злыми духами идет постоянная борьба. Но даже добрый дух может разгневаться на человека, если тот поступает скверно. Вас ведет добрый, но очень разгневанный дух. Он защищает вас от беды, пока вы следуете по пути, указываемому им… Большего я вам сказать не могу.

19 января 1904 года

«Я дошел! Наконец я достиг цели своего долгого и мучительного путешествия. Я стою на берегу огромного озера, в центре которого вижу искомый мной остров. Словно молчаливые стражи прошлых эпох, возвышаются на нем величественные пирамиды. Именно там, согласно легенде, сокрыта величайшая реликвия, способная даровать магическую силу страждущему. Мне же она дарует безбедную старость. Близится ночь, и сегодня уже не представляется возможным добраться до вожделенного острова, но завтра утром я построю плот и еще до полудня окажусь там».

– Чужеземцы скоро нагонят Балума, – сказал Чимаю подошедший Ах-Той. – Мы можем опоздать.

– Тогда в путь. – Чимай оторвал взгляд от катящихся вниз по сакбе голов.

– Неподалеку отсюда протекает быстрая река, – раздался за их спиной голос Кина. – Она течет вдоль сакбе, и если мы поплывем по ней, то сможем нагнать Балума раньше, чем его схватят белокожие.

– Мы потеряем время, строя плоты, – Чимай повернулся к Кину. – Лучше не рисковать.

– Нам не придется строить плоты. Там, – он указал рукой на заросли сельвы, – прямо у реки стоит маленькая деревушка, где мы сможем взять пирогу.

Как и говорил Кин, деревушка оказалась совсем рядом. Хижины лепились друг подле друга, возвышаясь над землей на высоких, прочных сваях так, чтобы в сезон дождей выходящая из берегов река не затопила их. Жители ее были рыбаками, обменивавшими свежую и вяленую рыбу на маис и прочие товары у земледельцев. Несколько больших и малых пирог сиротливо притулились к хижинам своих хозяев, а на высоких распорках сушились плетеные сети. Мальчишка, охранявший от вороватых птиц и обезьян коптившуюся на слабом дыму рыбу, первым заметил вышедших из леса воинов и испуганно закричал. Как и повсюду, случалось, что и в эту глухую деревушку порой забредали вражеские отряды, грабившие, убивавшие и уводившие в рабство ее обитателей. Но возникший было переполох быстро прекратился, когда вышедший вперед Кин прокричал, кто он и зачем пришел. Его хорошо знали здесь, а потому гостей приняли радушно, сразу же предложив еду и питье. Но Кин покачал головой, поблагодарил за оказанное гостеприимство и объяснил цель своего визита.

Столпившиеся вокруг жители деревушки с ужасом в глазах слушали его короткий рассказ о зверствах белых чужеземцев и мужественных гонцах-чонталях, направлявшихся в Лакамтун.

Они будут рады помочь, сказал седовласый старец и указал на пироги, позволяя выбрать любую. Кин достал из висевшего на поясе мешочка горсть бобов какао[23], желая расплатиться за лодку, но старец жестом показал, что платы он не возьмет.

– Прими лодку в дар от нас, – сказал он. – Негоже наживаться на помощи давним друзьям, оказавшимся в такой беде. Но будьте осторожны на нашей реке, она чрезвычайно опасна.

Кин не стал терять времени. Еще раз сердечно поблагодарив жителей рыбацкой деревушки, он отобрал самую большую пирогу, способную вместить весь его отряд, и приказал воинам перетащить ее к воде. Когда все погрузились в нее, он еще раз выкрикнул слова благодарности, призывая богов позаботиться об обитателях деревушки и даровать им благополучие и легкую жизнь.

Длинная, выдолбленная из цельного ствола большого дерева пирога скользнула по воде от берега, и гребцы налегли на весла. Их сильные руки работали без устали, выводя тяжелую лодку на середину реки, где течение было наиболее быстрым, и вскоре деревушка скрылась из виду. Через некоторое время река стала уже, течение сильнее, а на поверхности неожиданно возникали огромные валуны, но гребцы ловко лавировали между ними, избегая опасных теснин. Сидевший на носу пироги индеец вдруг резко вскочил на ноги, едва не перевернув ее и что-то крича, – из-за шума бурлящей реки разобрать его слова смогли только сидящие рядом – начал показывать рукой вдаль.