С другой стороны, имеются еще и такие факты: летом после долгих колебаний Бруно отказался от своей работы в Харуэлле и перешел в Ливерпульский университет (он должен был приступить к своей новой работе в январе 1951 года). 22 августа, за девять дней до отъезда из Рима, Бруно виделся со своим братом коммунистом и его женой; говорят, что после этого свидания настроение его изменилось.

Со времени исчезновения семьи Понтекорво прошло теперь уже больше трех лет. Никто от них не получил ни слова. Никто их не видел. Родные их уверяют, что им ровно ничего о них не известно. Никаких обвинений к Бруно английские власти не предъявляли. Если даже в Англии имеются какие-то изобличающие данные, на основании которых можно было бы его обвинить, то существование этих данных не стало достоянием гласности. И подумать только, что все это происходит в двадцатом столетии!

— Циклотроны, наподобие египетских пирамид, может статься, войдут в историю в качестве примера не имеющих никакого назначения монументов, — сказал Энрико. Прошло уже почти девять лет с того знаменательного дня, как наши физики впервые запустили атомный котел под западными трибунами стадиона.

На другой стороне улицы, где стоит эта подделка под средневековый замок, вырос теперь целый ансамбль зданий, таких новеньких, чистеньких и изящных по сравнению с этим запущенным, полуразвалившимся замком — это научно-исследовательские институты и здание ускорителей.

Гигантский циклотрон Чикагского университета был сооружен в низком длинном здании ускорителей. В тот день, когда Энрико заговорил со мной о циклотроне, его только что запустили, спустя четыре года после того, как начали строительство, — в июле 1947 года. Энрико волновался и радовался, как ребенок, которому подарили новую игрушку. Он так долго о ней мечтал, и, оказывается, она даже лучше, чем он думал! Все это лето 1951 года он «играл» в свой циклотрон с утра до вечера. Циклотрону позволялось даже нарушить весь распорядок его дня.

— Циклотроны и пирамиды! — возразила ему я. — Что за странное сравнение! Ну что у них общего?

— И то, и другое — явная победа человека над грубой силой материи. И то, и другое построено без всяких финансовых соображений о выгоде.

Действительно, это было так. Пирамиды воздвигались, чтобы тешить фараонов при жизни, льстить их тщеславию и хранить царственные тела после кончины. Циклотроны позволили человеку сделать еще один маленький шаг вперед на пути познания. И циклотрон, и пирамида — поистине это монументы, которые не сохраняют своего полезного назначения!

Сотни тысяч рабов строили великую пирамиду Хеопса; из каменоломен в соседних горах до места постройки на веревках, врезавшихся в голые плечи, волокли они на полозьях или на катках громадные глыбы по две с половиной тонны каждая.

Постройка гигантских циклотронов через пять тысяч лет после пирамид, в наш век машин, была, конечно, не таким тяжким подвигом, но все же это было крупное достижение, требовавшее большого технического мастерства. Готовых циклотронов в продаже не существует, и это еще одна черта, сближающая их с пирамидами.

Первый гигантский циклотрон был построен отцом всех циклотронов Эрнестом Лоуренсом на холме близ Беркли, в Калифорнии, тотчас же после окончания второй мировой войны. Лоуренс считал, что безопасности ради циклотроны лучше устанавливать подальше от человеческого жилья, потому что от такого огромного циклотрона, когда он работает, исходит смертоносное излучение. Другие университеты тоже предпочитали строить циклотроны не у себя на территории.

Но чикагские физики народ ленивый. Им хотелось, чтобы циклотрон был всегда под рукой там, где они вели всю работу и где они преподавали. Надо только создать надежную защиту и для тех, кто будет работать с циклотроном, и для людей, живущих поблизости. И они решили строить циклотрон в глубокой шахте, гораздо ниже уровня улицы, чтобы большая часть излучения поглощалась почвой, а для более надежной защиты весь циклотрон заключить в толстые железобетонные щиты.

Весь план здания ускорителей разработали, исходя из этого проекта. В здании оставили достаточно места для ускорителей других типов, затем шла шахта, где должен был сооружаться циклотрон, и длинная платформа, на которой можно было установить громадный кран, способный поднимать сотни тонн сразу.

Рассчитывали, что одна из крупных промышленных фирм построит циклотрон для Чикагского университета.

Но ученые никак не могли сговориться с промышленниками насчет своего проекта. Фирма запросила слишком большую сумму, переговоры затягивались, время проходило без толку. Герберт Андерсон — натура стремительная — любил, чтобы мысль сразу воплощалась в дело, и он решил сам построить этот циклотрон.

— А что эти промышленники вообще понимают в циклотронах? — возмущался Герберт. Ему же придется давать им все спецификации и наблюдать за работой. Он и сам может отлично строить!.. Андерсону пришел на помощь и работал вместе с ним еще один физик, Джон Маршалл. Научно-исследовательское управление морского министерства оказало им щедрую финансовую поддержку. Часть расходов взял на себя город Чикаго. В итоге чикагский циклотрон обошелся в два с половиной миллиона долларов — ненамного более того, что было истрачено на содержание рабов, строивших пирамиду Хеопса.

Основные части циклотрона — это огромный магнит и металлическая коробка. Коробка чикагского циклотрона такая громадная, что в нее можно насыпать триста бушелей[33] зерна. Однако в этом пространстве ничего нет, там пусто. Вернее, даже более чем пусто: девять больших вакуумных насосов выкачивают оттуда воздух. Частицы, которые следует ускорить, вводятся в эту коробку. Магнит отклоняет их от прямолинейного движения и удерживает их внутри коробки, а в это время поле высокой частоты заставляет их двигаться все с большей и большей скоростью.

Магнит чикагского циклотрона состоит из стального сердечника и медной обмотки. Когда через обмотку пропускают электрический ток, стальной сердечник намагничивается. Магнит весит две тысячи двести тонн, то есть почти в сорок раз больше, чем магнит циклотрона, построенного Лоуренсом в тридцатых годах.

Секции сердечника были изготовлены пенсильванской фирмой «Бетлеем-Стил». Каждая из них весит восемьдесят тонн. На товарную станцию Чикаго был подан особый кран, который перетащил их с железнодорожной платформы на специально заказанные для них гусеничные платформы. Когда груз водрузили на платформы и они двинулись, их старались, где возможно, пускать по трамвайным рельсам, опасаясь, что не выдержат мостовые. Когда в здание ускорителей привезли первые секции, там уже собралась целая толпа — представители городского управления, которые дали разрешение на проезд этих махин по улицам, представители разных коммунальных предприятий, газовых и электрических компаний, хозяйство которых, находившееся под мостовыми, могло пострадать, полисмены и фотографы. На спуске к зданию ускорителей платформы придерживали тросами и лебедками; их чудовищный груз заставлял опасаться за самые надежные тормоза. Три часа ушло на то, чтобы ввести в помещение первую секцию.

Магнитная обмотка сделана из двухдюймового медного провода квадратного сечения с отверстием посредине, по которому пропускается вода для охлаждения металла. Длина провода четыре с половиной мили, а в отверстие свободно входит большой палец руки. Медные брусья и металлическая коробка были изготовлены на нью-йоркской верфи. Ни то, ни другое нельзя было отправить по железной дороге, настолько это было громоздко; их погрузили на две баржи и отправили по каналу в Буффало.

Там их перегрузили на фрахтовое оперное судно, доставили в Чикаго по озеру и под сильным полицейским конвоем повезли к зданию ускорителей по самым широким улицам, откуда заранее угнали со стоянок все машины.