Полный раскаяния, Рамирес схватил ее за руку и упал на колени; она высвободилась резким движением.

— Нет! Нет! — продолжала она тем же скорбным голосом. — Ступай к ее брату, на розыски которого ты потратил столько усилий. Иди к нему, отдай ему эту бумагу, которая у тебя в руках. Расскажи ему, как ты украл эту бумагу у его сестры, скажи, что его сестра — самозванка, что она мать незаконного младенца. Еще скажи, что, отдавая ему эту бумагу, ты тем самым отнимаешь последнюю надежду у женщины, которую несправедливо оскорбил и покинул муж, у женщины, проехавшей много тысяч миль, чтобы получить во владение собственность мужа, на которую она имеет моральное право. Да, да, расскажи ему все, и этот человек, хороший, добрый человек, как ты его описываешь, радостно откроет тебе свои объятия. Не забудь еще добавить, что этот документ не дает ему никаких прав на владение землей, потому что, если ребенок его сестры жив, собственность, по закону, принадлежит ребенку. Под конец покажи ему еще доклад, где обе его сестры объявлены умершими, а его собственное существование поставлено под вопрос, и он поймет, сколь многим он тебе обязан!

— Прости меня, — простонал Диктор, изнемогая от раскаяния и от восторга перед умом этой женщины. — Прости меня, Жюли! Я трус. Я раб. Я неблагодарное животное. Я сделаю все, как ты прикажешь, Жюли, все, как ты прикажешь!

Госпожа Деварджес удовольствовалась одержанной победой; она знала, что этого неуравновешенного человека нельзя доводить до крайности. «Тс-с!» — сказала она и не оказала сопротивления, когда Рамирес привлек ее к себе.

— Послушай, Виктор, что я скажу, — начала она после короткого молчания. — Тебе ни к чему бояться этого человека. Пойми, он незаконно захватил мою собственность, землю, на которую я имею неоспоримые права. Я никогда не признаю его своим братом. Кто сможет удостоверить, что он действительно Гэбриель Конрой? Его сестра не посмеет выступить в его защиту, а если выступит, ты под присягой покажешь, что когда она явилась в миссию, то назвалась другим именем. Кто поверит этому брату, отстаивавшему свои корыстные интересы, когда ты ясно засвидетельствуешь, что Грейс Конрой, которая явилась в миссию, — это я, а Питер Дамфи покажет, что знал меня еще в Голодном лагере.

— Питер Дамфи? — спросил изумленный Рамирес.

— Да, Питер Дамфи! — подтвердила госпожа Деварджес. — Когда я призналась ему, что не имею юридических прав на наследство доктора Деварджеса потому, что разведена с ним, и рассказала о твоем плане, Дамфи сказал, что он выступит на суде и удостоверит, что я действительно Грейс Конрой. Пока ты выискивал новые препятствия, Виктор, я добилась кое-каких успехов.

— Прости меня! — Схватив ее руки, он стал покрывать их страстными поцелуями. — Я мчусь. До свидания!

— Куда? — спросила она, поднимаясь.

— В Гнилую Лощину.

— Нет. Сперва присядь. Послушай, что я скажу. Ты поедешь сейчас в Сан-Франциско и расскажешь Дамфи обо всем, что ты узнал. Возможно, нам придется взять адвоката, но до этого надо разведать силу противника. Ты должен во что бы то ни стало выяснить, куда девалась эта Грейс. Поезжай в Сан-Франциско и посоветуйся с Дамфи. Я буду ждать тебя здесь.

— Но ты здесь одна, без всякой защиты. Кругом мужчины…

В глазах Рамиреса замелькали искорки недоверия и ревности.

— Для нашего дела более опасны женщины. Неужели ты не веришь мне, Виктор? — спросила она, ослепительно улыбнувшись.

Он кинулся бы к ее ногам, но она остановила его, погрозив пальчиком и бросив лукавый взгляд на перегородку.

— Значит, мы обо всем договорились. Счастливого пути! Одну минутку. Этот Гэбриель женат?

— Нет.

— До свидания.

Смуглое, взволнованное лицо мексиканца мелькнуло в дверях, и он исчез. Вскоре из 92-го номера, по соседству с номером госпожи Деварджес, раздался резкий звонок.

Грубиян коридорный постучался в дверь и вошел, став сразу очень почтительным. Относительно этого постояльца у него сомнений не было. В 92 — м номере жил мистер Джек Гемлин, известный всему городу профессиональный игрок.

— Какого дьявола я должен тебя ждать? — спросил Джек, свешиваясь с постели и хватаясь с угрожающим видом за колодку для снимания сапог.

Коридорный пробормотал что-то в свое оправдание.

— Подай горячей воды.

Коридорный кинулся было выполнять приказ, но Джек остановил его, применив для этой цели краткое, но сильное выражение.

— Сперва я жду тебя целую вечность, теперь ты норовишь улизнуть. Кто был сейчас в соседнем номере?

— Не знаю, сэр.

— Узнаешь и сообщишь.

Он швырнул коридорному золотую монету, потом взбил подушку и отвернулся к стене. Коридорный медлил; Джек рывком повернулся к нему.

— Еще торчишь? Какого дьявола?

— Прошу прощения, сэр, вам что-нибудь известно об этой даме?

— Нет, — сказал Джек, приподнимаясь на локте, — ничего не известно, но если я хоть раз еще увижу тебя под ее дверью, как это было пять минут назад, я… — И мистер Гемлин, понизив голос, пояснил собеседнику, что намерен насильственным путем лишить его некоторых жизненно важных частей организма. — Вон отсюда!

После того, как дверь за коридорным захлопнулась, мистер Гемлин еще добрый час пролежал молча в постели. Потом поднялся и стал не спеша одеваться, напевая при этом (по своей всегдашней привычке) редким по красоте тенором, хорошо знакомым всем его близким друзьям. Напевшись вдоволь и завершив туалет, он достал миниатюрный револьвер с ручкой из слоновой кости и сунул его в жилетный карман по соседству с некоей любовной записочкой самого трагического содержания, потом увенчал свою красивую голову цилиндром, сдвинув его, быть может, несколько более набекрень, чем обычно, и вышел из номера. Он сильно хлопнул дверью, прежде чем повернуть ключ, перегородки задрожали от толчка, и дверь, ведшая в номер его очаровательной соседки, распахнулась. Машинально подняв голову, мистер Гемлин увидел, что дама стоит, прислонившись к шифоньерке, и прижимает к глазам платочек. Джек перестал петь и степенно спустился с лестницы. Коридорный, стоявший внизу, почтительно прикоснулся к шляпе.

— Он нездешний, сэр.

— Кто нездешний? — холодно вопросил мистер Гемлин.

— Тот человек.

— Какой человек?

— А тот, о котором вы спрашивали.

Мистер Гемлин не спеша достал сигару, зажег спичку, затянулся два раза, после чего, пристально глядя на коридорного, сказал:

— Я ни о ком тебя не спрашивал.

— Я думал, сэр…

— Никогда не напивайся с утра, Майкл, — сказал мистер Гемлин, не сводя с коридорного своих темных глаз. — На пустой желудок это производит ужасное действие. Послушайся меня, пей после обеда.

Критические замечания миссис Маркл, услышанные им в передаче Олли, всю ночь тревожили сон Гэбриеля, и, когда он, вставши рано утром, подошел к столу и принялся рассматривать починенные накануне вещи, у него не было вчерашней уверенности в себе.

— Может, оно и верно, что я не умею присмотреть за малюткой, — бормотал он себе под нос, укладывая одежду Олли на стул перед ее кроваткой, девочка еще спала. — Вещички, правда, крепкие, да и материал отличный, что и говорить, но, пожалуй, староваты, да и, как говорится, из моды вышли. Тебе, бедняжечке, конечно, невдомек, — заявил он, адресуясь к кудряшкам и раскрасневшимся во сне щечкам почивавшей Олли, — но, наверное, эти пострелята дразнят тебя. Поселок просто кишит новыми людьми, — продолжал размышлять вслух Гэбриель, — целых три семейства за полгода, просто нашествие какое-то. И ко всему — миссис Маркл! — Гэбриель залился краской, хоть и был один в собственном доме. — Подумать только, девчушке нет еще полных девяти лет, а она такое мне толкует об этой вдове! Ну и ну! А я-то из-за Олли даже думать зарекся о подобных делах; и все для того, чтобы не пускать в дом постороннюю женщину, которая станет над ней командовать.

Когда они сели за свой нехитрый завтрак, Гэбриель с беспокойством отметил кое-какие странности в туалете Олли, ранее не привлекавшие его внимания; смутили его и манеры сестры.